|
"Лос-Анджелес - потрясающее место! - восклицает он, когда мы едем по солнечному Голливуду в его раздолбанной красной тойоте. - Я знаю здесь столько мест, где можно незаметно избавиться от трупа". Звучит вполне убедительно. Как будто слышишь голос одного из героев его книг "Frisk" или "Try". Несколькими минутами позже, за ланчем в модном пидорском ресторане French Market (мой выбор, не его), он заказывает вегетарианский бургер: "Я вегетарианец с 18 лет," - сообщает он как-то застенчиво, почти извиняясь. (Кто бы мог подумать, учитывая кровожадность его книг!) Он кажется вполне дружелюбным типом, и я рад нашему очному знакомству, после нескольких лет работы над его переводами и нескольких месяцев переписки по электронной почте. "Что с твоей одеждой?" - я не могу сдержаться, разглядывая его заношенные тертые джинсы и заляпанную майку с рваным воротом. "А, это еще с моего панковского прошлого, - объясняет он. - Я же богема, мне насрать на то, как я выгляжу!" Нетипичное заявление нетипичного писателя-ренегата (как он сам себя называет), чье творчество вдохновило целое поколение молодых американских писателей и получило признание далеко за пределами гей-гетто. Его новый, пятый по счету, и самый экспериментальный роман "Период" опубликован Grove Press весной 2000. 
- Я слышал, что президент Никсон был частым гостем в вашем доме, когда ты еще был ребенком. - Да, мой отец дружил с Никсоном и даже назвал моего брата Ричардом в честь него. Потом их отношения разладились. Мой отец был таким же консервативным придурком, как и Никсон. У него были серьезные политические амбиции, он хотел быть президентом. Потом, я думаю, он понял, что ему это не потянуть. Все люди из окружения Никсона, замешанные в Уотергейтском скандале, бывали у нас в гостях. В 60-е годы отец начал курить траву и стал более либеральным. - Как консервативность твоих родителей сказалась на тебе? - Мне было тогда лет восемь, и все это мало меня волновало. Сейчас мне это кажется интересным, а тогда я был типа: "О, привет дядя Никсон!" 
- Твоя семья была богатой? - Мои родители не были богатыми, но отец начал свой бизнес и разбогател со временем. Можно сказать, что они принадлежали к верхушке среднего класса. Думаю, моя мать сейчас даже более консервативна, чем отец. Я точно не знаю, потому что очень редко с ними общаюсь. Они развелись еще когда мне было лет 14. - Они что-то знают о твоем творчестве? - Никто в моей семье не читал моих книг, они вообще ничего об этом не хотят знать. Мне это по фигу... Понимаешь, я рос в самом конце эпохи хиппи. Мне казалось, что это настоящий мир, это здорово, круто. Консерватизм родителей был для меня поводом для бунтарства в общем смысле. Но главным было не это. Моя мать была невыносимой психопаткой-алкоголичкой. Это то, что действительно на мне сказалось. Она была просто ужасна... 
- Когда ты почувствовал себя писателем? - Когда мне было 15, я начал думать о писательстве как о форме искусства. Я прочитал Рембо и де Сада и подумал "Вот это да!" И даже несмотря на то, что все, что я писал подростком, было дерьмом, все равно я относился к этому серьезно. - Что это было: проза, поэзия, дневники? - Поэзия и проза. Я пытался имитировать "120 Дней Содома" и написал от руки 800-страничный роман, где я описывал, как я с несколькими друзьями из школы устроил большую парти, на которую пригласил всех самых красивых мальчиков, взял их в плен, пытал их и убил. Я пытался быть предельно ужасным и развратным. Потом я понял, что моя мать рылась в моих бумагах и читала мой дневник... Это длинная история. Она отправила меня к психиатру. Я очень боялся, что мать найдет мой роман, спрятаный в спальне, и решил его сжечь. Годы спустя я нашел одну страницу из этого романа. И это все, что уцелело. - Когда я переводил этот текст, мне показалось, что он вполне связно написан. Я думал, что это стилизация. - Одна страница - еще куда не шло, но представь, если бы их было 800! Это было ужасно, бездарно. Я писал это для себя, не думая о литературе, просто пытался выбить все это из головы. Я был одержим этими фантазиями. 
- Как это все началось? - Когда мне было лет 12, я увидел заметку в газете о том, что в горах неподалеку от нашего дома были обнаружены трупы трех голых мальчиков, 11, 12 и 13 лет - что-то в этом роде. Меня это ужасно возбудило. Казалось, что это самая волнующая история! Никто из моих друзей не мог понять, что я в этом нашел, они все передергивались, когда я начинал говорить об этом. Я знал, что я не такой как все. Потом мы с приятелем пошли на поиски того места, где они были убиты. Мы три дня искали это место. Прикол, да? (Возбужденно смеется.) - Я тоже вырос на рассказах о маньяках и насильниках. Только у нас в России об этом нельзя было узнать из газет. В детстве я все время фантазировал на эти темы, пытаясь представить, как бы я себя вел, повстречавшись с маньяком... - Со мной было то же самое, только я с самого начала представлял себя маньяком и убийцей, даже когда мне было всего лет 12. Лос-Анджелес знаменит серийными убийцами. Может, здесь такая атмосфера. Только в 70-е годы здесь было 5 или 6 знаменитых серийных убийц. - В одном из интервью ты сказал, что большинство серийных убийц - не особенно умные и интересные люди. - Да, согласно моим исследованиям. Я столько читал на эти темы! Фантазия делает убийство гораздо более сложным и интересным, чем оно есть на самом деле. На мой взгляд, единственным интересным серийным убийцей был Деннис Нилсен. Очень умный тип. "Убийство за компанию" - отличная книга. 
- А тебе не кажется, что для того, чтобы спланировать и осуществить серию убийств все-таки нужно обладать определенным набором нестандартных качеств, наконец, просто сильным воображением. К тому же, многие убийцы не были лишены творческих талантов и амбиций, писали стихи, как тот же Деннис Нилсен, или песни, как Чарльз Менсон, или фотографировали своих жертв на полароид, как Джеффри Дамер... - Я имел в виду, что большинство из них убивали просто из-за одиночества. Они не могли по-настоящему общаться с окружающим миром, не могли толком артикулировать или объяснить своих действий. Улики могут быть очень и очень интересными, но о них можно только гадать. Нилсен был, пожалуй, единственным интеллектуалом. В большинстве остальных случаев расклад может быть разным: скажем, Дамер был, безусловно, более интересным типом, чем Гэйси. Гэйси был законченным идиотом... - Кажется, на твое творчество повлияли в основном европейские авторы. Как насчет американской литературы? - Из американцев на меня мало кто повлиял. Берроуз - еще куда ни шло, но я не могу сказать, что я его большой поклонник. В основном французы. 
- Как тебе Жене? - О, Жене, безусловно, потрясающий писатель. Хотя я впервые прочитал его довольно поздно. - Ты читаешь по-французски? - Нет, только переводы. 
- Насколько твои истории автобиграфичны? Например, рассказ "Контейнер"? - Отчасти. Когда я жил в Амстердаме, конечно, я бывал в порномагазинах и покупал "детское порно". Но не думаю, что там был 11-летний мальчик, выебанный кулаком. Я это придумал. Такого ведь не увидишь каждый день! Для меня весь кайф был именно в невозможности ситуации. - Ты жил в Европе несколько лет? - В 1985 году меня пригласили в Амстердам на поэтический фестиваль, и я встретил там одного парня-голландца. Потом он приехал ко мне, ему нужно было идти в школу, но тогда я беспробудно сидел на наркотиках и у меня совсем не было денег. Так я решил переехать туда. - Ну и как? - Наши отношения совсем не сложились. Мы никогда по-настоящему не разошлись, но между нами уже практически ничего не было, когда я там жил. Поскольку у меня практически не было друзей в Амстердаме, он был типа как моим лучшим другом. У него были серьезные проблемы по поводу его гомосексуальности, о чем я узнал лишь когда переехал туда. Сейчас он больше не гей. Думаю, это лучше для него. 
- Как ты зарабатывал на жизнь в Амстердаме? - Я был нелегалом. Работал для каких-то американских арт-журналов, для "Адвоката". - Ты до сих пор много занимаешься журнализмом. Я вижу твои статьи и интервью везде: и в "Спине", и в "Артфоруме", и в "Интервью", и в "Детуре", и в "Джордже"... - По сути дела, это мой единственный настоящий заработок. У меня же нет постоянной работы. Книги приносят какие-то деньги, но на каждую книгу уходит несколько лет. Приходится писать статьи, чтобы платить по счетам. - Мне понравился сборник твоих эссе и интервью, но иногда, читая твои статьи, мне кажется, что их написал не ты, а какой-то совсем другой человек и автор. - Ну да, конечно! Кое-что из того, что я пишу - полное дерьмо, и мне это по фигу. Очень часто для меня это просто заработок, но иногда я получаю от этого кайф. Смотря о чем вести речь. Мне тоже не нравится то, что я делал для "Спина". Но они хорошо платили, и я мог брать интервью у Кортни Лав или еще кого-то. Не так уж плохо. 
- Тебе нравится тусоваться со знаменитостями типа Леонардо или Кеану? - Это было последнее интервью Леонардо перед "Титаником", так что он в последний раз дал себе выговориться. На нем еще не было такого даления со стороны машины паблисити. Я знал Лео до этого. Хочешь верь, хочешь нет, но однажды он собирался играть в фильме "Frisk", потому что ему нравилась книга. Но потом он решил этого не делать, что было очень умно с его стороны, потому что фильм получился полным дерьмом. С Леонардо мы просто беседовали несколько часов, но Кортни Лав хотела, чтобы я провел с ней целый уикенд. Тогда она казалось довольно клевой, сейчас я ее терпеть не могу. Она превратилась в какое-то буржуазное уебище. Кеану был очень мил. Он показался мне невероятно хорошим и открытым, честным парнем, очень располагающим к себе. "Sonic Youth" были, конечно, потрясающие. Большинство людей, у которых я брал интервью, были очень милы. Я не хотел их подъебывать, и у меня не было никакого злого умысла против них. Очевидно, что они контролируют ситуацию. И есть вещи, о которых не говорят. Какие-нибудь слухи и сплетни. Было несколько человек, которые отказались давать мне интервью, типа "Мэрилин Мэнсон" и Трента Резнора. Думаю, я слишком мрачный для них, и они знали, что я обязательно прицеплюсь к ним из-за какого-нибудь дерьма и выведу их на чистую воду. Были такие, кто заявлял: "Не хочу, чтобы этот тип делал это". Наверное, из-за моих книг многие думают, что я буду писать какие-то гадости. - В твоих критических эссе иногда встречается морализм... - Морализм? Я довольно морален в очень странном смысле. Но в ОЧЕНЬ странном! В зависимости от того, о чем я веду речь. Я ненавижу власть и авторитеты любого рода. Я ненавижу то, как взрослые пидоры относятся к мальчикам. Для меня это большая проблема. Красота ослепляет людей. Я знаю стольких молодых ребят, которые привлекательны, но несчастны, потому что их не воспринимают всерьез. Многие мои друзья очень сильно от этого пострадали. Я не думаю, что это морализм. Я против тупости и эгоизма. И если говорить о наркотиках, я терпеть не могу героин. Много моих близких всерьез торчали на героине, и это на самом деле ужасно. Но я бы никогда его не запретил. По-моему, все наркотики нужно легализовать... - В твоих книгах много наркотиков. Насколько важную часть они занимают в твоей нынешней жизни? - Когда я был моложе, я употреблял кучу наркоты и попадал в разные опасные истории. Но это было давно. Сейчас у меня основные проблемы с психикой. Моя жизнь вполне нормальна в данный момент. Знаешь, я просто хочу сидеть дома и работать. В свое время я был совсем без тормозов, я перепробовал все. Если что-то интересное произойдет, я это сделаю, а так я вполне доволен своей нынешней обычной жизнью. Кроме этого, если я принимаю наркотики в мои годы, у меня потом такое похмелье! Делай это сейчас, пока ты еще молод! - Вот это совет! - Да, я ничего не имею против наркотиков. Я люблю наркотики, кроме героина. - Твой некролог на Берроуза показался мне довольно злобным... - Злобным? Я считаю, что он продался. Дело не во мне... - Ты обвинил его в использовании литературных рабов и еще во многом другом... - Но это правда! Я знал Берроуза, у нас один и тот же агент, мой экс-бойфренд Марк ебал его постоянно. Когда мы жили в Канзасе, он ходил ебать его почти каждый уикенд. - Ну вот! Я знал, что замешаны какие-то личные счеты! - Мне было наплевать. Какое мне дело, если ему хотелось ебать 75-летнего Берроуза? Сейчас этот парень пишет мемуары, что меня немного пугает... - Кто еще в списке выебанных им знаменитостей? - Аллен Гинзберг, Гас Ван Сант, куча разных... Не в этом дело... Я знаю много всего о Берроузе. Это не значит, что его книги плохие, просто он не написал их сам. Все, начиная с "Городов Красной Ночи" было написано с чьей-то помощью, чем дальше, тем больше. 
- С чьей "помощью"? - Джеймса Грауэрхольца, его секретаря, а позднее душеприказчика. Для тех, кто знал Берроуза, это не было большим секретом. Люди Берроуза ненавидят меня лютой ненавистью. Он сам был вполне безобидным стариком, но это люди из его окружения превратили его во фрика. Меня расстроило, что его творчество что-то значило, было вне мейнстрима, и вдруг оно потеряло всякий смысл для меня, потому что каждая злоебучая рок-группа в мире начала использовать его в своих видео. Его творчество перестало что-либо значить. Он превратился в афишного героя для криминальной шпаны. Мне это кажется очень депрессивным. Я бы такого никогда не допустил. Но это не его вина. Он был слишком стар для того, чтобы контролировать свою жизнь, и его окружение делало это за него. - Как насчет отзыва, который Берроуз написал для обложки одной из твоих первых книг? - А, отзыв... Это длинная история. Если ты посмотришь на этот отзыв, он не особенно лестный. "Деннис Купер, Бог ему в помощь, - прирожденный писатель". Это не значит, что я хороший писатель. Мой агент попросил его написать это. Это звучит как очень хороший отзыв, но на самом деле, если задуматься, он не значит ровным счетом ничего. - Ты бы хотел прожить столько, сколько прожил Берроуз? - Я курю по три пачки в день, не уверен, что я дотяну до его лет. - Но Берроуз практически всю жизнь провел на наркотиках, и ему это не помешало, может - наоборот... - Кто знает. Кажется, может быть интересно прожить столько. Увидим. Я до сих пор думаю о себе как о 20-летнем ебнутом парне, но это уже не я. Старение - такая странная блядская штука! Многое становится настолько сложнее. Сейчас, когда мне за 40, мои личные отношения напоминают отношения между отцом и сыном. У меня к этому смешанные чувства, но я могу играть эту роль. Не уверен, что это очень хорошо, но у меня хорошо получается быть "отцом". Для молодого парня странно быть увлеченным кем-то типа меня, потому что я гораздо старше. Нельзя предположить, что существует какое-то влечение. И ты начинаешь думать, что это все из-за денег или связей или еще чего-то. Это совсем другие отношения. - В американском масскульте, особенно в Голливуде, секс почти полностью заменен насилием. Ты один из немногих американских авторов, публикуемых крупнейшим издательством, кто может позволить себе сочетать и то, и другое. - Я отдаю себе отчет, что мне повезло. Люди типа меня просто не имеют такой возможности. Но это благодаря тому, что Grove Press имеет долгую историю публикации авангардных писателей-ренегатов типа де Сада, Жене и Берроуза. И я стал частью этой истории. Обстоятельство, которое делает мою работу еще более сложной, - нынешняя истерия вокруг "детского порно" и "развращения несовершеннолетних". Сейчас это раздуто гораздо больше, чем еще несколько лет назад. Насильники из интернета, секс с малолетними мальчиками и девочками, тренера, развращающие своих студентов - это все, о чем мы сейчас слышим. Это одержимость. Мои книги трудны для восприятия. В них нет никаких установок, но там много смакования насилия и секса. В то же время, я думаю, в них есть симпатия по отношения к персонажам. Я противоречив. Одна часть меня абсолютно ебнутая, другая - очень любящая. Большинство тех, кто читают мои книги, видят лишь темную сторону, они не могут представить, что возможно оставаться хорошим, потакая темным фантазиям такого рода. - Каждая новая книга приносит тебе больше и больше признания за пределами гей-гетто. Считаешь ли ты себя гей-писателем или частью гей-культуры? - Гей-культура - это не мой мир, и она никогда не была таковой. То же самое и с гей-литературой. То, что я пидор, никогда не было для меня проблемой. Кого это ебет? Во мне столько всего, и это лишь одна часть меня. Я лучше буду тусоваться с толпой ублюдочных пьяных натуралов, чем с толпой злоебучих пидоров. Я знаю, что ты настроен так же. Когда я оказываюсь в гей-гетто в Западном Голливуде, мне хочется начать убивать. 
- Как ты относишься к своему постоянно растущему литературному успеху? - Думаю, мои книги останутся на долгое время, но я не думаю, что они когда-нибудь станут иметь большой успех. Мое творчество всегда будет культовой вещью. Я не рассчитываю получить какие-то награды или быть приглашенным, как Норман Мейлер, на ток-шоу или писать для "Нью-Йоркера". Этого никогда не будет. И меня это устраивает, потому что так было со всеми художниками, которых я всегда любил. Много молодежи читает мои книги, но из них сложно сделать фильмы. Один раз пытались, и это было абсолютно ужасно. Так что я не знаю, что значит успех. - Сейчас, после публикации твоего пятого романа, какие у тебя планы на будущее? - Я хочу написать книгу без секса и насилия. Может быть, что-то о расстрелах в школе в Колумбайне. - Разве это не насилие? - Да, но без секса, и без гомосексуализма. Я хочу уйти подальше от гей-дел. На самом деле. Мне нужно начать делать что-то новое. Я этим объелся, до изнеможения. Для меня эти пять книг - одна вещь, я всегда их так планировал. И сейчас я хочу попробовать что-то еще. Декабрь 1999, Лос-Анджелес |