ГАЙ ВАЛЕРИЙ КАТУЛЛ
вольные переводы Анри Волохонского

23.

Нет у тебя, Фурий, ни ларя ни лара
Нет блохи, нет клопа, ни огня нет ни дыма.
Правда есть тятя с половиною, коих
Зубы кремень глодать и дробить могут.
Как привольно жить с этаким папой
И с колодой, влюбленной в такого вот папу!
Не чудо ведь - все вы на диво здравы
И варит брюхо, чтоб жить без страха
Поджога, подкопа иль, скажем, обвала
Да дел коварных: угрозы отравы
И прочих тягостных испытаний.
Теперь тела ваши копыта крепче
Тверже рога от засухи вечной
Бескормицы-глада и жара и хлада
Так в чём же дело и чем тебе плохо?
У вас во рту все высохли слюни
Слёзы в глазах и в ноздрях возгри
Слизи нет в лёгких и мокроты мокрой
Очко твоё чище столовой солонки
Гадишь ты в год раз десять, не чаще
Окостенелым сухим горохом
В руку бери - следа не увидишь
Три о ладонь - не испачкаешь пальца.
Так что всё, Фурий, с тобою в порядке
Все процветают и это не мало!
Только ты мелочь прекрати клянчить
Брось, перестань, и так тебе хватит.


25.

Педрила Талл, пухлый как пух крольчачий
Как сеть паучья провислый, висячий
Как старца елдак, как мозг гуся щуплый
И ты же, Талл, алчней свирепого шквала
Чуть зазевается кто по пьянке -
Отдай халат мой, который спёр ты,
Да шарф, да шлепанцы - расписное диво
Из дальних стран, где дед не бывал твой.
А не вернёшь, так я разрисую
Бока твои дряблые - берегись и бойся -
Кнутом, и наглую харю расквашу
И станешь сам ты словно в шторм судно
Что носит в волнах неистовый ветер.







32.

Милая ты моя Ипситилла,
Моя нежнейшая, моя прелестная,
Хочешь, зайду к тебе пополудни?
Только смотри, чтоб дверь кто не запер
Да и сама сиди себе дома,
Никуда не ходи, а смотри в окошко.
Мы тобой трахнемся девятикратно,
Об этом тебя умоляю всем сердцем
Трепетным и прошу душою,
А не то - понаделаю дыр я
Как в плаще, так и в поддёвке.


93.

Нимало не ведаю Кесарь ты, что за лицо ты -
Бел ты иль чёрен ты даже и знать не хочу.


2.

О воробьюшенька моей печали! -
С кем она ку-ку меж грудей нежа
Да клевать давая страсть как пылко
А ему бы только вертеть шеей,
Ты куда куда спешишь, глупый,
На жаровне разве избежать жара? -
Видно моя радость (не скажу боле)
Хочет да хохочет да вовсе не может...
Лишь с воробьюшею ей осталось
Попусту тешить скорбную душу.


3.

О рыдай, Венера, и с нею Аморы,
Плачьте все благовоспитанные люди,
У моей подруги воробей скончался -
Помер у моей девицы воробьюша,
Коего она нежно обожала,
Как зеницу ока. Как девочку мама
Знал и воробеюшка мою девицу:
Только на владычицу весело пищал он,
Прозрачного меда пчелиного слаще
Скакал он по нежной по ее утробе.
А ныне ушел он в то мрачное место,
Откуда никто никогда не вернется.
То мрачное место зовется пастью
Ада, что воробьюшеньку милого слопал,
Бедного нашего съел воробьюшу.
О злобный рок! О воробьюнишка-пташка!
Из-за горькой судьбы твоей печальной
У красотки веки алые раздуло.


77.

Руф, ты меня обманул своим дружеским расположеньем.
Что говорю - обманул? Просто свирепо надул.
Ловко подполз словно пакостный гад ядовитый,
Всё дорогое сожрал - ах и увы, увы и ах.
Ядом утробу прожег, этой вредной отравой -
Дружба, выходит, твоя косит как черная смерть.


82.

Квинтий, раз хочешь в глазах ты быть дорог Катуллу,
И если дорог тебе твой замечательный глаз,
И если знаешь ты тоже всех глаз что дороже,
Не отбивай у меня то, что дороже чем глаз.


56.

Смех да и только! Ну и веселье!
Право, Катон, откровеннейший хохот,
Сплошные улыбки Катону с Катуллом.
Слушай, такой вот случай забавный:
Иду и вижу - юнец с девицей
Пилятся - тут я (хихикнет богиня)
Крепкий стимул всадил заодно к ним.


37.

В похабной пивной вашей грязной компании
За номером девять от околпаченной двойни
С блядьми, с блядями (не вам одним ли?)
Где вся ваша кодла трясёт мудями,
Смердит козлом да не оттуда ль?
Сидят рядами - две сотни иль сотня,
Но сотне или хотя бы двумстам вам -
Всем вам отсосать разве не дам я?
Да двери пивной размалюю херами
Так чтоб даже своих не узнать бы,
А всё из-за милой, которая смылась
И там теперь с вами, о любви забывая,
Проводит время поочередно,
А то и разом. Ну что ж, тем хуже
Пусть будет ей же. А вы гнусь, мерзавцы,
Гнилая мелочь, все вы подонки,
И ты, волосан кельтиберийский,
Из самого кроличьего выскочил края,
Егнатий, козёл с густой бородищей,
Который мочой трёт испанскую челюсть.


85.

Возненавидев, люблю. Спросишь - что за безумство? Не знаю.
Чувствую лишь, что этой весь я истерзан пыткой.


26.

Не под зюйд-вестом и не под норд-остом,
Не под Фавонием, не под Бореем,
Нет, под-заложен мой сельский домишко,
Фурий, за тысяч за двести пятнадцать:
Просто страх, как пагубно дует.


38.

Тяжко бедному Катуллу, Корнифиций,
Ей Геракл, тяжко-тяжело мне,
Ей скажу, как плохо мне, о боги!
Даже ты меня не утешаешь,
А к кому тогда и обратиться?
Даже ты ни слова не напишешь,
Я сержусь, но может быть утешишь
Ты меня слезливым Симонидом?


113.

В первый раз в консулы вышел Помпей -
Двое лежали с Муцилией, Цинна.
Стал во второй, а плоды урожайного блуда
Сразу из каждого выросли в тысячу раз.


103.

Верни мне пожалуйста деньги, десять сестерциев, Силон,
И навсегда останься свирепым и неукротимым.
Если же любишь деньги, можешь остаться в своднях,
Но не зовись тогда уж свирепым и неукротимым.


16.

Кто смеет устами, сумеет и задом,
Премерзкий Аврелий и Фурий прескверный!
Вы из-за строчечек малопристойных
Хотите считать меня нежным повесой?
Да будет высокое имя поэта
Чисто. Иное - веселые строки
Стишков, в которых и пряность и прелесть.
Они так нежны, так малопристойны,
Что не юнца - волосатого дядьку,
Коего круп шевелиться не в силах,
Скорее всего доведут до чесотки.
А вам, ошалевшим от целований
И возлежаний, меня ли хулить-то?
Кто смеет устами, сумеет и задом!


21.

Что ты ходишь блудно
Бедный мой Аврелий?
Чувствуешь ли голод?
Или, может, жажду?
Вижу, хочешь слиться
Ты с моим любимым -
Слиться и ссосаться,
Просто присосаться.
Оттого и голод
Оттого и жажда,
Оттого я вижу:
Видно будет тоже
Мальчик голодать мой.


115.

Есть у нашего Уда тридцать гектаров луга,
Сорок гектаров поля, прочее - морские волны.
Всё это превосходит богатства старого Крёза,
У которого было больше, чем воображаешь.
Там вольные вечные волны, леса и поля с лугами
Тянутся к гипербореям до самого Океана.
Всё это величаво, сверх естества огромно,
Правит не человек там, но ужасающий Уд.


108.

Тебя казнят, Коминий, нет никакого сомненья
В том, что погибнешь ты гнусной, позорной смертью.
Старец, не сомневайся, это судьба. Вначале
Лживый язык твой подлый - им гриф завладеет алчный,
Выклюет мерзкое око мрачный, жестокий ворон,
Кишки растащат собаки, волк - все прочие части.


98.

Всё, что о тебе можно сказать, о протухлый Виктий,
Будет, как сам говоришь ты, многословно и глупо.
Ты языком ведь можешь, если захочешь пользы,
Вылизать зад или просто сыромятную обувь.
А если желаешь зла нам, молви одно лишь слово,
И все мы тут же исчезнем от этой причины малой.


10.

Вар меня познакомил со своею девицей.
Я как-то зашел к ним из любопытства -
Поблядушка, конечно, но мне показалось,
Собой недурна и не без воспитанья,
Городская девушка. Мы поболтали,
Я рассказал, как в Вифинию съездил,
Да без толку - пустое времяпрепровожденье.
Спрашивает: "А что руководство?"
"Да не руководство, - я в ответ, - а рукоблудство,
Претор - ему только чтоб теребили, а свита
Немногим лучше. Всё говорит: У нас важное дело.
А какое дело? Чем оно важное? Мы ж свои люди.
Ну как так можно!" Снова спрашивает:
"А бурлаков-то, носильщиков этих хотя бы вывез?
Знаешь, говорят, они в Вифинии в моде".
Тут мне присвистнуть, пыль в глаза пустить захотелось:
"Мужиков-бурлаков? Да уж конечно,
Этих-то вывез, рослые парни,
Сильные руки, крепкие ноги,
Как на подбор, все - говорю - восемь,
Хоть и бедна провинция, но обзавелся".
И тут она, не сходя с места: "Слушай, Катулл,
Одолжи бурлаков. Видишь ли, мне к Серапису надо
На пару дней, хочу чтоб к храму с комфортом
Они меня поднесли на носилках".
Ну что тут скажешь? "Слушай, красавица,
Эти ребята, собственно говоря, не мои,
Гай Кинна купил их, дружок мой старинный,
Так что они-то, хоть не мои, однако же как бы
Вроде того что мои, но всё же не очень".
Вот такими словами я еле-еле отговорился,
Сгладил неловкость, попрощался и к дому
Двинул. Ну до чего же бесстыжая баба!
На минуту расслабиться не позволит.



10.

О Азиний, Ослуша Маррукинский,
Что нечестно поигрываешь левой?
Ты тряпье у товарищей таскаешь
И салфетки хозяйские уносишь.
Это даже вовсе неприлично,
Если ты меня не хочешь слушать,
Так спроси у брата-Поллиона:
Он бы рад уплатить, чтобы не слышать,
Как ворует вороватый братец,
Хоть талант - вот то-то суета-то...
Деньги - что? И разве дело в деньгах?
И не думай - дело вовсе не в деньгах тут.
Отдавай платочек сетабийский,
Отдавай испанскую тряпицу -
Дар Верания и дар Фабулла:
Носом дунешь - сразу вспоминаешь
Вераньолу моего с Фабуллом.


9.

Вераний вернулся - танцуйте, братья!
Вернулся друг мой - так пляши, мамаша!
К родному дому и с окном и с дверью
Он возвратился из Испании дальней.
С нами он снова, о милый Вераний,
С тобой мы сядем обнявшись, друг мой,
Посидим поболтаем о народах, о нравах
И о дороге да и о погоде...
Он всё мне,право, он всё мне расскажет
Вераний верный - что может быть лучше
Обнять ему шею и чмокнуть в щёчку.




14.

Не был, Кальв, бы ты мне дороже ока,
То за эти бесценные подарки
Я б воздал тебе Ватиньевым взвизгом.
О поэты! О, из какой помойки
Вас достал-добыл добрый мой приятель?
Где искали вас? Брали вас откуда?
Может книжки обрёл ты в рыбной лавке,
А листы тошнотворных стихотворцев
Взял ты в дар ты от буквоеда Суллы?
То ведь всем же известный зависала -
Может сам же их выкопал он где-то,
Перебрал, а потом сложил их стопкой
И тебе передал для издевательств.
Вот такой, говорю, пришел подарок
В Сатурналии, в славные денёчки.
Ты подарка и от меня дождёшься:
Я обследую книжные развалы,
Изучу все запасы у торговцев,
Я Суффена пришлю тебе, Аквина,
Вместе с ними и Кезия впридачу.
Скажешь: гнусность! А сам-то ты что шлёшь мне?
Просто срам, поэтическая низость!
Что же, право, за мерзкая эпоха...


47.

Поркий, Сократион - левая пара,
Всё при Пизоне, при старом Приапе.
Вас-то моим Вераньоле с Фабуллом
Смел предпочесть этот самый, моржовый!
То-то ведь вам носят блюдо за блюдом,
Чашу, конечно, за чашей. Однако
Вечно друзей моих мучает жажда.