|
Ленивец Ай в еде разборчив был.
Он ничего не ел, помимо листьев коки -
и пусть это чистая правда,
но редкою рябью ямбических правил описывать Ая
навряд ли может быть названо осмысленным предприятием.
Вон закатив свои кислые вежды в нирвану кустарника,
откинувши куцую шею
и приспустив никому не нужное бремя на ней,
Ай виснет на ветке упругой
рыхлому зданию дерева округлым противовесом.
Низкий лоб, приплюснутый нос, вывороченные губы,
глумливая морда, совершенный дегенерат -
вся лесистая волость реки-воительницы
хохотала над привередливым обормотом.
Вцепившись тремя когтями в который-то из суков,
проводит на дереве коки взыскательный Ай время
ливней -
шерсть кожи с него уже слезла давно:
едва пришла дождливая пора,
взамен ей выросли волосатые водоросли влажного
тропического сыр-бора,
не говоря уже о разных мелких тварях,
а именно: медведках с майскими жуками, личинками
стрекоз и саранчи,
кишмя кишащими в его червивой шкуре.
И только два мутных бессмысленных глаза,
не поставленные как у иных вбок, по краям головы,
но устремленные внутрь, вперед
выдавали в нем существо необыкновенное.
Все брезгуют Аем.
Его прогорклым мясом гнушается голодный ягуар.
От него отворачивается с отвращением
даже кровожадная рыба-пиранья.
Дикого вампира не искусит та тухлая флегма,
которая вяло струится
по отравленным венам занюханной твари
по скрюченным одеревянелым артериям
развороченным трактом аорты
в изможденное думами коки горькое аево сердце.
Живое опровержение выживания наиболее
изворотливых в лабиринтах жизни,
защищенный одним живейшим омерзением,
которое только способна внушить к себе сама мерзость,
вечно гниющий на корню кустарника,
идущего ему же в пищу,
Ай висит, впиваясь в гибкий сук тремя ногтями,
а порывистый ветер
знай раскачивает его как веер -
словно перезрелый плод ленивец Ай
висит на извилистых выступах измельчавшего
древа познанья добра и зла.
А ведь предок Ая был в своем роде гигантом.
Огромный как медлительный слон неполнозубый ублюдок
бродил аев пращур между кокиевых баобабов,
сгребал дерн листвы и опухшей коры
рылом с надтреснутыми клыками зубами, ногами и лбом
ел его, мял и жевал.
Но все живое со времнем утрачивает былое величие,
и вот, та же судьба ныне постигла и Ая.
Не превосходящий размерами жалкой макаки,
не выше ростом, чем заурядный зеленый лори,
повиснул на черных крючьях мой хилый хиреющий выродок,
внушая простое брезгливое чувство каждому,
кто бы ни увидал его -
и так - истлевая, но не увядая,
словно бывалая ягода он пребывает.
Подобные таковым виды роятся в черепе Ая,
одурманенном терпким ядом
его духовного и растительного яства.
- Да чем - так и вьется в рассудке Ая -
чем самому извиваться,
преодолевая злокачественный предрассудок,
я лучше поставлю когтем по мелкой отдельной букве
на каждом единственном и неповторимом
листике моей вечной коки,
дабы явить искру мысли евкокиевой молекулы
зримым видом знака в материи ее матери-природы!
Но в ответ лишь шуршит кустарник:
Все ведает древо бреда,
Да и аев много
В прутьях его таится.
|