Литературное творчество сродни возгонке: чем меньше
конечного продукта, тем крепче пробирает. Маленькая повесть
"Призрачный шанс", может быть, и не превосходит романы
Берроуза по текстовому драйву, но, как теперь говорится,
вставляет не слабо. Если свести высокое безумие к идеям, то выходит совершенный
Гринпис: нехорошо человеку обижать животных и растения, которые
и древнее, и чище. Текстовая модель и подавно традиционна:
слабый и обиженный может крепко сдачи дать. Но к клокочущему
экстазу Берроузова письма все это имеет весьма опосредованное
отношение. Зато: "Среди самых смертельных - растения-паразиты, растущие в
человеческой плоти, например, Корни. Эти Корни прорастают во
внутренности и железы, обвиваются вокруг костей, лозы
поднимаются у жертвы в паху и подмышках, зеленые ростки
выскакивают из головки члена, усики высовываются из ноздрей,
выбрасывая смертоносные семена, разлетающиеся по ветру, шипы
разрывают глаза, яйца опухают и взрываются корнями, череп
превращается в цветочный горшок для красивейших орхидей,
которые растут поверх мертвых глаз, а кожа медленно
затвердевает в кору".
Ex Libris, май 2000
Как-то так получается, что самые мрачные писатели, сумасшедшие, наркоманы,
социопаты и ниспровергатели ценностей говорят самые светлые вещи. В этой
книжке есть всё, за что мы любим Берроуза.
Поле.ru
Дмитрий Волчек продолжает одаривать русского
читателя опавшей листвой с довольно странных баобабов Берроузовой прозы. Теперь - речь
не о кошках, а о лемурах. "Народ Лемуров старше,
чем Homo Sap, намного старше. Их возраст насчитывает сто шестьдесят миллионов лет,
время, когда Мадагаскар отделился от африканского
континента. Их способ думать и чувствовать принципиально отличен от нашего, он не
ориентирован во времени, они не имеют представления о
последовательности и случайности, эти категории для них противоречивы и непонятны".
Нечто подобное - насчет отсутствия представлений о
последовательности (пространственной, временной) - я уже читал, только не у
американского хулигана, а у скромного аргентинского библиотекаря:
"Спиноза приписывает своему беспредельному божеству атрибуты протяженности и мышления;
в Тлёне никто бы не понял противопоставления
первого (характерного лишь для некоторых состояний) и второго - являющегося идеальным
синонимом космоса. Иначе говоря: они не допускают,
что нечто пространственное может длиться во времени. Зрительное восприятие дыма на
горизонте, а затем выгоревшего поля, а затем
полупогасшей сигары, причинившей ожог, рассматривается как пример ассоциации идей".
Стоило бы, конечно, задаться вопросом, почему столь
разные писатели примерно одного возраста (плюс-минус десять лет) так настойчиво
сочиняли разнообразные Тлёны и Мадагаскары, все эти
Терциусы Орбисы, где блаженно неведомы причинно-следственные связи, где время - не
Река, а Океан, где нет понятия ни о какой
антропоморфности? Отчего вдруг появилась эта Лавка Всевозможных Наркозов На Любой Вкус
- от библиофильского до мескалинного, от
буддистского до алкогольного; от чего хотел забыться тот мир? Ответы вроде "От ужасов
тоталитаризма" или "От ужасов мировых войн" не
принимаются.
Кирилл Кобрин, "Новый мир" №1,2000
