|
- У тебя "американские глаза". Как бы ты это объяснил? - Злые языки утверждают, что глаза - это зеркало души. Сложно определимая категория. Реальность такова, что в Америке меня принимают за американца, в Германии - за немца, в Латвии за латыша и далее по списку. Недаром же я еще за пару лет до своего бегства из России стал подписываться "американским культурологом"! Мое "русское прошлое" всегда казалось мне прилюдней к чему-то большему. Я всегда ощущал себя здесь неким инородным телом. Наверное, именно из-за этого отношение ко мне общественного мнения и коллег-журналистов было в основном враждебным. Я к этому привык. Странным образом, меня это вдохновляло, мне это всегда прибавляло оптимизма и уверенности в себе, в своих силах, уверенности в правильности выбранного мной стиля и направления. Ведь в принципе, перефразируя Синявского, у меня с этой страной не столько идеологические, сколько стилистические разногласия. Идеология - это то, что можно легко внушить или навязать, а вот стиль - это врожденное. - За что тебя выслали из России? - Против меня было возбуждено несколько уголовных дел из-за моих публикаций в газетах "Еще" и "Новый Взгляд". Меня обвиняли в "злостном хулиганстве с исключительным цинизмом и особой дерзостью", "пропаганде порнографии, сексуальных и психических отклонений, смаковании бесчеловечной жестокости", "разжигании расовой, религиозной и социальной розни" и т.д. Сейчас это звучит достаточно комично, но тогда у меня из-за этого были серьезные проблемы: меня таскали на допросы и очные ставки, взяли подписку о невыезде из Москвы, шла травля в прессе. Все это тянулось года два. Мои проблемы с властями обострились после того, как 12 апреля 1994 года я со своим американским другом пытался зарегистрировать первый в России однополый брак. Эта концептуальная акция, естественно, не увенчалась успехом, но имела большой резонанс в российской и западной прессе. Буквально на следующий день в нашу квартиру на Арбате стали вламываться пьяные менты, которые вымогали у нас деньги и грозили физической расправой. Приходили и "литературоведы в штатском". Мы получали анонимные угрозы по факсу и телефону. В марте 1995 году, приехав в Нью-Йорк по приглашению Колумбийского университета я, по совету своего адвоката Генриха Падвы, попросил политическое убежище в США. Спустя год мне его дали при поддержке разных правозащитных организаций, таких, как Международная Амнистия, Международный ПЕН, Хельсинская Группа по правам человека и другие. В Штатах это было достаточно шумное дело. Я чувствовал себя настоящим диссидентом! - Для многих эмигрантов адаптация в чужой стране - это пора мучительного привыкания и перманентной борьбы с чуждой ментальностью. Как это было для тебя? - Я знал, куда еду, оказавшись в Нью-Йорке в ранге политического беженца. Впервые я приехал в Штаты в 18 лет. Это был Сан-Франциско, ассоциировавшийся у меня с бит-культурой, хиппи, психоделикой. Мне все это было отнюдь не чуждо. Это было мое. Я жил всем этим и до отъезда. Жил этим, читал и писал об этом. Я влюбился в Калифорнию и даже тогда, в самый первый приезд, поклялся себе, что вернусь, и не раз. Потом, поселившись в Нью-Йорке, я познакомился с Алленом Гинзбергом и многими другими культовыми фигурами, которые всегда были моими авторитетами: Гас Ван Сант, Брюс ЛяБрюс, Квентин Крисп, Джон Уотерс, Гор Видал, Деннис Купер... С кем-то я сделал интервью, с кем-то подружился. Мне с этими людьми было легко и интересно общаться, и, кажется, им со мной - тоже. - Контактируешь ли ты с русскими в Америке? - Первые пару лет жизни в Нью-Йорке у меня не было никаких русских контактов. Не то, чтобы я их избегал по каким-то снобским-руссофобским соображениям. Просто никого не знал. Проходил ускоренный курс "американизации". Потом постепенно сложился некий круг общения из числа старой богемы: самопровозглашенный "отец русского анархизма" поэт Константин Кузьминский, потрясающий редактор и критик Саша Сумеркин, опубликовавший впервые "Эдичку" Лимонова, художники Вагрич Бахчанян и Саша Захаров, фотограф Игорь Вишняков, кто-то еще. Вообще, золотой век русской богемы в Америке пришелся на конец 70-х. Сейчас эмигрантская тусовка и пресса - это большое унылое болото, абсолютно инертное, герметичное, пропитанное духом расизма, гомофобии, консерватизма. Меня поражает стремление людей, уехав отсюда, снова сбиваться в стадо. - Что тебя раздражает в Америке и американцах? - Америка - антиинтеллектуальная страна. Американский масскульт - все эти диснеи, голливуды и МТУ - чудовищное, на мой взгляд, явление. В американском кино и на ТВ секс полностью подменен насилием. Американцы одержимы паблисити, они убьют, чтобы попасть на ТВ, сменят пол и будут доносить друг на друга ради 15 минут "славы". Все дневное ТВ состоит из таких шоу. Американский шовинизм, культурный и политический империализм, консумеризм и пуританизм, слепая вера в пропаганду - все это раздражающие меня реалии жизни в Америке. Каждый раз, когда американцы решают бомбить очередную страну и я вижу по С^Ы откровенно пропагандистские сюжеты, мое раздражение резко обостряется. Мозги американцев промыты пропагандой гораздо сильнее, чем у русских. Две трети американцев слепо поддержат действия своего правительства, о чем бы ни шла речь. Американцы всерьез считают, что они - избранная нация, носители нового мирового порядка. Поэтому я никогда не стану настоящим американцем. - Как на тебя повлияла Америка? - Прежде всего, Америка научила меня индивидуализму, вере в себя, в свои таланты и силы. Твоя судьба - в твоих руках, и твоя карьера - тоже. Не жди, когда придет новый дядя в правительство и укажет тебе верный путь, шевели собственными мозгами, работай на себя, а не на того дядю. Инициатива поощряется, без этого ты ничего не добьешься в жизни. Другая приятная сторона американского индивидуализма - это то, что никому ни до кого нет дела. Меня это полностью устраивает. Никто не лезет тебе в душу и в твои дела, не суется с советами. Ты можешь отстаивать приватность своей жизни любыми способами, хоть с помощью оружия, хоть с помощью колючей проволоки, как Солженицын в Вермонте. - Как опытный в этом человек, мог бы ты сказать, где труднее стать знаменитым и чем различаются "рецепты" для Америки и России? - Не уверен, что есть некие "рецепты". Все это индивидуально в каждом конкретном жанре и случае. Скажем, если говорить об издательском бизнесе или искусстве, то все это решается в Нью-Йорке и нигде больше. Я люблю этот город за его бешеную, ни с чем не сравнимую энергетику, но должен признать, что это очень жестокое и циничное место, где никто не проведет с тобой и пяти минут, если нет какой-то в тебе заинтересованности. "Успех в Нью-Йорке - это тяжелая работа" -любимое высказывание Энди Уорхола. Случай здесь играет очень незначительную роль. Туда приезжают амбициозные и авантюрные люди со всего мира, которые твердо знают, чего они хотят добиться в жизни. Из своего опыта могу сказать, что успех в Нью-Йорке определяется не тем, что ты делаешь, а тем, кто ты: твоим имиджем, твоим кругом общения, твоей одеждой, твоей презентабельностью. Конъюнктура и мода превыше всего. Думаю, в этом плане между Москвой и Нью-Йорком много общего. - Каков приблизительный уровень твоих доходов на сегодняшний день? - Самый бестактный вопрос, с точки зрения любого американца. Заглядывать в чужой карман там как-то не принято. По своим заработкам я принадлежу к американскому миддл-классу. Снимаю квартиру в лучшем районе Гринвич Вилладж, по соседству с домом, где жил вплоть до самой смерти Иосиф Бродский. Исправно плачу налоги. Езжу на такси. Хожу в рестораны. К сожалению, на один литературный заработок мне жить пока не удается. Поэтому за пять лет жизни в Нью-Йорке я поменял несколько профессий, от переводчика в ООН и помощника офис-менеджера в одной российско-американской фирме до продавца одежды в дорогом магазине "Блумингдейлз" и порномодели. Все это так или иначе служило материалом моих книг, поскольку отовсюду меня выгоняли со скандалом, за исключением, разве что порнобизнеса (скандал в порнобизнесе - оксиморон!), в котором я по-прежнему время от времени подвязаюсь, то в качестве модели, то вкачестве актера или фотографа. Из меня плохой карьерист, и еще худший коммерсант. Я мечтаю о том времени, когда начну зарабатывать своим литературным трудом, но для этого надо писать приключенческие романы или триллеры, а это мне скучно. Другое дело, что я хотел бы делать коммерческую фотографию: съемки моды и рекламу. Я вот уже в Москве сделал съемку для "ОМа" - судите сами, какой из меня коммерческий фотограф! - Почему ты сейчас оказался в России? - У меня не было ностальгии по месту. Была ностальгия по друзьям, со многими из которых я, к сожалению, почти полностью потерял контакт за эти пять лет. Но я не хотел возвращаться сюда как турист. Ждал достойного повода. Так совпало, что я почти одновременно познакомился в Нью-Йорке сначала с Ольгой Свибловой, организатором Московского Фотобиеннале, а потом с Владимиром Овчаренко, хозяином галереи "Риджина", которую я помнил еще до отъезда. Они и сагитировали меня приехать в Москву с моими новыми художественными проектами. Выставка "Фетиши" проходила в Центральном Доме Художников в рамках Фотобиеннале, а для "Риджины" я сделал персональный фото-видео-шумовой проект "Сон Терминатора". Выставки совпали и с выходом моей новой, четвертой по счету книги "Роман с Немцем". Так что у меня здесь было много работы. - Как ты себя здесь ощущаешь? Кем? - Чужим среди своих. А там я был скорее своим среди чужих. В любом случае, и там и там - изгоем. Вполне продуктивное состояние психики для творческого человека. Сложно привыкнуть к новым приколам "новых русских", еще сложнее - к старым проявлениям "совка". А они встречаются на каждом шагу. Помню, я был со своим другом Брюсом ЛяБрюсом в Атлантик Сити, и там нас шокировал сиротливый плакатик с какой-то маловыразительной физиономией и подписью: ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ $500 ЗА ИНФОРМАЦИЮ ОБ ЭТОМ ЧЕЛОВЕКЕ. Пропал мужик, сгинул в клоаке игорных домов. В Нью-Йорке за пропавших собак обещают больше денег. А здесь, в России, меня на каждом шагу сопровождает это тоскливое чувство полной девальвации человеческой жизни. Ни жизнь, ни время людей здесь ничего не стоят. Меня, в отличие от многих западных туристов, нищета не возбуждает - ни физически, ни духовно. - Оцени перемены, произошедшие тут. - Я вернулся в другую страну, в другую Москву. Должен признаться, что сейчас уже я ориентируюсь здесь хуже, чем в некоторых других мировых столицах. Поменялись названия улиц, ландшафт города, его освещение. Много дорого и со вкусом одетых людей, еще больше дорогих автомобилей. При желании можно даже найти качественную еду за вполне умеренные, по западным меркам, деньги. Но самое главное - появилось целое поколение свободных и независимо мыслящих людей, мозги которых не затуманены ни коммунистической пропагандой, ни иллюзиями перестройки, ни надеждами на светлое капиталистическое будущее. Они достаточно цинично смотрят на вещи, так как понимают, что им суждено жить и работать в развитой стране третьего мира, где коррупция и произвол властвуют безраздельно. И это поколение новых русских яппи уже очень активно выдвигает своих звезд и кумиров, которые кажутся мне очень и очень забавными. Думаю, эта культура может послужить для меня источником вдохновения - и литературного, и художественного. - Мог бы ты вернуться? - Не думаю. Я хотел бы сюда регулярно приезжать, чтобы здесь работать или показывать проекты, сделанные на Западе. Но жить здесь я уже вряд ли бы смог. По ряду причин. Я космополит, у меня всегда была охота к перемене мест, и сейчас, когда я получил возможность путешествовать по миру, я с гораздо большим интересом пожил бы где-нибудь в Латинской Америке или на Востоке. В отличие от многих моих экспатриантов, у меня нет ни обиды, ни ненависти по отношению к этой стране. Хотя, казалось бы, есть основания. Я горд своим происхождением и не собираюсь отказываться от своего "русского прошлого", но это не значит, что я хочу замыкаться только на своих "корнях". Впереди - весь мир! |