АНРИ ВОЛОХОНСКИЙ

ФОМА

УДИВИТЕЛЬНАЯ ПОЭМА О ЗНАМЕНИТОМ
СХОЛАСТЕ
ФОМЕ АКВИНСКОМ
ЕГО УЧИТЕЛЕ АЛЬБЕРТЕ ВЕЛИКОМ
О ИСКУССТВЕННОЙ ЖЕНЩИНЕ
АЛЬБЕРТОМ СОЗДАННОЙ
И ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ
КАК
СКАЗАННЫЙ ФОМА
С НЕЮ СПОРИЛ И КАК РАЗГНЕВАВШИСЬ
ЕЕ ИСПОРТИЛ

Сочинение о 1400 строках содержит в себе три вступления, восемь глав, из коих одна - большая прекрасная картина, и окончательное суждение; а кроме того включает две легенды, тринадцать малых картин, четыре песни, один сонет, одно обращение к читателю, а также вот эти стихи:

Новорожденье - дело не мгновения
От ликованья ломит переносица
Когда подходит срок несвоевременный
Чем тягостней тем легче переносится

Так не браните бедное творение
На лилии вперед не стоит тратиться
Не стоит доски закупать до времени
Погибели отчаянного мастера.
Вступление Первое

К   М у з е


Мой век не ценит пищи тонкой
В тройной цене утробный вой
Берите сумки и котомки
Валите в лавочку за мной

Автоматический механик
Вам вместо цинка сплавит медь
В глаза кокетливая глянет
Полупрокопченная снедь

Кофейный боб в сгущенной банке
Там вот уж сорок лет один
Там смерть естественная в склянке
Маячит где-то впереди

Что прежде было то и будет
Вернется ветер в ранний круг
Нам суждено в одной посуде
Хранить и финики и лук

Морковка близко ананаса
Ему дарит морковный смак
Торговка запахом Парнаса
Благоухает как весна

Она лущит сухие кости
На мир восторженно плюя
В нем нет возможности для роста
Так пусть летает чешуя

Дабы рука не достигала
На завершении колонн
Нетленной гирей идеала
Мерцает вечный эталон


Но там во льду застынут души
И хрустнет глаз и взвизгнет мышь
От совершенства дивной груши
И от воззренья в эту высь

Зачем же Ты сбивая сливки
Колеблешь череп бедный мой
Такой непрочный и пустой
Полуразрушенный и зыбкий?




Вступление Второе

М о л и т в а
святого Франциска Ассизского

                              
Избавь меня
Избавь меня от зрелища пустого края чаши той
              в которой нет монеты милости Твоей
Сейчас, сейчас,
Когда кругом темнеют падая
Лохмотья осязаемых от яркости знамен
Мгновенье сжатых век
Наверно это лучшее мгновение прекрасное
О если бы я видел не мигая
Славы Твоей цветочную лужу
И пруд и ручей дорогой незабудок
Поток
Теперь гремит разматывая цепь
Молотобоец-звездочет
А эти здесь
Вокруг стоят боясь дрожат и словно ждут известия
Теперь час губ которые молчат
Должно быть совершенный час безмолвно сжатых губ
О если бы воздух мой
Мог плавить воск среди цветов златой
Я бы с ними плыл
Над звездами гудящим парусом
И долго тяжко мед их лил дождем
В эти вязкие поля
Тогда земля бы стала кружкой у протянутой руки
Но Ты -- какое серебро сам положил чтобы горело в 
тесный круг?
Какую рыбу кинул нищим в это масло ради мук?
Ты это Ты
Но только как Ты отдал нам побег святой
          древесный мост на берег близости Твоей?
Здесь был он взят и срезан сухо
Здесь меня избавь.



Вступление Третье

К   В е к у


О век тринадцатый, темна твоя наружность...
Смердящий факт что ты существовал
Не стоит веры: выветрен и сужен
Его размер сомнителен и мал
Ты иногда куда-то исчезал
Издалека мерцая блеском чуждым
Как лезвие веселого ножа
Бегущего по звездам светлым краем.
Ряд зримых форм надетый на спираль
Являет гроздь которая свежа
В ничтожной мере. Мы ее съедаем
А не клюем - ведь нет у нас пера
Мы не живем подобием чижа
Трехкратно ложь что мы напоминаем
Пичуг мечтательно крылами дребезжа
Нас разделяет длинная межа:
Мы прах ногой долбим а не порхаем
И кисть вина увидим и глотаем
А не жуем от птахи сторожа
Гоня пришелицу мыча иль громким лаем
В один прием всю ягоду едим -
Как реки трав тот век неповторяем
Как древо рощи век неповторим.
Иные зря моментом дорожат:
Безвкусен ломоть мертвой атмосферы
Как ни гляди в гнусавую трубу
В обратный телескоп четвертой меры -
Мерцает глаз проделанный во лбу
А век невидим, он лежит в гробу
Раскинув ус и выкатив губу -
Тринадцатый, темна твоя поверхность!
А время - никакая не петля
Подобное растит могильный вереск
Скелет-венец берет себе земля
Зубами сходств оскален влажный череп
И с колеса немого палача
Летают к нам опилки и обрубки
Обрывки снов, обломки звонких чаш
(Покойник был умен и величав
Дороден толст но неширок в плечах)
Все вторит бывшему но только вслед за трупом.
Я никогда наверно не пойму
Бесплодных чаяний сравнительных наук
Взгляд в прошлое таит в себе ненужность:
Невозвратим однажды спетый звук
Стрела обратно не вернется в лук
Неправда что судьба нам делает окружность
Не может быть что рок рисует круг
О век тринадцатый, темна твоя наружность




Глава Первая

Ю н о с т ь   А л ь б е р т а


Внук благороднейшего рода
Альберт был в молодости туп
Его четырехгранный подбородок
Напоминал по виду куб

Валун вздымался образуя
Лоб неудобный для посева
Его влиятельные родственники
Не выезжали из Женевы

Им было хорошо забросивши ребенка
Сложить ответственность на старенькую няню
Ей дряхлой поручить кормленье и надзор
Старухе набожной доверить воспитание

А мальчик рос. Он рос и не умнел.
По мере лет произрастала тупость:
В пятнадцать лет он слова не умел
Сказать, а говорил - так глупость

Нелепость, чушь, какой-то утлый вздор
Нес околесицу и строил рожи слугам,
Будь принц Альберт, узнай об этом двор
Невинной бабушке влетело б по заслугам

Учителю придворный плох удел
Лить воду в пень чтоб зеленел талант
Бревно инфант - а кто недоглядел?
И вот на плахе дурень-гувернант

Святую женщину позвали б на допрос:
- Факт налицо, наследничек дубина -
Они бы довели ее до слез
Хуля того кого она любила


- Как Вы могли такого дурака
Такого олуха вскормить для властной роли?
Она б рыдала глядя в облака
И плакала выглядывая в поле

И рядом с ней рыдал бы весь дворец
Король сморкался, выл архиепископ
И тронут видом стонущих принцесс
Им Папа слал сочувственные письма


*
      
Где мгла гнездо свила, она вокруг парит
Плох тот фонарь который не горит:
Не различит он корень скверны
Вперед и вдаль взирая сонно...
Как бы то ни было Альберта
Столь же способного
И в той же мере склонного 
Сколь мил соседу трубача
Его сосед с огромным дарованьем
Не видя слез не внемля оправданьям
В Париж послали обучать
Чтоб хоть с чего-нибудь начать
Но хрупкое орудие флейтиста
Не запоет в руке врача!


Нравы

В те дни солдатский караул
Не мог носить рейтуз
Имея звонкий арбалет
На месте аркебуз

Тогда у многих нежных дам
Супруга злобный нрав
Замки на бедра запирал
Все чувства их поправ


Пучками сена окружен
Осел стоял красив 
Свободой выбора прельщен
Как дева среди слив

И в самый Университет
Как заводили спор
Из чащи забегал олень
И вепрь ломал забор


*

Есть критерий без условий:
Знают герцог и стряпуха -
Мудрый лечит мягким словом
Глупый гвоздь кует для уха

Мудрый доктор мягкой речью 
Рану бедную растравит
Дурень бьет поленом в печень
Мотылька коленом давит

Он ползет к нему нацелясь
Словно червь натуре в челюсть.

Был профессор суховат 
Как солдат душою прост
У него из-под заплат
Был едва заметен рост

Был профессор нравом крут
Но давал заметный крен:
Как бывало заприметит
Переулочных сирен

Он привстав на четвереньки
Громко лаял им вдогонку
Он любя эксперименты
Прямо к черту лез в солонку


Кто к хрящу стремится жаден
Для того ученье - праздник
Но Альберт был неудачник
И сказал ему наставник:

Неспособные к науке
Бесполезнее собаки
Говорливее заики
Состоя с сорокой в браке

Безотрадная картина
Лучше б ты играл на спице
Бессловесная скотина
Что ты дрыгаешь зеницей?!

Безрассудная затея
Все твое образованье
Если пусто в подземелье
Вон из храма в наказанье

Поверни на восемь румбов
Рукоять в гнилом корыте
Хлопни пробка, лопни тумба
Говорят тебе: изыди

Прочь, гряди - такие зубы
Не для наших диссертаций
Выдь, Альберт, уйди отсюда
Сгинь под сень иных акаций.

Головой высоко поднят
Горделивый был профессор
Правда в маленьком объеме
Но с большим удельным весом

А всего-то четверть пяди...

От желудей удалясь восвояси
Мальчик прохладной роднею в Швейцарии
Не был укрыт в простыню утешения
Не был согрет под периной сочувствия
Мальчик - сказали ему по прибытии -
Ты уже взрослый. Воздушные башни
Тучи на пастбищах, пену в угодии
Нам ли с тобою дробить в завещании?
Как будто не стоит, к чему же, не правда ли
Дробить опору майората
Таким искусственным барьером?
И младший внук Больштедтских графов
Избрал духовную карьеру

В уединенный монастырь
Послушных братьев Доминика
Вошел он как прямой костыль
И как клюка главой поникнув

И псы Господни бесконечно милосердно
Альберту дали самую несложную работу:
Срывать ботву и ставить жерди
Опорой слабому гороху

Альберту было жаль ботвы
И настоятель разводил руками
Монахи разевали рты
И распускались лопухами

Но ликовал Альберт когда горох
Зеленой струйкой вился возле жерди
Чтоб не засох он поливал горох
Покуда твердь не поливала жерди

А культивируемый вьюн
Благодарил его приятным стуком
И шел к концу двенадцатый июнь
Как вдруг Альберт воспламенился духом

                Конец Первой главы







Глава  Вторая

С   Ф о м о й  


Вставал Испанский полуостров
Концом Вселенной в бурной пене
Европа изнывала оспой
Изголодавшись населеньем

Происходило уменьшенье - 
Пример обратного прироста
Сопротивление напрасно
И нет ни средства ни лекарства.

При полуграмотных ландграфах
На положении служанки
Наука в горестном припадке
Не подходила для приманки

Червю который для наживки
Зовет к уде в воде живое
Потребна облачная жидкость 
Под легкой тучкой дождевою

Теперь под тучкой суеверий
Край мира стерся в черных брызгах
Мы лучше поглядим на зверя
Что ныне из Европы изгнан

Он не сопит по каталогам
Не грезит в лист классификаций
Вот мы его громоздким слогом
Украсим ежели удастся


Единорог

В угрюмых топях заблуждений
Не зная собственных копыт
Согнув ужасные колени
Бронею лжи стоит покрыт
Единорог - он скрыт от взгляда
И истины ему не нужно и не надо
Ему дана в отраду ложь.
Вооружен одним лишь бивнем
Стоит он в топях недвижим
И на него случайным ливнем 
Садятся бабочки и утки
Живым подобием цветка.
А девушка глядит из-за пенька
Одетая в холщевую рубашку
Трепещет, поясок сняла
Чтоб уловить лесную пташку
Чтоб скот с собою уволочь
Ночь распласталась и легла
Уже вторая ночь...
Одной единственно девице
Пасти возможно эту птицу
Покрыт пороком, весь в трясине
Он перед девою бессилен.

А вот еще - другой породы:


Дракон

По усмотрению народа
Змее даны крыла и ноги
И под названием Дракона
Она действительно такая 
Когда махая перепонкой
Летит на трапезу героя
Который спит на барабане
По имени святой Георгий
А конь его невдалеке
Храпи, герой - змея в восторге
Пасется там неподалёку
Жует, присядет на пеньке
Прекрасный вид имея сбоку.



*

Фома на двадцать лет моложе
Ходил не слушая команды
И все что кажется похоже         
Ловил старательно и жадно

Искал руководящий принцип
Постичь творения искусство
Он мир не полагал зверинцем
Капризным сном того что пусто

А верил в стройность и порядок
Любил подсчитывать ступеньки
Ходил в ботиночках нарядных
И делал быстрые успехи

Все положения науки
В его главе вместились сланцем
Где много слов там чувства сухи
Он тоже был доминиканцем

В ушах не возвещенных к зову
Он поместил густое сито
Он был прекрасно образован
Гуляя обувью расшитой

Он был доминиканец тоже
Писал двумя руками сразу
Он был на двадцать лет моложе
Ходил не слушая приказу.

Ах, в голубой красивой чашечке
Бурлила только часть напитков


Ведьма 

Положи на ведьму крест
И она уйдет назад
Но кругом какой-то писк
По себе она оставит
Воздух словно бы нечист
Все бормочет, задыхаясь
Кто-то белый небольшой
Крутит лапкой с коготком
Из углов убогий свист 
Раздается... Неспокойно,
За окном не видно звезд
И случайный ветер гасит
Восковые огоньки


*

Идут года, проходят дни 
В себе не ведая коварства
А на поляне лупят пни
В кимвал растительного царства

               Конец Второй главы





Глава Третья

П р о с в е т л е н и е 


У сердца звучного стекла
Венец раздольных трав
Кружит по ветру семена
В цветах не тает град

И в упоении сойти
Между восточных плит
Течет гудение травы
К колоколам тетив

Слюды невидимой светлей 
Горит зеленый след
То песня падает к тебе
С колосьями на ней

Но не протягивай ладонь
Стань раньше нем и гол
И ты поймешь какой зарок 
В зерно ее внедрен


*

Раз в утомлении жердями
Альберт прильнул одной в тени
Как вдруг блестя пред ним крылами
Возник Архангел перед ним

Архангел был чудовищно красивый
Он рассердился и пылал свечой
И дверь над ним висела темно-синяя
А он гремел у пояса ключом

Внемли Альберт - вещало Пламя
Узнай монах, впрягая слух:
Круги высот мы лили сами
Другие смотрят через люк

Нам наверху иной критерий 
Присущ понеже мы иные
Войди Альберт в златые двери
Войди в одни и в остальные

Здесь дурень ты, а нам - философ
Здесь ты болван - для нас мудрец
Иной аспект с иным откосом
Иных зеркал отличный срез

У тех - утехою брильянты
Нам алчных рук отвратна вонь
Узнай - ведь знание приятно
Про воздух, влагу и огонь

Раздвинь свои большие очи
Расправь ушей послушный рупор:
Путь постижения короче
Когда рука не мерит скупо

Нам мил в смирении занятий
Клонящий голову к траве
В противовес умнейшей знати
Что пальцем рыщет в голове

Нам простота твоя мила
Брось лейку, позабудь горошек
Взгляни, блестят сии крыла
Иди сюда, их свод надежен

Там груши гниль - тут сам гранат
Здесь вечный сад, внизу огрызки
Скорей бери желанный клад
Сокровищ истинных и близких!

Сказал и зашумел как ветер.
Альберт проснулся и ответил:

Любовь конечно к небесам
Горит во мне горит
Хочу взглянуть, поднять глаза
Но с ними я не слит

Хочу взглянуть, поднять глаза
Вздеваю кверху бровь
И ухо в ваших голосах
Не разбирает слов

С моей ответной стороны 
Словесный высох пруд
Я слеп, а вы озарены
И слезы вниз текут

Куда текут я сам не знаю.
Архангел молвил улетая: 

Любовь с надеждою должна
Присутствовать в сердцах
Но смысла нет когда она
Заключена в словах

Суждений правильный колпак
Вас отделяет от
Того что веры лучший злак
Растущий среди вод

Будь то латыни или гре-
ческого языка
Вся человеческая речь -
Иссохшая река.


Раз так - суждениям излишним
Я дам особенность и облик
И не коснулся этой вишни -
Сказал Альберт. Водою облит
Чтоб не стоять под этим душем
Что мед ушам - погибель душам
Пирог уму для сердца кал
Губе творог - отрава в печень
Хоть белизною он сверкал
От зноя в теле он не лечит
И утоленья не дает
Затем никто его не пьет
Не слаще мед - пусть даже с дегтем.

И Дьявол почесался когтем.


Дьявол

Господин приятных дел
Император новолуний
Ах куда ты залетел?

Где наш пламенный игумен
Ты махнул крылами тощий
За ручьем каких раздумий?

Где ты первый наш псаломщик
Хитрых козлищ ловкий пастырь
Утонувшему паромщик...

Где ты повар бледной масти?
Вон он, вон порхает с криком
А кругом сухие сласти

Вожделенная новинка
Драгоценный пирожок
С деревянной серединкой

Подрумянен хорошо.

                  Конец Третьей главы




Глава Четвертая

Большая картина:
Р а й м у н д   Л о л л и й 
и первый в мире логический аппарат


Все круглое сродни рассудку
Ось силлогизму служит тестем
Золовка ей родная втулка
А вывод - как всеобщий крестник
Ободьям в чужедальнем свойстве
С чекою верной неразлучен
Ум-заключительной повозки
Сам перводвигатель и кучер
Глядит на нас навеселе
Семь раз вода на киселе.

Кто аналогию усвоил 
Тому крещение нетрудно
Сказал себе Раймундус Лоллий
И заказал в Марселе судно

Дабы не слышать воплей близких
Раймунд на волны смотрит грозно
С ним концентрические диски
И свежеотлитая бронза 

Многозначительные цифры -
Реэмигранты стран восточных
На зубьях пламенного цикла
Блистают впаянные прочно

Конец блужданьям сарацинским!
Непобедимое устройство
Аргументальным обелиском
Явить готовит крестоносно

Под орифламмой медный лик
На африканский материк.



Но на лице пустынном шейха
Под желтым бликом механизма
Лишь горделивая морщина
Как фанатическая веха
И гнева праведного признак
Взамен улыбок благодарных
Виднелась после операций.
На этом долгожданном месте
Под взмахом длани варварийца
Раймунда отдавали в рабство
Когда он не спасался бегством
От лапы следственных комиссий.
И для спасения от бедствий
Тут соплеменные купцы
Вскрывали хладные ларцы
Рукою алчной, ночью темной
Черпали злато горстью полной
Монеты тяжкие вертя
И нежелательно платя 
За проповедника и брата.
Но Лоллий кончил плоховато
Огней не стоила игра
И Лоллий ясно это понял
Когда в Европе умирал
Тоскливых дней своих на склоне
От иноверческих побоев
При волнах средиземноморских.

                  Конец Четвертой главы
             большой прекрасной картины



Глава Пятая

Т в о р ч е с т в о


Альберт меняет облаченье.
Кипя и помня обещанье
Сорвал он вретище, расстался с рванью
И проворчав лаская сучья
"Прощай" неоценимому растенью
Окинул запад. Там светило
(Центральный долг его еще не вспучил)
К себе вещая уходило
И в естестве первоначальном
Гудело сонное печально
И алое победно тухло
Полкруга за борт завернув.

Все это оком обернув
Альберт стопу направил в кухню
Там дабы нить с иглой добыть
Дабы хитон иглой скрепить
И разукрасить средством нити
Колпак для будущих наитий
Посулам следственных небрежным.
Потом уже кроя одежду
Альберт кота усов промежду
Поскреб, швырнул его под печь
И молвил миру в поперечь:

О Роза Вышивки! Не вянет твой поклонник.
Обманом сыт цветет доволен плут
В кармане пыль - стругает подоконник,
Терзает деревце. Конечно он разбойник
Но как с ним быть? Позвать его на суд
Пустое дело: высохший подойник
Сухарь во рту, неутолимый зуд
Предъявит студии оборванный ответчик
На срам коллегии на стол положит зуб          
И ствол жезла погложет опрометчив.



С кем говорить? О ком держать совет?
О Роза Вышивки, о Дева полусвета!
Свеча в горшке, печать на порошке -
Набор улик из полного букета
Свидетель слеп, а лжесвидетель глух
Нем адвокат, судья косноязычен
Палач - он дремлет тут без ног без рук
Залег в углу, а в глотке кочерыжка
Он спит. Его чарует мандрагора
Дрожит с похмелья сила прокурора
У коего на праведной груди
Волнующая надпись: "Не суди".


Итак, начавши с праздных разговоров

В твореньи взгляд пронизывает жест
Дождь лепестковый с плеском ритуала
Всевышний смысл процессии торжеств
Закутан в голубое покрывало

Но следом упражнению жреца
Содействуя движением повторным
Возможно, покалечив деревца,
Цветы стихии оторвать от корня

И взяв растенье ближе, как предмет
Рассматривая пристально снаружи
Легко слепить иль маску иль макет
Красивый гроб повапленный и нужный

Квартиру вечную красавцу-каплуну...
Пить по глотку пристало ль скакуну?

Есть правда лучший путь для соисканий
Но вьется тропочка по самым граням тайны
Над шлюзами водохранилища судьбы
Куда верблюду пять минут ходьбы
Но этот лев решил страдать от жажды
И ждать дождей прохаживаясь важно.


*

Взгляни как прыгает яйцо
Уроки трех начал
На лютне тонким голоском
Поет оно бренча

Земля - тождественная суть
Желтку на толокне
Как торжествующий сосуд
Блаженствует во мне

Хрустальным шлейфом ветерка
Вокруг него и близ
Бежит эфир по бугоркам -
Пузырчатая слизь

Разоблачительный конверт
Натуры нескупой
Вам - ослепительная твердь
Мне служит скорлупой

Так лей мудрец в единый суп
Мой тройственный состав
Стремись творение к венцу
Прильни губою к леденцу
Пересмыкая на уступ
Бесчисленный сустав


*

Звезда ночей как яркий тигель
Пересекает небосвод
Уже в дыму соседний флигель
Альберт в котлы стихию льет
Под небом кухни воздух жаркий
Кот шерсть встревожил зарычав
Шипит материя как шкварки
И пеною поит очаг




Кота обнявши другом бедных
Альберт на кочерге устроясь
Ругает Князя из-под бездны
Порочит серого Изгоя
Хулит Маркиза от колодцев
Сатрапов кроет замогильных
Помои льет на Полководца
Не размышляя, как придется
В словах изысканных и сильных:
"Вот Клеветник прикусит губы
Соблазнитель втянет хобот!
Мы кобру выманим из ступы
Мы сцедим жабу из сиропа!"
От речи образной и пышной
От сей прелюдии подробной
Состав в условии суровом
Бурля приподнимает крышу
И не сулит обратных возвращений
Как на попятный двор Первосвященник.



Иоанн
(Легенда)

Пресвитер Иоанн
Чернее долгой ночи
Вошед в старинный чан
Провозгласил из бочки:

Я видел саранчи
Огромную ораву
С высокой каланчи
Налево и направо

Ползет ее отряд
Без радостных приветствий
Везде творя обряд
Предерзостный и мерзкий


Тревожить эту дрянь
Нет моего желания
Я ухожу во жбан
Сложив самодержавие

Холоп неси печать
Бери сундук с медалью
Тебе я завещаю 
И прочую регалию

Ты повар мой прощай
Пусть нас потомок судит
Отныне запечатанный 
Я почию в сосуде

Снимите слуги слой земли
Под плодородным дерном
И в яму огородную
Уйдет седой затворник

Внесите удобрение
И урожай удвоится
Я до поры до времени
Намерен уединиться

И в пыльном одиночестве
Обняв охапку грусти
Засесть в лудильном зодчестве
И под укропным кустиком

Когда-нибудь потом
Я вновь явлюсь на вышке
Вечерним мотыльком 
Ничуть не изменившись.

Забили в барабан
Но смолк во мгле окопа
Пресвитер Иоанн
Чернее эфиопа.




*

Искусству жертва иллюзорна
Но плавит жир треножник пользы.
И как художник вдохновленный 
Разгладив мази пестрой полосы
Расположит на поле брани -
На тканном льне в пурпурной раме
Лоснясь коленом богомольца
Как поршень двигаясь неистов -
Поток текущий, рядом берег смежный
И охрой драгоценной маслянистый
Кругом ландшафт желтеющий прибрежный
Осенний бор - медлительный пожар
Подует ветер - опадают листья
Готов шедевр. Он спрячет скипидар
И плюнув в земь огрызком дивной кисти
Случайного расплющит комара -
Вот так же и Альберт, увидев что пора,
Подняв с огня посуду с пышным тортом
Метнул в кота заглушкою реторты.
Кот ахнул позабыв глагол
И поскакал в туманный дол
В глухую заводь к тихой речке
Там когти в воду погрузил
И рыбка вышла на крылечко
Колыша веером беспечно
Без поплавка и без грузил.


*

Если погнать стихии клячу
По колее налево криво
Происходит неудача
Знаменуемая взрывом.
Происходит неприятность:
Она выходит на свободу
И не загнать ее обратно
И не запрячь ее в подводу
Но отражаясь раз до сотни
Везде где край в природе плоский
Она приплюснутым животным
Располагается на полке
Вот если ей дать на выбор выход
Из для нее условий тесных
Она сама выходит тихо
Обретая облик женский
Она выходит тихо в залу
Безмолвно молча и пассивно
Вторым страдающим началом
Но в нежном образе красивом
Вторым решением задачи

И ей Альберт сказал ликуя в плаче:

О Ева новая, в искусственной траве
Цветок условности болотный и невинный!
Певунья чистая, мой зимний соловей
Молю услышь мой репортаж недлинный.
Пока уто`к мы зрим издалека
Над решетом в пустынном околотке
Как опухоль мыслительная ткань
Питает чудище из человечьей глотки
Разверзши клюв из зоба смотрит страус
Он гусь и в нем проглядывает гусь
Свой менуэт он пляшет наизусть
И правя шею в наивысший градус
Все топчет лапочкой воздушные луга
Над тучкой розовой его нога.
Дерзание! Подстриженная птица!
Лишь обернись - увидишь - холм не крут
Мишень чиста - нетрудно убедиться
И плачет лебедь в довоенный пруд
А в мельнице движимой ледником
У зернышка режим неодинаков
И цвет подчас бывает не таков
Какой сварил наследнику Иаков.
Что мне и что тебе цена полей?
Разделим град янтарною границей




Тебе нектар - мне горький сок корней
Тебе стоять - мне гнуться поясницей
До самого последнего суда
Условимся: в членении труда
Ты будешь вместе мельница и мельник
А мне останется часовня и молельня
От хлева ключ я заберу в карман
В овчарнях наших кормят задарма.

Но опуская аргумент
В докладе правильном и жалком
Она ему сказала "нет"
Елей пия с водою залпом.

                   Конец Пятой главы 




Глава Шестая

Ф о м а   и д е т


Суждений раб нелепых и условных
Чернь издавна терзает невиновных.
Разбита вазочка - поносят гончара
Сыреет стенка - звонкий подзатыльник
Я потерплю проспавши до утра:
Заплесневел сердечный мой будильник.
Цырульня вскрыта радостной толпе
Ей парикмахерская кисть лелеет щеки
Она торопится, ей хочется поспеть
А мне - храпеть превозмогая сроки
Нас будит гром кукушки жестяной
Весною, осенью и летом и зимой
Большой завод на этом деле вырос
Высок над городом трубы его папирус
В нем скрыт секрет, его хранит конвой
И он вопит испытывая боль
Внутри его кипит неравный бой
Спешит народ под сень сооруженья
Ужасный век - дурные пробужденья.


*

Фома дремал в убогой келье
От мира запертый гвоздем
И ангелы ему пропели
Незамедлительный подъем

Восстал Фома от сна разбужен
Нагнулся, вытащил сапог
Надел его как можно туже
Зевнул и вышел на порог

Зевнул Фома нахмурен бровью
И сделал в воздух первый шаг -
Мир быв оштукатурен внове
Лежал не высохши во швах

Весь перелепленный из воска
Еще застынуть не успев
Весь благодатнейшая почва
Но страшен был весенний сев

Мир словно шарик в новой лунке
Сидел облуплен и умыт
Единственно в его рисунке
Чернели ноги от Фомы

И будто злак ненужный сорный
Меж благодетельных ростков
В эфире несся слепок формы 
Под свист гвоздей и гром подков

Лучу естественной преградой
По отражении луча
Нога печать дарила взгляду
Двухместный оттиск залуча

(И вмят в рассудок каменистый
Позднее призрак этот сможет
Дать знать на ком они повисли
И кто хозяин этих ножек)

А тень от возмущенной плоти
Ее зловещий негатив
Переливалась по природе
Владелицу опередив

И мир при этом появленьи
Затмив свой незаметный срам
Нам осветил на умозренье
Одни узоры к сапогам






Правый

Звезда сияла над Эдемом
Адам под деревом лежал
Звезда в глаза ему глядела
Его ресницами дрожа

Четыре хладные потока
Катили вниз хрусталь ночной
Четыре дивные итога
Они сводили за чертой

И сон Адаму снится чудный:
Но почему запретен плод?
Вопрос казалось бы нетрудный
Но Он ответа не дает

Четыре дивные потока
В один сливаются поток
Над ними Серафим высокий 
Ботинок держит за шнурок


Левый

Сияет свет над Райским Садом
Над Райским Садом чудный свет
Господь гуляет в час прохлады
И видит что Адама нет

Где ты? - Господь воскликнул строго
Где ты, Адам? - сказал Господь
И вот со стороны потока
Ему ответствовала плоть:

Я наг - донесся голос слабый
Я совершенно не одет
Меня смутил червяк лукавый -
Адама слышится ответ





Стоит он весь в прибрежной тине
В кустах на берегу реки
И завершением картине
Два беса тянут за шнурки.


*

Пошел Фома ступень ступенью
И с каждым шагом разбухал
Одной ногой в бадье сомнений
Другой в ведерочке греха

День отступил под тем хроманьем
И обнажил в себе кристалл -
Храм с хриплым клювом пеликаньим
На башне сбитого креста

Тогда роняя оперенье
Четыре трепетных шара
Внезапно устремились к двери
Дверь хрустнув выпустила мрак

Чертог раздался с гулом медным
Фома вступил за ними следом.




Глава Седьмая

С о м н е н и я

Читатель мой, что б сделал ты, отпав?
Что до меня то я б сменил окраску
Позеленел, потом пустился в пляску
Быть может стал трехрук иль шестиглав
Уж крылья были б у меня вне всякого сомненья
Красивых два крыла и с медным бубенцом
Танцор бы вышел из меня и ах, какой танцор!
А так - так я далек от этого уменья
Случись бы мне когда-нибудь отпасть
Я б загулял как набалдашник трости
Вонзил бы в рот мундштук слоновой кости
И вставил зубы новые сапфировые в пасть
Я б в небесах летал смакуя красоту их
Я б дев соблазнял знакомых по углам
Мяукал по ночам, а днем чревовещал
И жен смущал к ним нагло адресуясь
И чтобы веселее было там
Где разум с естеством играют в прятки
Я б шпоры вырастил с мелодией приятной
Знакомой по увеселительным местам
Читатель мой, ты сходен с вечным гусем
Ощипанный но мил хозяйке молодой
Ты б попрекнул судьбу сковородой
А я бы пел, хоть голос мой и гнусен:
Лежи, лежи проклятая руда
Не лезь, не лезь в вонючие плавильни
Без весел плыть уключина бессильна
Ах где же ключ? - беззубая орда!
Вы кривитесь мой друг, у вас другая пища:
"Дождь за окном, в окне окна квадрат"
Иди читатель мой ты знаешь ли куда?
Ищи - найдешь, а может вошь отыщешь
Ты миленький ни хладен ни горяч
Так, кашка подогретая с кефиром
Господь с тобой, иди родимый с миром
А мы пойдем подпрыгивая вскачь.



Тихо-тихо
(Хор)

Тихо падает орех
Происходит смена вех
Посмотрите, наверху
Возле самой высшей точки
Видите какое рыло
Перекатывает тачки
Очень медленно качается
Всем придется потрудиться
Кто-то воет, кто-то кается
Кто старается отбиться
Увернуться отскочив -
Нет, тебе мы не позволим
Приневолим и заставим
Мы одной породы тряпочка
Как бы лен и конопля


*
(Голос)

Обладатели участков
Землеройные животные 
По бережку капустный урожай
Солят к зиме и запасают впрок.
Шесть месяцев - немалый промежуток
Холодный вклад раба-землестрадальца
Гниет под валенком в бочонке под скамьей
И зреет.
А с пришествием морозов
Колода треснет, обручи на кадках
Рассядутся и выйдет зрелый дар
Старанию солителя - в лоскутьях
От дольних гряд кристальный корнеплод
Гирляндой инея повиснет украшая
На знаменитом дереве январском.




*
Ладно-ладно
(Хор)

Ладно врать
Ладно врать про погремушки
Видишь новенький народ
Он толпою у кормушки
Не торопится, жует
Комом-комом не проглотит
Кроме-кроме одного 
Почему он не отходит?
Что-то ищет вроде стеклышком
В упоении проглатывает
Может репу может свеклушку
Даже и не посторонится
Ни подойти не даст
Откуда он такой?


Скопец в оковах
(Сонет)

Я здесь один лобзаю прутья
Навек почти лишенный плоти
Напрасно: чаша не прольется
Как ни качай по перепутьям

И пусть теперь моя десница
Висит в кольце подобно плети
Но тщетны цепи этой клети
Ведь мир - действительно темница

Струится вспять веселенький денек
Как дезертир из действующей рати
Вам нечего сказать ему в упрек

Он будет прав, когда ответит: "Хватит!"
Ни гранулы стесненья не обрев
Ни скрупула бессилья не утратив





Причуды
(Два голоса)

Не видать глупей каприза
Ни во сне ни наяву
Что лежало было снизу
Нынче пляшет наверху

Пара ведьм мужского пола
Над природою парит
Их летательная полость
Механически блестит

Люд ослеп от света ступы
Машет крошечной рукой
Улетели два суккуба
Утонули за рекой

А наутро глянешь в запад
На обиженных полях
Там железный ходит лапоть
В ячменю и в журавлях

          Конец Седьмой главы


Главы Шестой Продолжение  

Ф о м а   и д е т

Теперь Фома идет мудрее
Ему понятны эры знаки
Грядущей. Путь под ним чернеет
Фома идет и вянут маки
Шагнет герой - взлетает птица
Махнет ногою - крыса прянет
Он может рад остановиться
Да крыса тут да птица крякнет

               Конец Шестой главы



Глава Последняя

Б е с е д а


Рабочий кабинет монастыря.
Природной живности смутительным оброком
Зверье опухшее колышется в дверях
Трухою переполнено и мохом
Летучий эмбрион нетопыря
Паря в посудине вина
Пирует там голубоватым соком
В холодной скляночке у самого окна
Наверно там и мерзостно и сыро
Конечно жаль, малютка не подрос
Порхающее прошлое вампира
Предвосхищенный алчный кровосос
Испуганно засовывает в складочки
Ручонки детские, старушечьи лопаточки
Прискорбный вид, на что ему надеяться?
Над ним растений сплющенные образцы...
Вот челюсть.  Травоядные резцы
Молчат о возрасте зарезанной и съеденной 
							владелицы
Но задних полуистертая кора
Есть явный признак что была она не молода
И много проса у нее на совести
Что никогда уже не сможет колоситься.
Вот медная сковорода.
След умершей овцы на ней лоснится
Но локон не сберег изменник-медальон.
Костяк медузы, хрящ улитки,
Подарок короля Годфри Бульон
Изящный позвоночник содомитки,
Картина: в полный рост евнух
(Коль нету трех - одно из двух)
И наконец жемчужина собрания
Лев - извлечен посредством ископания
Лев лыс, но взор по-прежнему янтарь
Слеза сосны на прибалтийских скалах
Возрождена кагану тленному в фонарь
Души загубленной нежданным им обвалом
Позднее вечность сделала его монахом
И стала тонзура где грива
И шкура пергамент
Всего от него оставалась 
Великолепная глава
И часть ноги.
И муравей в аквариуме ока -
Чернеет ферзь: через медовый камень
Сквозь древний лед подсолнечной зеницы
Видна членистоногая фигура -
Свидетель пережил свое заклание
Окончен плач, а все трепещет кура
Мятется, клохчет, упорхнуть стремится. 

А вон в углу альбертово создание
От рейнской дельты мастер-кружевница
Приняв наружность скромницы-прислужницы
Горох нанизывает в сетчатое кружевце
В ковер болот трясинный заозерный
В упругих зернах прошлого узор
Раздор текущего и нынешнего вздор
В кошмар грядущего имеет быть продернут
Рябининкой на прутьях можжевельника.
Фома явился утром понедельника.


Фома:

О Женщина, послушай, мир прекрасен!
Взгляни в окно - увидишь небосвод
Он тверд, вместителен, по нём гуляет скот
Телец, Баран, Козел с хвостом и с пастью
Там Скорпион вершит солнцеворот
Чтоб лег препон весеннему несчастью,
Южнее суша залегла как плот.
На ней средь плод-носительных деревьев
Порхают обольстительницы в перьях -
Различные туканы и орлы
Все прочие, достойные хвалы
Кто в чешуе тот значит в водоемах
Кто в озере, кто в речке, не в пруду
Так в ручейке, а бор имеют домом
Мохнатые. Тут не ищи слюду
Слюды здесь нет, искать ее напрасно
Она в горах, где качеством алмазным 
Прообразует блеск сулимых нам миров
И чтобы не томить тебя рассказом
Знай глупая, из прочиих даров
Мир этот лучше всех, клянусь клюкой и плешью
А ты, уродина, себя горошком тешишь.



Женщина:

Когда я девушкой была
Ходила про меня молва
Что я ходила по дрова
     А я сидела дома

По мере дара и восторг
Разметан скирд раскидан стог
Неровен час ничтожен прок
     Гори моя солома

Кому-то дар кому-то стыд
Тому-то дай тому прости
И хватит лысину скрести
     Постой чесать в затылке

Мой скромный опыт говорит:
Когда солома догорит
Ты лучше в зубы посмотри
     Подарочной кобылке




Дар Умберта
(Легенда)

Своей глубокой старости
Конец предвидя близкий
Отечество в опасности!
Сказал Умберт Дельфинский

Куда-то все-то катится
Да как-то все неправильно
Мне кажется не справиться 
С печалью и с отчаяньем

На солнце и на месяце
Приметны язвы тления
Прискорбно и невесело
В природе и в правлении

По кромочкам нехоженым
Тропинок неутоптанных
Трава стоит луженая 
Да медью переклепана

И бедная и скудная 
Резвится по-язычески
Землица полоумная
Поганкой металлической

Да спицею нелакомой
Как будто на пожарище
Царит Великий Вакуум
В общественном влагалище

Казна моя мильярдная
Пустыня непригожая
Корона фамилиарная
В Ломбардию заложена

Везут ее на палубе
Вдоль брега Эритрейского
А выкупа выскабливать
И некому и не с кого

Дружина в Лотарингии
Придворные в Бургундии
В Нормандии священники
Законники и судии

Их стон о беззаконии
Их вопль о правосудии
Наивная рапсодия 
Распаду плодородия

В слезах смущенный розовый
К границам меркнет пяткой
Мой выморочный подданный
Предчувствий полон сладких

Но в новой Вавилонии
В краю надежд на лучшее
Ах, по любимой родине
Тоска его замучает...

Всю эту мерзость запустения
Всю эту прелесть умирания
Племяннику-наследнику
Я опускаю в завещание

Атласного пергамента
Отмытая страничка -
Дарственная грамота
Французскому кузнечику

Огромной территорией
Пусть правит с полной мощью
И двигает историю
Куда захочет

Гуляет где-то козочка
Китаец машет косами
Прощай моя повозочка
С двенадцатью колесами.

Так пел воркуя сладостно
Король Умберт Дельфинский
Отечества опасностям
Конец глаголя близкий.


И ей в ответ Фома промолвил тихо:

Кустарник ли зацвел, возвратное ль светило
В плотину неба вплавит хрупкий рог
Урчит ли выпь, журчит ли ручеек
Над всем что есть - от месяца до цапли
Закон нужды занес сухие грабли
В пруду творения от берегов до дна
Причинность в нем злодействует одна
Так выткано и не бывать иначе:
Необходимость в храме хляби значит
И царствует и варварствует всласть.
И точно: ощущая эту власть
Куст производит жалкие цветочки
Светило смутное дойдя до крайней точки
Катится вниз по серенькой строке
Рога во лбу, копыта на ноге
Клюв роговой, клыки передовые
Так называемые клейма роковые -
Всё виды принудительных узлов.
И вот услыша натуральный зов
Цветок дубовый в желудь затвердеет
Зазеленеет, осенью зардеет
Тягучий шлейф оставит сонм комет
И черепаха каменный колет 
Бывает нищей братии предложит,
Посмотришь - двести лет, а платье то же
Подъемлет гад ороговелый глаз
Все твердое погибельно для нас.
Взгляни на улей - кладбище нектара
Ты знаешь, лед - ведь это труп от пара
Хрустящий иней - воздуха скелет
Не правда ль, "да" властительному "нет"
Приходится двоюродною внучкой?
В строении понудливом и скучном
Мир вечно б мыкался по собственным задам
Но не затем наш батюшка Адам
Обрел такой великолепный образ
Чтоб на призывный вой вербовщика...

Ну вот и все. И хватит слов.
Умберт - подумаешь Иов
Ведь адамит хотя свободен
Но с небом спорить непригоден
Здесь пользы нет
А впрочем он свободен:
Увидит, выберет, возьмет и унесет
И не отдаст, обратно не отдарит
Умрет осел, но дева сливу сварит!



Женщина:

Плывут в степях наивной веры
И в странной форме речевой
Неевропейские примеры
Веселой мысли кочевой

Нам безотчетны их желанья
Должно быть скрытые в крови
Искать предметы для жеванья
И простодушных форм любви

Там нет ни споров ни дискуссий
Их жизнь казалось бы пуста
Но легкий пух степного гуся
Порой пятнает их уста.






Псоглавец

Легкий смрад стоит над полем
Свора кажет небу морды
Общество трусит на падаль
Что ему? Он встал поодаль
Грустен он, потоки скорби
Волны черные печали
Непроглядны непритворны
На челе его застыли 
На груди его медали
Позади его кобыла
Хороша и без рессоры
Только влево и бесстыдно
Каждый глаз его косится
Совершенно очевидно
В каждый зуб его вместится
Чем в листаньях Августина
Боле сладостного смысла
И иной домашней птицы
И других таких гостинцев
Досверлиться б постараться
Но и ему случится гнаться
Цифры ног своих удвоя
Чуть вдали завидит зайца
С человечьей головою.


Интермедия

Н е м н о г о  А л ь б е р т а

Альберт молился. Ворон-вечер 
Седлал губительный насест
Уже задетое увечьем
Все глубже свой багровый жезл
Топило солнце. В латной жести
Звенело все и засыхало
Вотще луна бессильным жестом 
В округу серебро плескала
Напрасно западный вулкан
Еще клубился и пускал
Латунных птах над горизонтом
Они струей пурпурной помпы
Кружились, сыпались во прах -
Недолог век латунных птах
Прекрасное недолговечно
Ужасный облик многих женщин
Костяк под юной грудью дев
Свидетельствует что удел
Их доля, часть их равнозначна
Судьбе кузнечика: невзрачный
Он небо ножкою кует
Но час придет и он умрет
Вообще закат подобен смерти.
И тут-то вспомня об Альберте
Когда он с пузырьком души
Взлетал, Сова к нему спешит
И прямо в черепа оправу
Чтоб не рассохлась кладезь браней
Вливает чистую отраву
И кажет голову баранью
И ртутный берег боронит
Альберт устал, монах храпит
Но птица сна его не дремлет
Державу призрачную емлет
Когтями студень шевеля
Она к Альбертовой купели
В хрустальный куб эфирной трели
Уже верблюда привела.


Верблюд

Ходил верблюд страной стеклянной
И над текучими холмами
Над ним носился звук протяжный
Колоколами
И надпись: "Это зверь продажный"
На голове его пылала
Качель ноги многоэтажной
Копыто подвигало
И восемь звезд лучами влажных 
На бороде его светились
Пятнадцать слёз как звезд алмазных
На рамена его струились
И сохли на седой груди
Губа висела впереди
А в буйном чреве непорожнем
Зеркальный бился подорожник


Глава Последняя

Б е с е д а
(Окончание речи Женщины)

Василиск

Последний зверь, но он Первоисточник
Встает в волнении неисчислимых ок
Не властен быть вдвоем суровый отчим
Дрожащий каплевидный водосток
Трясение едва заметных точек
Озноб материального чуть-чуть
Куда-то налитого между прочим
Его многозначительная суть.
На неопределенно долгий срок
Он осужден вершить вселенский ритм
И колебать наш сумеречный ряд
Чтоб свет перелетая плыл неслитным
Издалека рубиново пернат.
И в колыханьи млечной ленты
И в утреннем дыхании травы
Пульсирующий Первоэлемент
От размельченной синевы
До диадем усаженных павлином
Он самый главный, самый первобытный
Согни бедро перед таким вождем
И сам перед трепещущим вельможей
Благодаря которому ты ожил
Чьим только всплеском мир перворожден
Нет ничего помимо этой дрожи
Никто Один в конце мирской вожжи!


Фома:

Но все же бродят розовые дрожжи
Однако пена все-таки дрожит!

Олень я был, а ныне вепрь я 
Не лось не лань -  теперь я хряк
Кабан ухмылкой неприветлив
Иуде кормом неприят!

Тут постуча двойной стопою
Но жвачку боле не жуя
Он власть утратил над собою
Он взвыл, он взвился на нея

Рассудка роги ринул оземь  
А на дворе уж стыла озимь



Турнир

Забудь копье кого кололо
Буди река кого топила
Уходит в бешеную прорубь
Нето бердыш нето кропило

Вернись поток обратно к суше
Ложись серпом согнись косою
По руслу Смерть идет разувшись 
Полураздевшись и босою

Неотвратимо и нарочно
Но экономно и безрадостно
Бросает призы в ямы в почве
Ее косматая Опасность

Вода с излучины низвергшись
Разбила тело о плотину
Под нею Смерть разбила верши
И Конь плыла бела как льдина

Пусть ей слуга копыта смажет
Не то пускай ее напоит
Наш узел Время не развяжет
Нас в целом мире только двое.



Суждение

Фома, Фома, судьба чурбана
Продленьем узости бревна
Пускай бы вдаль катилась вольно
Зачем же ты ее так рано
(Как по хронометру Урана
Удар кувалдой по курантам)
Ее сразил, ей сделал больно
Не пощадил очаровательного сна
Наставника дряхлеющую гордость
Его создания невнятную нетвердость.

Порвались связи зрительной слезы
Вспотело зеркало, мир сделался моложе
Фома, Фома, поступок твой ничтожный 
Был трость от немощной стези
А ведь не ствол величественной неги
Кругом порхали бы стрекозы
И зеленели юные побеги
Ты все сгубил, ты уничтожил
И трепет нежной егозы
И хрупкий стан ее пригожий
К чему рыдания - но все же
Зачем ты ножкой поразил?
Кругом толча сосуд момента
Горох струился полня воздух
Вдруг словно бы окликнут кем-то
Он вдруг застыл но было поздно

А над порогом невысоким
Где лампа прыгала сама
Витал Альберт качая оком
И все твердил: Фома, Фома...


                                 Конец Поэмы

Следуют комментарии.

Схоласт - средневековый христианский философ. Схоластика произошла от западной варварской мысли, оплодотворившей старинную имперскую культуру ума, а самое слово означает школьную мудрость.

Фома Аквинский (1224-1274) - католический святой, величайший мыслитель своего времени, автор двух огромных сочинений: "Свод богословия" и "Всё против язычников", а также поэт. Ему принадлежат некоторые песнопения в латинской обедне. Фома много учил об отношении веры к разуму, наставлял кардиналов и папу. Подобно тому, как Отцы Церкви старались охватить христианским учением философию Платона, Фому - и в этом его от них отличие - привлекал Аристотель.

Альберт Великий (1200-1280) - католический святой, небесный покровитель естествознания. Знал все науки и во многих преуспел. Описал строение и жилы растительного листа, взвешивал взаимное влечение животных разного пола, впервые добыл серную кислоту и получил в свободном виде мышьяк путем нагревания реальгара с мыльной смесью. Сообщил состав пороха для летучих ракет, нашел человеку место в животном мире где-то неподалеку от обезьяны, был также философ, богослов, проповедник. В 1260 г. поставлен епископом города Регенсбурга.

Искусственная Женщина. Согласно другим источникам, это был железный мужчина.

Спорил. Спор был приемом, который употребляли схоласты для выяснения истины, в отличие, например, от суда Божия, рыцарского поединка или научного эксперимента.

Испортил. Это произошло около 1253 г.

Франсиск - Франческо ди Пьетро ди Бернардоне (1181-1226). Основатель монашеского ордена францисканцев. В 1224 г. ему были сверхъестественным образом нанесены раны Иисуса, и два года до смерти он провел как мученик.

Термины главным образом исторические:

67.
Темна -- одно из ходячих выражений, вроде "мрак средневековья". А это было время расцвета знаний и мысли, и только эпидемия чумы действительно портит картину.


75.
Спираль - служит для изображения исторического времени. Круг - более старый образ. Устремленный вперед незамыкающийся круг и есть спираль.


93.
Согласно теории Эйнштейна, к трем направлениям: вперед, вбок и вверх можно добавить еще одно: в будущее. Тем не менее, четвертая мера неясным образом отличается от трех первых.


117.
У Гегеля в Истории Философии читаем: Этот Альберт был вначале очень тупой.


124.
См. примечание к стиху 235.


151.
Папа - Гонорий Третий.


163.
Сначала в Падую, потом - в Париж.


168.
Рейтузы, штаны кавалериста вошли в употребление эпохою позже. То же относится к аркебузе, ст. 170.


169.
Арбалет - самострел из стальной рессоры с жилой и заводным колесом, стреляющий короткими болтами.


170.
Замки на бедрах запирали, когда отправлялись в Палестину. Сейчас этого не делают.


176.
Осел - знаменитый Буриданов осел, который должен умереть с голоду, будучи неспособен отдать предпочтение одной из двух тождественных охапок сена. Осел доказывает невозможность свободы воли: если охапки разные, выбор предопределен, если нет - акт выбора не состоится. Утверждают однако, что в силу случайного волеизъявления осел все-таки съест охапку. Мнение глубоко не философское. Он и две съест, но тут-то его несвобода и кроется: он просто ест сено, как дева - сливы (ст. 178), вместо того, чтобы делать свободный выбор.

Буридан (1300-1358) - логик, механик, философ, оптик. Хоть и жил он много позже того, как поступил в обучение Альберт, осел не обязательно должен быть его современником. Ему могли рассказать про подобный случай. Вообще Буридан рассуждал не об осле, а о собаке.


179.
Парижский Университет основан в 1170 г.


235.
Владения графов фон Больштедт находились не в Швейцарии, а на верховьях Дуная.


245.
Младший внук - собственно, старший сын. Майорат тут ни при чем.


247.
Монастырь братьев-доминиканцев назывался Сен-Жак.


251.
Псы Господни - ложная этимология названия ордена от Домини (Господни) - канес (псы).


256.
Настоятель. Возможно это был сам Иордан Саксонский, генерал ордена.


269.
Европа - выдающийся далеко к западу полуостров азиатского материка, отделенный от Африки узким проливом. Часть света. Название означает "закат". Так звали финикийскую царевну, которая уплыла на запад, в заморские страны верхом на быке.

Оспой - а также чумой и холерой.


271.
Уменьшенье - на 30%.


275.
Ландграфы того времени были образованнейшие люди.


328.
Святой Георгий убил дракона и спас девушку, овладев заодно и ее единорогом. Историчность этого, в прошлом одного из наиболее почитаемых заступников человечества, ныне поставлена под сомнение: думают, что девушку спас Персей.


479.
Раймунд Лоллий или Раймонд Луллий (1235-1316) - поэт, автор кодекса рыцарской чести и книг о познании бытия: "Высокое Искусство", "Древо Ученья" и "О восхождении и нисхождении Разума".


539.
Умирал он в Европе, а умер, по преданию, все-таки в Тунисе, от рук тамошних варварийцев-берберов. См. ст. 521.

548.
Хотя центральный долг был приписан нашему светилу еще Аристархом Самосским, до Коперника в это как-то мало верили. Огромный размер солнца - необходимое следствие его центрального положения.


655.
Пресвитер Иоанн, поп Иван - Онг-хан или Ван Хан, последний независимый правитель народа кереитов в Центральной Азии, исповедовавшего христианство несторианского толка. Современник Чингисхана. Неясные известия о могущественной христианской теократии где-то далеко на востоке или на юге послужили основой легенды о том, что в конце времен Пресвитер вновь явится. Впоследствии царство Пресвитера Иоанна искали в Эфиопии, где до недавнего времени также держалась христианская монархия.


728.
Один такой взрыв едва не стоил жизни автору в 1959 г. во время его собственных ночных занятий по водружению микрокосма.


764.
Довоенный - напоминающий о мирных временах перед войнами 1914-го и 1941-го года.


767.
Цвет был красен. См. "Бытие", гл. 2, ст. 14.


769.
Поле стоило фунт серебра. Цена установлена при сделке Авраама с хеттами, за 1300 лет до основания Рима.


846.
Четыре потока - см. "Бытие", гл. 2, ст. 10 - 14.


956.
Новенький народ - возникшее в ХХ-ом веке сословие искателей истины посредством покупного инструментария.


1036.
Годфри Бульон (1060-1100) - правитель Иерусалима с 1096-го г. О том, что он занимался археологическими изысканиями вдоль южного берега Мертвого моря, известно только из этого текста. Альберт, который проповедовал Восьмой Крестовый Поход мог получить ценный сувенир по завещанию.


1044.
Каган - титул иудейского правителя тюркского народа хазар.


1110.
Дельфиния - Дофине, королевство к западу от Альп. Дар Умберта Второго будущему Карлу Пятому Французскому имел место в 1355 г. Впоследствии брожение в Дельфинии послужило началом Великой Французской Революции.


1134.
Ломбардия - территория бывшего королевства лангобардов. Ломбарды давали под залог деньги.


1234.
Описанные Геродотом псоглавцы и по сей день населяют мрачные Киммерийские равнины. Здесь однако под видом Псоглавца выведен модный тип несогласного соучастника.


1247.
Августин (354-430) - епископ Ипонийский, автор книги "О Граде Божием", где говорится о предопределении. Но в зубах Псоглавца силу предопределения можно почувствовать куда явственнее.


1379.
Моложе - так как Фома, уничтожив Альбертов мыслительный аппарат, вернул мир к тому состоянию, в котором он пребывал, когда Альберт вознамерился отделить веру от разума простейшими средствами.


Звери, птицы, цветы, фрукты и овощи:



1-35.
ЛИЛИИ - символ невинности. КОФЕЙНЫЙ БОБ - символ взвинченного одиночества. ФИНИКИ - воплощенная сладость. ЛУК - чистая горечь. МОРКОВКА - лакомство для простонародья. АНАНАС - редкостный плод для немногих. МЫШЬ - мысль. ГРУША - грусть. СЛИВКИ - продукт ума в его поверхностном тонком слое.


46.
НЕЗАБУДКА - цветок надежды.


62.
РЫБА - символ Иисуса Христа.


72.
ДРЕБЕЗЖАТ КРЫЛАМИ не ЧИЖИ, а иные из колибриев.


99.
ВЕРЕСК - скромный цветок печали и забвения умерших.


166-182.
ОСЕЛ - символ свободы воли. СЛИВА - один из образов чувственного познания. ОЛЕНЬ имеет раздвоенные копыта и жует жвачку, а потому отнесен Моисеем к чистым животным. Напротив, вепрь, также имеющий раздвоенные копыта, жвачки не жует, и потому нечист. Он даже особенно нечист, так как из-за раздвоенных копыт может быть принят за чистую тварь и съеден. Оба признака имеют символическое значение: жевать жвачку значит твердить Закон Божий, а раздвоенные копыта относятся к различению духа и вещества. В этом смысле Данте говорит о Папе:

А Пастырь ваш хоть жвачку и жует,
Но не раздвоены его копыта.

В то же время рога ОЛЕНЯ символизируют изощренную логику схоластов, а клыки ВЕПРЯ - убедительную силу их риторических говорений.

190.
МОТЫЛЕК - недолговечное созданье.


192.
ЧЕРВЬ представляет разрушительную силу небытия.


195.
К ХРЯЩУ - а не к кости, которую разгрызть намного трудней.


200-234.
СИРЕНА - фантастическая певчая птица с женской грудью, рыбьим хвостом, окрыленными руками в перьях и ногами в чешуях. Судя по дикому поведению ученого, внешний вид СИРЕН не раз сбивал его с толку.

К ЧЕРТУ ЛЕЗ В СОЛОНКУ. Некоторые ЧЕРТИ ревниво охраняют вверенные им тайны. СОЛОНКА - вместилище оных.

СОРОКА - птица вздорного красноречия, которое выразительно демонстрирует здесь Альбертов учитель. СКОТИНА, скот - символ преобладания плоти над духом. СОБАКА - символ нечестия: невежество, словно нечестие пса, оскверняет святыню знания. НА ВОСЕМЬ РУМБОВ означает: "под прямым углом к прежнему курсу". ЗУБЫ - аналитические способности рассудка. АКАЦИЯ - символ совершенства. ЖЕЛУДЬ воплощает собой неприступное знание: ЖЕЛУДЕМ был, в известном смысле, и сам профессор.


254-263
ГОРОХ - символизирует неспособность рассудка соединить отдельные факты бытия в полную мозаическую картину. ЛОПУХ - широкий лист забвения. ВЬЮН - на ГОРОХ ловят не ВЬЮНА, а угря.


291-327
ЕДИНОРОГ - волшебный зверь, символ творческой, оплодотворяющей силы воображения. БАБОЧКИ - легкомыслие окрыленное и всеопыляющее, где попало порхающее, ни до чего иного дела не имеющее. УТКИ - символ беспечного самодовольства. ДЕВИЦА - сама Невинность, перед нею БЕССИЛЬНО даже наипорочнейшее воображение.

ДРАКОН - символ яростной силы греха. В руслах древних потоков все чаще находят отпечатки и даже целые костяки этих окаменелых
летучих рептилий. КРЫЛА И НОГИ - у ЗМЕИ обозначают ее мнимые совершенства; вот их-то она и лишилась в момент грехопаденья. КОНЬ - как и осел изображает тело, которое лениво и безучастно тащит на себе верхом вечно дремлющую душу.

390-425.
ПЛАМЯ - ангел огня; такие духи носят имя Серафимов. КРУГИ ВЫСОТ - десять сефир (или "сефирот"), имеющих ангельскую природу и изображаемых в виде сфер или окружностей, иногда концентрических; мир сотворен Богом посредством сефир; вторая сефира зовется Премудростью и управляет светом и воздухом. ЛЮК - третья сефира, Разум, управляющий водою. ЗЕРКАЛА служат границами сефир. БРИЛЬЯНТЫ - не могут итти ни в какое сравненье с блеском Божественных эманаций. ВОЗДУХ - от второй, ВЛАГА или вода - от третьей, ОГОНЬ - от четвертой сефиры. ГОРОШЕК - первичный квант растительного поля. ГРАНАТ - символ небесного огня, молнии. ГРУША относится к соблазнам текущего бытия.


455-468.
ВИШНЯ - похожа на ГРУШУ, только меньше и более ядовитая. МЕД - символ сладости познания; в изобилии наполняет собою лоно наследниц Евы. КАЛ - символ извращенного познания. ТВОРОГ -подразумевается простокваша, свернувшееся молоко, то есть пища младенца, которая скисла от длительных размышлений о ней. ДЕГОТЬ - так же, как нефть и смола, подобно калу является еще одним символом извращенного знания; нефть, как правило, там и находят, см. "Бытие" , гл. 14, ст. 10 и гл. 19, ст. 1-26.

471.
НОВОЛУНИЕ - время, когда особенно свирепствуют духи тьмы.


476.
КОЗЛИЩЕ - порочный предводитель толпы овец.


481.
ПИРОЖОК - снаружи тесто, внутри опилки; пять веков спустя таким печеньем еще питался ученый Спалланцани.


503.
ЦИФРЫ (арабские) - то же, что и сефиры, смотри примечание к ст. 390-425 и текст.


511.
ОРИФЛАММА - златопламенный рыцарский штандарт.


560.
КОТ - член свиты нечистой силы. Иногда может выступать в роли героя-змееборца.


563.
РОЗА ВЫШИВКИ - красота, воссозданная рассудком.


565-581.
ПОДОКОННИК - деревянная часть оконного обрамления, открывающего взору зрелище мировой загадки. ДЕРЕВЦЕ - Древо Познания, разумеется. ОТВЕТЧИК - Разум, а СУД это процесс, который ведет против него ПРОКУРОР - Вера, СВИДЕТЕЛЯМИ же им служат Чувства: Зрение и Слух. ПАЛАЧ - найдите его в правом верхнем углу картины. МАНДРАГОРА - фрукт или корень, из коего варят дурные приворотные зелья.


598-604.
КАПЛУН - немужественный петух. СКАКУН - см. примечание в статье "Поэтика". ВЕРБЛЮД - символ гордыни. ЛЕВ - символ гнева.


606 сл.
ЯЙЦО - так называемое, Мировое Яйцо, ближайшую аналогию к которому представляет индийское Мировое Яйцо Махадивья и золотой предмет из "Курочки-Рябы" - космической птицы с черными и белыми перьями, воплощающей смену дня и ночи. ЛЮТНЯ (фактически балалайка) на которой напевает ЯЙЦО, имеет три струны -- ТРИ НАЧАЛА, о которых см. примечание к ст. 398, о сефирах.


645-649.
КЛЕВЕТНИК и т.п. - враг рода человеческого; ГУБЫ - которыми он клевещет; ХОБОТ - которым он соблазняет. КОБРА - очковая змея индийских факиров. СТУПА - буддийское культовое сооружение. СЦЕДИМ ЖАБУ ИЗ СИРОПА означает, что сироп сольют, а ЖАБА останется в воронке. По-видимому Альберт называет ЖАБОЙ саламандру, огненного духа алхимических пермутаций. Обе амфибии имеют много общего.


659.
САРАНЧА - некое вредоносное множество.


693.
МОТЫЛЕК -- см. примечание к ст. 190.


698.
ЧЕРНЕЕ ЭФИОПА, ибо эфиопы все еще существуют, тогда как Пресвитер уже нет.


714.
КОМАР - пример случайной жертвы вдохновенья.

718 сл.
КОТ и РЫБКА. Образ живой души, которую не без успеха пытается изловить демонический КОТ. Душа РЫБКИ, покинув свою оказавшуюся в когтях злого духа серебристую оболочку, может беспечно витать, КОЛЫША ВЕЕРОМ полета.


725-740.
КЛЯЧА - энергия, заключенная в недрах вещества, как результат космического процесса. ЖИВОТНОЕ НА ПОЛКЕ - книга.


749.
ЗИМНИЙ СОЛОВЕЙ - метафора, относящаяся к несвоевременному экстазу.


751.
УТОК - не имеет ни малейшего отношения к царству пернатых.


755-764.
СТРАУС превосходит всех прочих птиц как размерами, так и неспособностью видеть себя со стороны. Поэтому Аристотель вообще отрицает принадлежность СТРАУСА птичьей породе, ссылаясь на наличие у него ресниц и еще на какие-то аргументы в одном из своих ныне утраченных сочинений.

ГУСЬ - см. ниже о ЛЕБЕДЕ.

ЛЕБЕДЬ - изображение души в тот миг, когда она рвется покинуть тело - плачет об упущенных возможностях. Такую песню и называют: "ЛЕБЕДИНАЯ".


794.
Установлено, что в древних мифах КУКУШКА, наравне с белыми грибами, может обозначать гром.


796.
ПАПИРУС - нильский тростник, символ бульварной литературы.


880.
ПЕЛИКАН - символ самопожертвования. Когда Разум жертвует собой Вере, на башнях души слышно ПЕЛИКАНЬЕ кваканье фанатизма. Когда жертвует собой Вера, мы слышим просто ПЕЛИКАНЬЕ кваканье.


948 сл.
Если оставить в стороне ТРЯПОЧКИ, ЛЬНУ-то будет ох как далеко до КОНОПЛИ!


990-1001.
СУККУБ - демон женского пола, "лежащий снизу". ЖУРАВЛЬ -перелетная птица, символ свободы, омраченной привязанностью к родным местам.


1005.
МАК - цветок снотворный, а ВЯНЕТ он, когда кто-нибудь просыпается.


1007.
КРЫСА - время.


1014-1024.
НЕТОПЫРИ, упыри, вампиры и т.п. рукокрылые пользовались в те времена прескверной репутацией. Поместив недоношенного НЕТОПЫРЯ в прозрачный сосуд, Альберт получил возможность созерцать зло в самом его зародыше.


1026 сл.
Возраст ТРАВОЯДНЫХ легко определить, смотря по зубам. Относится и к поэтам.


1038 сл.
ЕВНУХ - ни мужчина, ни женщина, живое опровержение закона Исключенного Третьего. В то же время он подтверждает этот закон, ибо если он действительно не мужчина, то кто же он? - Либо женщина, либо ЕВНУХ.


1041- 1052.
Останки ИСКОПАЕМОГО ЛЬВА со вставным ЯНТАРНЫМ глазом, в зрачок которого залита пустотелая МУРАВЬИНАЯ ФИГУРА - наглядный образ СВИДЕТЕЛЯ былых эпох.


1057.
По отсечении у ней головы, КУРА еще долго ведет себя словно живая. Символ оптимизма.


1063.
ГОРОХ - см. примечание к ст. 254.


1067.
РЯБИНА с МОЖЖЕВЕЛЬНИКОМ - счет времени по примечательным событиям, род вампума.


1068.
ПОНЕДЕЛЬНИК - день неудач. (Суеверие).


1072 сл.
ТЕЛЕЦ, БАРАН, КОЗЕЛ, СКОРПИОН - знаки Зодиака.


1078.
Перечислены лишь два из восьми с половиной тысяч видов.


1090.
ГОРОШЕК -- см. примечание к ст. 254.


1124-1126.
ПОГАНКА - поганый, языческий гриб, содержащий ядовитые галлюциногены. Вредными соками ПОГАНОК пользуются адепты естественных вер для приведения себя к живому единению с местными почвенными энергиями.


1167.
КИТАЕЦ с КОСАМИ - манчжур.


1172.
ДЕЛЬФИНСКИЙ - то есть Дельфин или Дофин, титул владетельных сеньоров Дофине.


1178.
Фома хочет сказать, что и ВЫПЬ не бухнет без особой на то причины.


1189.
См. ст. 180-181 и примечание.


1200.
ГАД смотрит на мир через прозрачные сросшиеся веки.


1235.
ПАДАЛЬ. Утопические идеи, руководящие движениями человеческих общностей, как правило, облекаются в вид возврата к забытой старине.


1282.
СОВА - ПТИЦА СНА, которая пробуждается, когда кто-нибудь засыпает.


1294.
ВЕРБЛЮД - см. ст. 603 и примечание.

1299.
ПРОДАЖНЫЙ. Надменный вид ВЕРБЛЮДА способен внушить мысль о его неподкупности, поэтому нужна надпись.


1311.
ВАСИЛИСК - таинственное существо, облик которого никогда не остается одним и тем же. Чтобы высидеть ВАСИЛИСКА, нужно взять яйцо, которое снес петух, и отдать жабе. Она по очереди с ведьмой будет насиживать его определенное время. Говорят, что ВАСИЛИСК убивает своим взглядом, но это не совсем так: убивает не взгляд, а вид раскрытой тайны.


1338-1346.
См. ст. 180 и примечание.


1368-1389.
См. начало главы "Юность Альберта" до ст. 151.


1391.
О ГОРОХЕ см. выше во многих местах.



Поэтика


В том, что душа поэзии существует, с недавнего времени перестали сомневаться. Ясно ведь, что ни расположенье слов, ни образов телесное плетенье или протяжный звуков ход не образуют стиха, но некая тонкая, проносящаяся над течением речи стихия. Изловить сию сиятельную птаху когда удается, а когда и нет, но что она все же не вымысел - знают. Если бы только можно было верно ее назвать, то как ее поймать, легко научили бы даже врожденного глухонемого. К счастью, вести из мест ее обитания доходят до нас в недолжной последовательности: кто вслед за кем - неизвестно, зачем - сами не знаем, откуда и почему - вряд ли такими вопросами разумно задаваться. Чему же тут учить? В чем состоит наше искусство, наша веселая наука? Бог весть.
О том, что существует тело поэзии, знали всегда, но что именно считать телом стиха, думали самое разное. Ритм, созвучия, мыслимые видимости, бесплотные идеи, ощутимые чувства. Сейчас мы склонны усматривать его в слитном движении всех частей - как ощущаемых, так и постигаемых одним лишь умом. Такое однако дано немногим и описание подобного учения будет неизбежно хромать. Впрочем, лучше живое немногое, чем окоченевшее от смерти всё. Лучше пройти краем пропасти, едва лишь кинув взор в ее манящую глубину, нежели в миг паденья узреть всю безмерную бездну лишь затем, чтобы миг спустя поглотило ее забвение погибели. Не стану бросаться в бездну: не буду разглядывать это сочинение с множества больших, глубоких и сложных точек, а разрешу себе изобразить его как собрание одних лишь рифм.
Первая из них: ВЕРА и РАЗУМ. Все целое состоит из этой одной-единственной идеологической рифмы. Заглавие поэмы изображено тремя рифмами: ПОЭМА - ФОМА - РИФМА. По виду строения "Фома" представляет собой рифму к готическому Храму Рассудка. Собор этот неоконченный, неосвященный: на месте, где должен стоять алтарь, распевают ночные светские мысли (глава "Сомнения"). Три вступления - портал, две легенды - две башни, как рифмы, немного разнящиеся, далее - катрен картин "Нравы", затем глава "Юность Альберта" и рифма к ней - "С Фомой", две Альбертовы речи в главе Пятой и латинская проповедь о капусте - ведь все это рифмы, то ли к друг другу, то ли к чему-нибудь еще. Многие картины служат рифмами витражей, прекрасная большая картина "Раймунд Лоллий" начертана изнутри над самым входом, а Архангел из главы Третьей вещает там прямо с потолка.
Спускаясь ниже к обыденному, задержимся на некоторых колониях рифм. В картине "Верблюд" (ст. 1295 сл.) имеется такая колония: СТЕКЛЯННОЙ - ПРОТЯЖНЫЙ - ПРОДАЖНЫЙ -МНОГОЭТАЖНОЙ - ВЛАЖНЫХ - АЛМАЗНЫХ, но этим дело не ограничивается, так как в начале 1310-ой строки имеется еще одна ЗЕРКАЛЬНАЯ рифма к слову СТЕКЛЯННОЙ. Другой пример - круг рифм к слову НАРУЖНОСТЬ (Вступление "К Веку"), который завершается словом ОКРУЖНОСТЬ и еще раз НАРУЖНОСТЬ, выделывая полный оборот, в точности вопреки тому, на чем настаивает умственный текст Вступления. Плетеный ремень рифм обнаруживаем в ст. 136-143: ТАЛАНТ - ИНФАНТ - ГУВЕРНАНТ - ДУБИНА, и к ним смысловые рифмы: ПЕНЬ - БРЕВНО - ПЛАХА - (ДУБИНА) - ЛЮБИЛА, которые продлеваются ДУРАКОМ и ОЛУХОМ в ст. 144-145. В ст. 160-161 рифма: два СОСЕДА, из которых ТРУБАЧ созвучен ДАРОВАНЬЮ, а чуть ниже ХРУПКОЕ ОРУДИЕ ВРАЧА поет в набитой РУКЕ ФЛЕЙТИСТА.
Попробуем перечислить рифмы из простенького четверостишия:

Но ликовал Альберт когда горох
Зеленой струйкой вился возле жерди:
Чтоб не засох, он поливал горох,
Покуда твердь не поливала жерди.

НО ЛИКОВАЛ - ОН ПОЛИВАЛ, АЛЬБЕРТ - ТВЕРДЬ, КОГДА - ПОКУДА, ГОРОХ - ЗАСОХ, ГОРОХ - ГОРОХ, ВИЛСЯ - ВОЗЛЕ, ЖЕРДИ - ТВЕРДЬ, ЖЕРДИ - ЖЕРДИ, НЕ - ОН - НЕ, ПОЛИВАЛ - ПОЛИВАЛА, НО ЛИКОВАЛ - НЕ ПОЛИВАЛА, а также смысловые: ЗЕЛЕНОЙ - ГОРОХ, СТРУЙКОЙ - ВИЛСЯ, СТРУЙКОЙ - ПОЛИВАЛ, и это еще не всё, ибо виение гороха вдоль жерди вверх есть зримая пластическая рифма к струению на него с тверди вниз, причем с содержательной стороны здесь налицо рифмоидное соответствие описанию неполного ума главного персонажа Первой главы в ее предыдущих и последующих отрывках.
Пример невидимой рифмы - в ст. 636:

Кота обнявши другом бедных...

"Друг бедных" здесь отнюдь не Альберт (тогда "бедным" оказался бы кот, нечистая сила), а левая рука ученого, представляющая рифму к орудующей в очаге стихий его деснице, которая, согласно евангельскому реченью о раздаче милостыни, "не ведает, что творит левая", а та - обнимает кота.
Вот эти-то тайные, невидимые рифмы - они-то как раз самые глубокие, умные и тонкие. Говорить о них поэтому здесь более не имеет смысла.
Прощай, читатель.