"РУССКАЯ ПОЭЗИЯ. XX ВЕК. АНТОЛОГИЯ"

Москва: "Олма-пресс", 1999, 926 стр.
Тираж 11000
Под общей ред. В. Кострова, Г. Красникова

Если верить предисловию, то основополагающими принципами отбора стихов для антологии русской поэзии ХХ века были "художественность и характерность". Понятия, прямо скажем, емкие и понимает их каждый по-своему. Например, учеба в Литинституте, членство в СП, КПСС, награждение официальной премией: - в недавнем прошлом наличие по крайней мере трех из вышеперечисленных "характерных" черт в биографии поэта автоматически делало его малоинтересным для читателя. Тем не менее, больше половины отобранных для антологии поэтов принадлежит к числу тех, в чистоте источника вдохновения которых до сих пор было принято сомневаться. А так как они в этом издании ставятся в один ряд с Блоком, Маяковским, Ходасевичем, Мандельштамом, Гумилевым, Хармсом и пр., то антологию, пожалуй, можно охарактеризовать еще и как первую в истории России широкомасштабную попытку "отмывки стихов". Как-никак, тираж у книги не маленький - 11000, а объем - 926 страниц большого формата. И момент для этого выбран самый что ни на есть подходящий: ошибки молодых реформаторов должны пробудить в душе наших сограждан ностальгию по старым "стихам о главном", вроде : "Вместе с той, // Что в борьбе проливалась,// Пробивалась из мрака веков,// Нам, свободным, //В наследство досталась// Заржавелая рабская кровь." (Василий Федоров). Любопытно, что это в высшей степени "характерное" для русской поэзии ХХ века стихотворение было написано в 1957, а не в 1917 или в 1987 году. Впрочем, в антологии нет недостатка в "стихах о главном" и поновее: самый молодой из ее авторов 1977 года рождения, но тоже уже успел поступить в Литинститут: Что касается обещанной "художественности", то тем, кто привык считать ее самой характерной чертой русской поэзии, антология несет глубокое разочарование.

УИЛЬЯМ БЕРРОУЗ. КОТ ВНУТРИ

Пер. с англ. Дм. Волчека - Тверь: "KOLONNA Publication", 1999, 60 стр.
Тираж 1000

Эта поздняя, малоизвестная вещь Берроуза: что-то вроде отрывков из дневника или стихов в прозе о жизни с кошками (и о жизни кошек) - впервые опубликована на русском языке. Замечено, что в массовых видах искусства, в частности, в кино отрицательные персонажи очень часто испытывают какую-то странную привязанность к кошкам. Поэтому эта, на первый взгляд, неожиданная книга Берроуза еще раз подтверждает его репутацию отрицательного героя современной культуры. Прославившийся своими скандальными, не слишком человеколюбивыми книгами (некоторые из них даже были запрещены) Берроуз любил кошек и не любил собак, что можно объяснить тем, что собаки похожи на людей, а кошки - существа, на людей совершенно не похожие. У Метерлинка в "Синей птице" пес самозабвенно предан человеку, а кот независим, на него нельзя положиться. Наверное, именна эта непредсказуемость поведения кота (не говоря о прочих его достоинствах) особенно притягивает. Коту вовсе не нужно стараться и что-то делать, чтобы его любили (как, например, собаке), его любят просто так, за его красоту и независимость, а он немного свысока, грациозно благодарит хозяина за еду и кров. Есть люди, похожие на котов, и это самые лучшие и прекрасные представители человеческой породы, а в общем-то, "как говорит Брайон Гайсин: "Человек - скверное животное". Котов же трудно даже назвать животными, это слово к ним совсем не подходит, в нем уже изначально заложена отрицательная оценка. Все окружающие проверяются по их отношению к котам и по степени их похожести на представителей семейства кошачьих. В нашем зыбком мире, где все ценности размыты и нет ничего подлинного, пожалуй, это единственный критерий, которому еще можно доверять. "Контакты с животными могут изменить то, что Кастанеда называл "точками скопления". Как материнская любовь. Она была опошлена Голливудом. Энди Харди становится на колени перед материнской постелью Что в этом дурного? Порядочный американский парень молится о своей матери. Что в этом дурного? "Я скажу, что в этом дурного, Би Джей. Это протухшая сентиментальная дрянь и разрушает всю правду.""

КЛОД БЕЙЛИ
"КИНО: ФИЛЬМЫ, СТАВШИЕ СОБЫТИЯМИ".

Компакт-энциклопедия . Пер. с франц. - СПб.: "Академпроект", 1998, 395 с. Тираж 3000 экз.

Книга имеет подзаголовком "компакт-энциклопедия", поэтому предназначена как для специалистов, так и для широкого круга читателей, интересующихся кино. Однако в отличие от большинства энциклопедий в этом справочном пособии все статьи написаны одним человеком, кинокритиком и знатоком истории кино Клодом Бейли, что в данном случае является бесспорным достоинством издания. Ибо несмотря на традиционное для энциклопедий и справочников преподнесение материала в виде отдельных информативных статей - это еще и серьезное исследование истории кино, позволяющее читателю осмыслить его в самом широком контексте современной культуры, для чего авторский подход, предполагающий единую систему координат, просто необходим. К тому же, кругозор автора и мера его посвященности в актуальные течения современной культурологической мысли вполне соответствуют поставленной задаче. По этой же причине некоторая стилистическая небрежность и неточности перевода (например, название фильма Фассбиндера "Кэрель" -- имя собственное --, поставленного по роману Жана Жене "Кэрель из Бреста", переведено как "Ссора"), допустимые при переводе каталогов кинофестивалей, в данном случае кажутся не очень уместными. В целом же, отечественному читателю эта книга должна быть интересна вдвойне, ибо у нас попытки столь широкого осмысления киноискусства не предпринималась, кажется, со времен Эйзенштейна, Шкловского и Тынянова.

ОЛДОС ХАКСЛИ
Т. 1 "ШУТОВСКОЙ ХОРОВОД": Романы.
Т. 2 "КОНТРАПУНКТ": Романы.
Т. 3 "О ДИВНЫЙ НОВЫЙ МИР": Романы. Пер. с англ.

СПб.: Амфора, 1999, 541 с., 541 с.
Тираж 10.000 экз

Конец века побуждает к размышлениям и подведению итогов, в том числе и издателей. Издательство "Амфора" затеяло итоговую серию "Millenium" (Тысячелетие), в которой уже вышли или предполагаются к выходу Кафка, Кортасар, Гессе, Пруст, Борхес, иными словами, признанные классики уходящего столетия (и тысячелетия).

Вышедшие в этой серии три тома знаменитого английского романиста Олдоса Хаксли включают в себя как уже издававшиеся у нас ранее романы ("Шутовской хоровод", "Контрапункт"), так и новые переводы ("Желтый Кром", "О дивный новый мир", "Через много лет":). Это издание, включающее в себя основные произведения Хаксли, действительно позволяет окинуть взглядом весь творческий путь английского моралиста, мыслителя, создателя интеллектуального романа, который до самого последнего времени оставался у нас несколько в тени своих знаменитых современников: Джойса, Кафки, Пруста (о последнем, кстати, сам Хаксли отзывался крайне пренебрежительно, называя его "слизняком"). Ранние романы Хаксли, в первую очередь, "Шутовской хоровод" и "Контрапункт", полные юношеского задора, злости и сарказма, и ныне выглядят наиболее свежо и актуально. Чего нельзя сказать о его поздних книгах "Слепой в Газе" и "Остров", где преобладают морализм и схоластика: под конец жизни Хаксли обратился к восточным религиям и индуизму. Центральным же и переломным моментом его творчества остается антиутопия "О дивный новый мир". Хаксли по праву, наряду с Замятиным, считается пионером этого жанра, хотя на закате тысячелетия вместе с угасанием утопических идеалов несколько поугасла и его актуальность. Лет пятнадцать-двадцать назад эту книгу читать было бы куда интереснее, но знать ее все же надо.

СЕРГЕЙ АНУФРИЕВ
ПАВЕЛ ПЕППЕРШТЕЙН
"МИФОГЕННАЯ ЛЮБОВЬ КАСТ"

Москва: "Ad Marginem", 1999
476 страниц
Тираж не указан

Ученик Ильи Кабакова, художник-график, создатель "Медицинской герменевтики" Павел Пепперштейн выступает на сей раз в соавторстве с Сергеем Ануфриевым. В романе "Мифогенная любовь каст", помимо фактов, собраны практически все стереотипы и схемы советской, постсоветской и русской литературы. Сюжет присутствует, но крайне запутан и сложен. Постоянно галлюцинирующий парторг Дунаев, принимая различные образы, проходит через многочисленные испытания, встречи, потери, и на дне морском, и в высях небесных, и в глубинах подземных, в лесах, полях, и на горах помогает детям, девушкам, солдатам. В блокадном Ленинграде спасает от голодной смерти девушку Зину, "подкармливая" ее по ночам без ее ведома: своей спермой:

В одном из своих интервью мэтр отечественного концептуализма Владимир Сорокин отметил Пепперштейна, наряду с Пелевиным, в числе тех, кто за последние годы внес в отечественную литературу нечто принципиально новое. По правде говоря, читая "Мифогенную любовь:", трудно сразу уловить, что, собственно, нового в этой книге по сравнению с тем же Сорокиным. Между тем, новое все-таки есть. Сорокин в свое время был вынужден балансировать на грани дозволенного, и риск придавал его творчеству необходимую остроту. Пепперштейн и Ануфриев - типичные дети 90-х, когда уже свобода и избыток возможностей составляли для писателя определенную проблему. На фоне этой воистину шизофренической безмятежности, уравнивающей и смешивающей все нормы и ценности, Сорокин, действительно, выглядит несколько старомодно сосредоточенным. В целом же, книга в высшей степени симптоматична, и этим, главным образом, и интересна, ибо по ней, вполне в духе "медицинской герменевтики" впору ставить диагноз. По законам психической декомпенсации, комплекс неполноценности, как правило, переходит в манию величия, а параноидальный соцреализм, судя по всему, чреват шизофреническим концептуализмом. Главное: не забывать, что и то, и другое - болезнь.

СТИВЕН СПЕНДЕР
ХРАМ

Перевод с английского В. Когана
Москва: "Глагол", 1999
272 стр.
Тираж 3000 экз.

Близкий друг Уистена Одена и Кристофера Ишервуда, английский поэт и литературный критик Стивен Спендер прожил долгую жизнь: родился в 1909, умер в 1995 году, охватив практически весь двадцатый век.

Роман "Храм" был написан, когда Спендеру было 20 лет, но долгое время пролежал в забвении и доработан автором больше, чем через полвека. Три двадцатилетних студента из Оксфорда проводят летние каникулы в Веймарской Германии, где нравы гораздо более свободны, чем в пуританской Англии, они открывают для себя мир чувственной любви, главным образом, однополой, для которой здесь не существует запретов. Главный герой Пол (прототипом которого является сам Спендер) не дает никакой оценки происходящим событиям, однако он уже как будто знает все, что вскоре обрушится на Германию (и это нетрудно объяснить, учитывая историю написания романа). Название романа "Храм" содержит намек на культ прекрасного тела и навеяно образами из работ друга Спендера фотографа Герберта Листа (его фотография "На Рейне" с изображением прекрасного обнаженного юноши украшает обложку книги), кинорежиссера Лени Рифеншталь и скульптора Арно Брекера - все трое впоследствии сотрудничали с нацистами. Гомоэротические отношения переданы в романе со множеством тончайших психологических деталей, однако в данном случае куда больше впечатляет пугающее сходство европейской золотой молодежи тех лет с бытом обечественной богемы 90-х. Эта аналогия при чтении романа напрашивается абсолютно непроизвольно.

Жизнь в Германии 20-30-х годов была полна легкости и веселья, и тогда мало кому приходило в голову, что за этим последует.

ЖОРЖ БАТАЙ
"НЕНАВИСТЬ К ПОЭЗИИ"

Перевод с французского
Москва: Научно-издательский центр "ЛАДОМИР", 1999
614 стр.
Тираж 2000 экз

Проза философов - в этом жанре французы преуспели, пожалуй, больше других. Жорж Батай, будучи на 16 лет старше Альбера Камю, пришел к русскому читателю позднее лет на сорок. В этом опоздании нет ничего удивительного, откройте на любой странице томик Батая "Ненависть к поэзии", куда вошли практически все его художественные произведения от "Истории глаза" до "Divinus Deus", и вам сразу все станет понятно: по обилию всевозможных извращений эта проза сопоставима разве что с произведениями маркиза де Сада. Если же продолжить аналогию с Камю, то Батай-писатель на его фоне кажется гораздо более экзотическим, но несколько тепличным растением. Ибо все появившиеся у нас за последние несколько лет публикации Батая неизменно сопровождались обширными перегруженными терминологией статьями и научными комментариями. Не обошлось без них и на сей раз, вступительная статья Сергея Зенкина занимает аж 50 страниц убористым шрифтом, о примечаниях и комментариях и говорить нечего. В результате складывается впечатление, будто издатели и комментаторы опасаются оставить автора один на один с читателем без этой тонкой "научной оболочки". Читая прозу Батая, понимаешь, что эти опасения не лишены оснований.

Дедуктивный склад философского ума делает эту прозу чем-то вроде иллюстрации к неким незримым и находящимся за пределами текста идеям, в отрыве от которых сам текст может показаться бедным и маловыразительным по языку. Тут, видимо для того, чтобы утяжелить слишком легковесный текст, на сцену и выходят комментаторы, призванные указать на существование незримых для читателя глубоких идей. Например, сцена, в которой героиня, перед тем, как заняться любовью, садиться "жопой" (так в переводе - М.К.) в блюдце с молоком, имеет в книге по меньшей мере четыре разнообразных трактовки, включая отсылку к Паскалю. После этого и маркиз де Сад может отдохнуть!