O МОГУТИНЕ
ОТЗЫВЫ РОССИЙСКОЙ И ЗАПАДНОЙ ПРЕССЫ И КРИТИКИ

...Русский Рембо явился!..

Виктория Шохина, Независимая Газета


Могутин - не просто поэт, анархист, садист и красавец-гомо(гномо?)сексуалист - он еще и лицо... - нет, пожалуй, не лицо, а прямо противоположное место своего поколения. Что само по себе интересно. Мы имеем в виду место.

Вечерний Нью-Йорк


Многим творчество Могутина покажется злонамеренной провокацией, оглушительной пощечиной. Его "сверхчеловеческие супертексты", воспевающие убийство, насилие и все мыслимые человеческие пороки - это вопль вывернутой наизнанку души и библия тотального нонконформизма...

New York Native


Могутин начал там, где закончили молодые Евтушенко и Вознесенский. В его стихах, помимо совершенно оригинальных интонаций, сюжетов и ритмов, заметны, с одной стороны, традиции русского авангарда начала 20-го века, прежде всего Маяковского, с другой - отголоски революции, начатой в языке и культуре Америки 50-60-х годов писателями Beat Generation: Керуаком, Берроузом и другими, чье творчество стало известно русским читателям во многом благодаря усилиям Могутина.

Аллен Гинзберг


От его текстов исходит запах пота и спермы... Как и полагается в наше время, о Могутине гораздо интереснее читать в скандальной хронике, чем в статьях литературоведов - какая разница, что о поэте пишут критики, когда у поэта большой красивый член и смешная татуировка?

Птюч, 10/97


...Подобные публикации представляют серьезную угрозу интересам детства и юношества...

Из решения Судебной Палаты по информационным спорам при Президенте РФ, 1994


Могутин - это "Маяковский наоборот". Литературный содомизатор. Его литература агрессивна до беспределья. Это не беспомощные "Цветы Зла", а новые расстрельщики от культуры.

Владимир Бондаренко, День литературы (лит. приложение к "Завтра"), №3/97


Судьба выплюнула его на панель жизни в нужное время и в нужном месте. Он появился в постперестроечной Москве в возрасте 16 лет, после чего все пошло и поехало. Мистификатор и скандалист по сути, Могутин стал ярчайшим представителем перформанса 90-х годов.

Печатный орган (Нью-Йорк), 80/96


Могутин талантлив, и талантлив без натуги, легко, спокойно и элегантно. Надеюсь, что это не пройдет с возрастом.

Эдуард Лимонов


Пожалуй, только Могутин усвоил уроки Лимонова творчески. Его "новый журнализм" действительно производит убедительное впечатление. Это, на первый взгляд, анахроничное возрождение старинного жанра "физио-логического очерка" не является лимоновской заслугой и остается едва ли не единственным продуктивным путем, нащупанным "другой прозой".

Николай Климонтович, Коммерсантъ, 23.10.93


В сравнении с "новыми литераторами" я вижу в Могутине шаг вперед. Нарбикова, Виктор Ерофеев, Олег Дарк, Владимир Сорокин достигли степеней известных (в литературном рейтинге), топя в крови, дерьме и сперме воображаемых героев. Гуманисты! Как они отстали от жизни. Новая журналистика топит в дерьме живых людей... Могутин бросается в культуру, словно слон в посудную лавку: вломится, разворошит, обхамит людей, мизинца которых не стоит. Очень хочется Могутину влезть в литературу (которая для одних башня из слоновой кости, для других - вшивый рынок) - и как можно более коротким путем. Хотя бы per anum. Влезть, забуриться там, расшуметься от Москвы до Нью-Йорка, не пропустив ни одного города, ни одной тусовки. Что ж, "это многих славных путь"...

Александр Вяльцев


Весь его талант заключается в исключительной наглости, полном отсутствии моральных критериев (в чем могли убедиться все читатели его прежних публикаций) и умении создавать вокруг себя скандалы. На этих скандалах все и держится, ибо сам по себе Ярослав Могутин - полное ничтожество, вовремя понявшее, что всегда можно прославиться за счет той знаменитости, которой ты нахамишь.

Дмитрий Быков, Собеседник, 31/96


Его журналистика очень стильна, смешна и иногда абсурдна. Но также это - голос оппозиции, который иногда может быть реакционным... Каждое его появление в свете - повод для сплетен и информации в колонках светской хроники. Прибавив к этому еженедельные письма поклонников и угрозы в его адрес, можно понять, что Могутин - тип журналиста-знаменитости, не имеющий настоящих аналогов в Америке.

Лори Эссиг, Lesbian & Gay New York, 2/95


Могутин отклонил предложение Жириновского стать его пресс-секретарем, но тем не менее голосовал за него, будучи уверенным, что поддерживает аутсайдера, не имеющего реальных шансов на победу. Молодой (около двадцати лет, по моим подсчетам), внешне привлекательный (изящное телосложение, оленьи глаза, кудрявые блондинистые волосы) и самовлюбленный (с раздражающей регулярностью он выдавал грандиозные статьи, провозглашающие его собственную значимость), Могутин писал игриво скандальные материалы о сексуальности известных персонажей культуры и садомазохистском подтексте советской политики... Могутинская откровенная гомосексуальность вызывала возмущение журналистского и политического истаблишмента. В ответ он бравировал своей готовностью якшаться с махровыми националистами и публиковаться в "правых" изданиях - отчасти чтобы пощекотать нервы тех представителей истаблишмента, которые его не принимали. Он подорвал свою патриотическую репутацию, обзаведясь американским любовником, художником Робертом Филиппини, но вскоре не преминул использовать эту связь, чтобы создать новые проблемы для властей: их публичная попытка зарегистрировать первый в России однополый брак привлекла внимание русской и западной прессы...

Дэвид Таллер, из книги "Cracks in the Iron Closet:
Travels in Gay & Lesbian Russia" (Faber & Faber, 1996)


...Вот Дима Холодов, наша боль и гордость, мог он написать нечто могутинское? Никогда, ни по мысли, ни по стилю! И Холодов подло убит, а Могутин рассказывает, что его "творчество изучается в четырех американских университетах"!

Илья Симанчук, Век, 8/95


...Лживость, подтасовка фактов, развязный и вульгарный стиль вынуждают меня взяться за перо и слегка осадить распоясавшегося "ниспровергателя авторитетов" г-на Могутина (как его называют многие газеты в России)...

Михаил Шемякин, Независимая газета, 12.01.94


"Опять этот Могутин!" - воскликнет недоброжелатель (и завистник). Ну да, опять, опять Ярослав Могутин. Всем известный и загадочный. Американский культуролог, английский поэт, яркий (именно так) представитель "серебряной молодежи". Пресс-секретарь разных важных лиц. Гений перформанса. Модель. Будущие биографы будут начинать так: "Родился в семье разоблаченного английского шпиона на Колыме. Из детей, родившихся там, выживали немногие. Но зато те, которые выживали..." Или, допустим, так: "Родился в городе химиков Кемерово, жил на проспекте Химиков. Из детей, родившихся там, выживали немногие. Но зато те..."

Виктория Шохина, Независимая газета, 23.03.94


Не случайно В. Шохина из "НГ" одновременно заступается за Могутина и умиляется баркашовцами... Не случайно "национальное согласие" элитарной интеллигенции с черной сотней возникает именно на той почве, куда порядочный человек предпочитает не ступать...

Андрей Переверзев, Вечерняя Москва, 7.07.94


Поганец Могутин! Что ты - мерзкое дерьмо и жид пархатый я давно подозревал. Но последняя твоя статья о Невзорове меня полностью возмутила. Кто тебе, гаду, дал право такое писать? Невзоров - достойнейший представитель Народа Русского. На таких, как он, все еще держится наша православная держава. И ей не в силах нанести вред всевозможные педерасты Лимоновы, Могутины и т.п. Вы хотите изничтожить страну, развратить наших детей. Не выйдет, так и передайте своим хозяевам (партнерам?) из Вашингтона и Тель-Авива. Расплата близка. Вы сами подписали себе смертный приговор. БЕРЕГИТЕСЬ!!! Если ты, Могутин, такой смелый и принципиальный (как Рабинович из анекдотов), то чего ж ты тогда скрываешься под идиотским псевдонимом и не желаешь раскрыть своего настоящего имени? А я отвечу - боишься мести оскорбленного и униженного тобой Русского Народа. Но запомни - мы уже натерпелись от ваших тухлых провокаций. Хватит! Нам надоело терпеть выпады со стороны вашей кодлы. СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!

Анонимный факс в редакцию "Нового взгляда", февраль 1994


Его материалы фантасмагоричны. На грани здравого смысла. Он уверяет, правда, что там все правда. Есть авторы, которые пишут так, что серьезный читатель сразу видит второе дно. А у Могутина просто нет второго дна. У него одна смесь накручивается на другую и доводится до состояния полной мистерии. И его вещи пользуются большой популярностью.

Владимир Линдерман, Сегодня, 23.09.94


Ярослав Могутин - один из ярких, экстравагантных персонажей нашего времени. Многим просто невдомек, что он, как молодой, здоровый человек, играет, бросаясь в любые крайности, дабы узнать страдания, остроту жизни. Могут спросить: а что, без игры этого нет в природе? Но когда энергетика требует, когда одаренность подталкивает, когда физическое ощущение умножает духовное, то весь мир кажется величиной с булавку, и Могутин хочет носить его на воротничке собственной рубашки. А если иногда и накалывается, то боль ему кажется только сладостной.

Александр Ткаченко, Новая юность, 4/94


Статья Могутина достойна внимания. Дело в том, что она говорит больше о нынешней России, чем тома научных исследований или вечерняя программа московского телевидения за весь год... Статья Могутина - кладезь для понимания России "переходного периода"... Текст Могутина напоминает противоречивый, насквозь лживый, полуграмотный протокол следствия сталинского ГБ. Этот текст - свидетельство в пользу того, что сталинизм вернется...

Лев Наврозов, Столица, 39/93


Честное слово, не знаю, в чем больше цинизма - в патологических писаниях самого Могутина или в неуклюжих попытках представить его героем, пострадавшим за свободу слова...

Илья Смирнов, Экран и Сцена, 19/94


Стоит ли так уж настойчиво делать из г-на Могутина диссидента? Вернее было бы обратиться к маме несчастного Ярослава с просьбой отогреть его и пожалеть после мерзостей столичной жизни, прямиком в которые так неудачно попал ее сын с не слишком крепкой нервной организацией.

Анна Политковская, Общая газета, 2-8.03.95


Могутин тщательно смастерил себе публичную персону человека, который ничего не принимает всерьез - кроме как собственной публичной персоны. Его безусловно замечательная короткая биография обрастала деталями, которые становились правдоподобными только благодаря многократному их повторению... Но хорошо, что Могутин был настолько себялюбив. Иначе он вряд ли бы выдержал того потока желчи, который был направлен на него московским журналистским сообществом. К моменту, когда Могутин был готов к отъезду из страны, считалось хорошим тоном поносить его на страницах крупнейших российских изданий. Но журналистскому истаблишменту не давали спокойно спать не могутинские молодость, красота и талант, а его знаменитая беззастенчивая беспринципность... В своей полнейшей самопоглощенности и абсолютной свободе не только от страха, но и от каких бы то ни было моральных норм, он был одним из первых представителей нового поколения русских - и это напугало до смерти ту часть его аудитории, которая была старше 25 лет...

Маша Гессен, из книги "Dead Again: Russian Intelligentsia After Communism" (Verso, London-New York, 1997)


Карьеру можно строить не только на способностях, но и на экстравагантных заявлениях и поступках, что прекрасно понимал безусловно талантливый журналист Могутин, каждая публикация которого сопровождалась каким-нибудь скандалом. Оценить его творения по достоинству можно, лишь обладая мозгом, чувством юмора и культурным уровнем... Могутин так и не вписался в столичную журналистику, забыл молчалинский завет, все время лез на страницы газет со своими яркими, остроумными, спорными, полными здравых оценок опусами. В результате его выдворили из страны под улюлюканье коллег. Но, как учит история, не исключено, что лет этак через десять он вернется на Родину героем, под звон фанфар и гром аплодисментов, что будет столь же неадекватно его заслугам, сколь незаслуженным было его изгнание.

Марина Леско, Новый взгляд, 35/95


В результате четырехчасового интервью с Могутиным и последующего общения с ним у меня осталось столько же вопросов о нем, сколько и ответов. Определить какое-то точное место для него в западном общественно-политическом спектре сложно, а может быть, и невозможно вовсе... Во время фотосъемки Могутина для нашей обложки, когда друг фотографа сказал, что кто-то из его родственников тоже был вынужден бежать из России, спасаясь от уголовного преследования за свои убеждения, голубые глаза Могутина сверкнули и его рот исказился в легкой усмешке: "Это добрая русская традиция - судить и сажать ни за что!" - лаконично сказал он.

Ирен Элизабет Страуд, Lesbian & Gay New York, 2/95


В заголовке одной нью-йоркской газеты спрашивалось, был ли Могутин "Бунтовщиком или Расистом?" Ответ в том, что Могутин, Дебрянская и все остальные пидоры-националисты и то, и другое - а, возможно, ни то, ни другое. Пытаясь найти способ создания маргинального пространства в самом центре, они продали свои души идеологии ненависти...

Лори Эссиг, из книги "Queer in Russia: A Story of Sex, Self, and the Other" (Duke University Press, Durham and London, 1999)


Русский идет! Поэт/журналист Ярослав Могутин уже шокировал Россию, теперь он шокирует Америку. Из одной крайности в другую, Могутин переместился из Гей-Сибири в Пидорскую Парилку - Манхэттан, Челси. Скоро вы узнаете о Могутине больше.

Билли Лакс, Paper Magazine, 4/97


Легко отмахнуться от Могутина, сказав, что он сделает все ради паблисити. Но он замечательный молодой человек и одаренный писатель. Могутин как бы показывает американской культуре и американцам их собственное отражение, и им не всегда нравится увиденное...

Бобби Миллер, The New York Blade, 29.05.98


В то время, как Советская Империя продолжает таять, превращаясь в грязь, Могутину приходится начинать все с нуля в Американской Империи. Продолжая писать, Могутин создает вещи, близкие по духу работам таких персонажей, как Гас Ван Сант, Брюс ЛяБрюс и Деннис Купер. Все они пидоры-антигеи, считающие гомосексуальный мейнстрим полной лажей и критикующие предательство бунтарских традиций тех, кому по душе публичный секс, любовь к мальчикам, и чья эротичность выходит за пределы общественного приличия, здорового образа жизни и корпоративной карьеры... Творчество Могутина зло, но иронично. Подобно Оскару Уайльду, его возмутительность никогда не подводит...

Билл Андриетт, The Guide, 11/99


Тексты Могутина в целом выглядят как большой роман со множеством характеров, стран, героев. Это типично американская, хотя и русскоязычная литература... Cледователь, изучающий тексты Могутина, заслуживает сострадания...

Константин Кедров, Новые Известия, 6.08.98


Поэзия Могутина отличается нетрадиционной для русской литературы откровенной сексуальностью. Гей-герой его тоже выпадает из отечественной парадигмы - вместо страдающего утонченного гомосексуалиста предстает он этаким "русским Рэмбо" (как написала о Могутине одна газеты, случайно заменив букву "е" в фамилии французского поэта) с неувядающей эрекцией. Однако за всем этим высокоградусным коктейлем стоит подлинное словесное мастерство...

Женя Лавут, Столица, 4.08.97


Все могутинские тексты и имиджи закручены вокруг одной дилеммы: Как можно быть литературным преступником в современном обществе, где сам мейнстрим преступен и морально ущербен? Кто ты тогда, преступник среди преступников, представляющий истинную добродетель? Добропорядочному буржуа, по представлениям, сложившимся в эпоху Просвещения, был однажды дарован ключ к счастью: секс и любовь. У Могутина этот ключ открывает дверь в застенок девальвации человеческой жизни, порабощения, эксплуатации, отвращения и, да, мгновений ослепительной славы. Моментальный срез нашей эпохи, предлагаемый Могутиным, - это опыт в стиле chiaroscuro (светотени) Пиранези: нет света без тьмы, тьма всегда стремится вытеснить свет. Перефразируя известный английский термин "демократия соучастия" (participatory democracy), можно сказать, что Могутин предлагает нам нечто вроде отрезвления соучастием (participatory detoxification). И делая это, он присоединяется к компании избранных: Бодлер и Рембо, Жене и Пазолини, Гинзберг и Берроуз. Опасность в том, что публика конца 20-го столетия, чье восприятие резких голосов любого рода давно притупилось, ошибочно сочтет Могутина еще одним bad-boy-гедонистом, не разглядев метода в его безумии.

Денис Свит, Бэйтс Колледж (Мейн)


Сочинения Могутина представляют собой весьма значительный этап в развитии современной русской литературы: в его руках она становится космополитичной, обогащенной мировым опытом... Наиболее удачные его стихи вызывают в памяти "мировую усталость" великих декадентов прошлого века... Как и в случаях Жене и Пазолини, хочется надеяться, что Могутин удовлетворится тем, что его тексты "хороши", и что он пишет ярко, сознавая в то же время, что налет насмешки, озорства и провокации составляют подлинный frisson* его произведений.

Тим Шолл, Колледж Оберлин (Огайо)


...Помимо сочинения стихов, Могутин умудрился еще и создать поэму из собственной жизни... Его поэзия не имеет ничего общего с русской поэтической гомосексуальной традицией... Со свойственным ему коварством он взрывает последние руины представлений о "поэтическом", задавшись похвальной целью возвести на освободившемся месте сооружение столь же порочное и бесстыдное, сколь порочна и бесстыдна наша эпоха.

Дмитрий Волчек


Творчество Могутина покоряет прежде всего своей свежестью и внутренней свободой. При всей своей шокирующей тематической новизне для русской литературной традиции, оно очаровывает какой-то особой, светлой легкостью. Но кажущаяся простота его текстов скрывает таинственные и притягательные глубинные структуры. Его ироническое постмодернистское преобразование символистской концепции "жизнетворчества" создает уникальный по своей прозорливости и продуктивности пример типа культуры, названного Хэлом Фостером "пост-модернизмом сопротивления", который пролагает новые пути культурного развития через освоение ранее маргинализованных областей человеческого опыта. В текстах Могутина его индивидуальное мироощущение поднимается до уровня универсальности, что придает небывалую силу его литературному голосу. Благодаря этому он становится зачинателем нового, беспрецедентного по своему преобразующему потенциалу гомосексуального дискурса в русской литературе.

Виталий Чернецкий, Колумбийский Университет


Поэзия Могутина выделяется на фоне неширокого круга авторов, разрабатывающих в России гендерный, конкретно - гомоэротический дискурс. У Могутина гомосексуальность впервые победительна, наделена повышенной витальностью. Могутин - первый русский гей-писатель, который, собственно, не gay, a queer. В этическом плане это может нравиться или не нравиться, но значимость такой новации безусловна - и даже трудно решить, в какой области - собственно эстетической или социокультурной - она больше.

Дмитрий Кузьмин


...Предопределенная преемственность, смесь Руссо и де Сада, ерника-крючкотвора Ремизова и нежного антииудея Розанова - дает представление о Могутине, самом ярком представителе своего поколения...

Константин Кузьминский


Могутин взял на себя роль, традиционно присущую изгнанным и избранным: роль юродивого. Только юродивый может так ярко и откровенно поносить всё и вся, так истово обличать и "вскрывать", так безоглядно и безрассудно идти против общего культурного и политического течения, против уважаемых всеми людей и потерявшего всякое уважение государства.

Геннадий Кацов


Поэзия Могутина - не что иное, как последовательная реализация метафоры: я хочу выебать Россию, я хочу поставить ее на колени... Ракурс не новый: Пушкин, Чаадаев, Синявский, Окуджава и другие не раз занимались подобным упражнением, но все как-то более эвфемистично. Могутин - человек другого времени и другого склада. У него встало между ног, куда-то нужно было спустить - и он не задумываясь спустил в рот России. Это, словно у Маяковского: "Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо..." Могутин говорит: "Я хочу, чтобы хуй приравняли к перу..." Могутин насквозь переходен и маргинален. Его поэтическим метаморфозам нет предела. Так вместе с выбросами могутинской спермы его поэтическое сознание врывается то в рот Есенина, то в анус будущего американского президента. В этом смысле Могутин - Вечный Жид, вечный странник и давно уже не человек...

Владимир Кирсанов, www.gay.ru


Старое доброе насилие, с которого Ярослав Могутин когда-то начинал и из-за которого - чуть не написал "пострадал" - оказался в Америке, старые добрые наркотики, старый добрый расизм - это, наверное, должно шокировать обывателя, только вот вряд ли обыватель когда-нибудь купит "Митин журнал". Все это напоминает видео какой-нибудь рок-группы восьмидесятых - сильно отдающие одеколоном учителя-Лимонова тексты (что, в принципе, и не скрывается), скинхэды, бодибилдинг и сакраментальные фразы типа "Наш Rang Rover мчался на скорости 100 миль час по узкой дороге, уходящей за горизонт". Это узнаваемо и именно поэтому аутентично, это комфортно. Долгожданное ощущение сбоя (страх) возникает, лишь когда понимаешь, что текст этот может продолжаться до бесконечности, что Могутин - своего рода монстр, порождающий один и тот же набор метафор, один и тот же тип синтаксиса, нерасчлененность которого - ни знаками препинания, ни заглавными буквами - в то же время так же стопроцентно уместна и комфортна.

Кирилл Куталов, Русский Журнал, 16.09.99


Баллансируя между, казалось бы, несовместимой персоной невозможно сексуальной порнозвезды (под псевдонимом Том International) и интеллектуала, поэта-провидца, Ярослав Могутин достигает в своем революционном искусстве беспрецедентный синтез тела и духа. Диссидент, изгнанный своей Матерью-Россией, советская душа, шизофренически реагирующая на возможности гиперкапиталистической Америки - Могутин кристаллизирует самые жестокие противоречия нового мирового порядка.

Брюс ЛяБрюс


Америка, будь наготове! Наш Новый Мировой Порядок заканчивается у ног Ярослава Могутина. Вот новый мастер матерной поэзии и провокации. Вот посткоммунистический Восток каким мы никогда его себе не представляли - неотвратимый, ироничный и уязвимый.

Брюс Бендерсон