Жесткие языковые игры на 178 страниц, написанные от лица дифференцирующего через полимерный грамматофон девианта.
(Вячеслав Курицын, "Октябрь")
Роман о всепожирающей силе страсти, которая не может быть удовлетворена, потому что дело не в том, на кого или на что она направлена, а в том, кто ощутил ее в себе как огонь, все выжигающий внутри.
(Дмитрий Кузьмин, "Литературная газета")
Встреча в Градчанах Уильяма Берроуза и Джона Ди.
(Алекс Керви)
"Кодекс гибели" - роман блестящий с точки зрения изящной словесности, роман 1999 года в номинации "самое литературное литературное произведение"
(Яна Боцман, "Гендерные исследования")
Приятно иметь книгу, которую можно читать с любого места. По двум соображениям: во-первых, эстетическим и, во-вторых, по причине того, что сюжет как таковой уже жутко надоел. "Он, она, ушли, пришли, сказали, сделали, ну, потом она его бросила. Или умерла". Нудно. И, удовлетворяя наш, хотя и невысказанный, но тем не менее запущенный в открытый космос запрос, небольшое, но стильное московское издательство Tough Press, порадовало нас книгой "Кодекс Гибели". Автор книги конспирологически назван Frater DV. Frater в lingo ордена тамплиеров означает "брат. DV - инициалы автора, вот уже несколько лет пребывающего на ПМЖ в Праге. Типичная кодексовская фраза: "Рассказ назывался Туман, но назойливо повествовал о ебле". Основные герои - Рем (тот самый, от которого Гитлер избавился) и сперма. Хочется сказать что-то типа: "Так что можете сами себе представить", - но именно этого-то мы сказать и не можем, в чем, собственно, и плюс издания. Рекомендуемая норма чтения для поддержания хорошего жизненного тонуса и создания атмосферы здравого цинизма: 4 страницы ежедневно.
"Медведь"
"Кодекс гибели" - один из любопытнейших в нашей словесности образчиков воспаленного
гомосексуального эстетизма, не щадящего ни приличий, ни морали
вообще, ни истории, ни даже здравого смысла. Находящего удовольствие в этом
отсутствии жалости. Плоть книги - словесная ворожба вокруг довольно
банальной вещи - однополого коитуса, разукрашенного, впрочем, всякой всячиной:
сатанизмом, "голубым" периодом истории нацистского движения,
кинематографическими пейзажами и мизансценами, ворохом красивых и ужасных вещиц.
"Кодекс гибели" мастерски интонирован; безусловно, он сочинен
поэтом и предназначен для чтения вслух, а не глазами. Длинные перечисления,
риторические и нравоучительные пассажи, перебиваемые короткими
восклицаниями на непонятном энохийском языке, изобретенном (открытым?) автором:
"Quasb!", "Agios o Atazoth!". Честное слово (чуть не написал
"ей-богу!"),
не хочется прозревать за всем этим никакой настоящей мистики, истинного сатанизма;
хотя очевидно - "Кодекс гибели" есть попытка анти-Евангелия
(равно как
и "анти-Корана" с примесью "анти-бусидо") - ведь Евангелие, в общем-то, "Кодекс
Спасения". Главное, что раздражает в этой мастерски написанной
книге, -
назойливое стремление (как бы походя, невзначай) оскорбить как можно больше
святынь, нарушить максимум табу, наговорить (как бы) неслыханных
дерзостей.
В этом у Fr. D. V. есть предшественники, предки (в разной степени родства) -
ругачий Селин, яростный Жене, болтливый Берроуз.
Кирилл Кобрин, "Новый мир"
Сквозной мотив "Кодекса гибели" - переодевание, оборотничество, принц и нищий, меняющиеся местами в социальной (и сексуальной) иерархии. Невинный, детский сюжет-наживка, на который накручивается зловещая инициация в неонацистский, человеконенавистнический миф с садо-мазохистской и одновременно оккультной подоплекой. Влияние де Сада особенно заметно: как и у "божественного маркиза", повествование строится вокруг словоизлияний собравшихся на "семинар" персонажей, и все происходящее в тексте, по существу, вязь их переплетающихся монологов. Такое обрамление необходимо, чтобы перевести пронизывающее текст насилие в режим "забалтывания" и еще раз подчеркнуть его словесную, чисто языковую природу (язык - вот кто главный фашист, говорит Барт). В итоге рождается гремучая, бестиальная смесь, упакованная в рафинированную форму комиксов с их галлюциногенной логикой монтажа, "опускающей" любую, самую пафосную тему. И в то же время, за счет формальной склейки путем "опущенных звеньев", возвышает само письмо, делает его "поэтическим".
(Александр Скидан, "Петербург на Невском")
РОМАН ВОШЕЛ В ШОРТ-ЛИСТ ПРЕМИИ АНДРЕЯ БЕЛОГО ЗА 1999 ГОД