Жан Жене
СЛУЖАНКИ

Комната Мадам. Мебель в стиле Людовика XV. Кружева.
В глубине - открытое окно, виднеется дом, расположенный по ту сторону улицы.
Справа - кровать.
Слева - дверь и комод.
Множество цветов.
Вечер.

Клер (стоит в комбинации, спиной к туалетному столику. Ее жест - вытянутая рука - и тон подчеркнуто трагичны). Эти перчатки! Эти вечные перчатки! Сколько раз говорила тебе: оставляй их на кухне. Ими, несомненно, ты надеешься соблазнить молочника. Нет, нет, не лги, это бесполезно! Вешай их над мойкой. Когда же ты поймешь, что в эту комнату нельзя вносить всякую грязь? Что все, да, все, что исходит из кухни, - мерзость? Прекрати же!
(Во время этой тирады Соланж играет парой резиновых перчаток: то натягивает их на руки, то складывает букетом, то веером.)
Не стесняйся. Развлекайся, как можешь. И главное, не торопись: времени у нас довольно. Иди!
(Манеры Соланж меняются, она смиренно уходит, держа резиновые перчатки кончиками пальцев. Клер садится к туалетному столику. Нюхает цветы, гладит туалетные принадлежности, причесывается, красится.)
Приготовь мне платье. Быстрей. Время поджимает. Вы куда подевались? (Оборачивается.) Клер! Клер!
(Входит Соланж.)
Соланж. Пусть Мадам простит меня, я готовила липовый (она произносит "лыпывый") чай для Мадам.
Клер. Подготовьте мой туалет. Белое платье с блестками. Веер. Изумруды.
Соланж. Хорошо, Мадам. Драгоценности Мадам?
Клер. Принеси их. Я сама выберу. И, разумеется, лакированные туфли. Те, на которые вы заритесь уже столько лет.
(Соланж берет из шкафа несколько футляров, открывает их и раскладывает на кровати.)
Облюбовали для своей свадьбы, наверное. Признавайтесь: он вас соблазнил! Вы беременны! Признавайтесь!
(На ковре Соланж садится на корточки, плюет
на лакированные лодочки, чистит их.)
Говорила же я вам, Клер: не плюйтесь. Держите свою слюну при себе, милочка, пусть она забродит у вас во рту. Ха! Ха! (Судорожно смеется.) Потонет пусть в ней заплутавший прохожий. Ха! Ха! Вы отвратительны, милочка. Нагнитесь еще ниже и посмотрите на свое отражение в моих туфлях. Думаете, мне приятно совать ногу в завесы вашей слюны? В испарения ваших трясин?
Соланж (на коленях, очень смиренно). Я хочу, чтобы Мадам была красивой.
Клер. И буду. (Прихорашивается перед зеркалом.) Вы меня терпеть не можете, правда? Вы душите меня вашей услужливостью, вашим смирением, гладиолусами и резедой. (Встает, говорит чуть тише.) Слишком много цветов. К чему такое нагромождение. Будто ради покойника. (Снова оглядывает себя.) Я буду красивой. Вам такой никогда не стать. Ведь не этим же телом, не этим лицом вы соблазнили Марио. Смешной мальчишка-молочник нас презирает и делает нам ребенка...
Соланж. Ах, но ведь я никогда...
Клер. Помолчите, дурёха, давайте платье!
Соланж (роется в шкафу, раздвигая платья). Красное. Мадам наденет красное платье.
Клер. Я же сказала: белое с блестками.
Соланж (твердо). Сожалею. Мадам сегодня вечером будет в платье алого бархата.
Клер (простодушно). О! Почему?
Соланж (холодно). Я не могу забыть грудь Мадам под бархатными складками. И как поднимался неграненый гагат, когда Мадам вздыхала, твердя Месье о моей преданности! Впрочем, вдове полагается носить черное.
Клер. Как это!
Соланж. Нужно объяснять? Вы должны понимать с полуслова.
Клер. Ах! Ты хочешь сказать... Прекрасно. Угрожай мне. Оскорбляй cвою хозяйку. Не правда ли, Соланж, ты имеешь в виду злоключения Месье? Дурочка. Не вовремя ты об этом напомнила, но я сумею отлично выкрутиться! Улыбаешься? Не веришь?
Соланж. Не время вытаскивать на свет Божий...
Клер. Вытаскивать - что? Мое бесчестие? Мое бесчестие! На свет Божий!
Соланж. Мадам!
Клер. Раз я выдала Месье полиции, согласилась его предать, так я уже и в твоей власти? А ведь я могла бы сделать хуже. Лучше. Думаешь, я не страдала? Клер, я заставляла свою руку, понимаешь, силой заставляла ее, медленно, четко, без описок, без орфографических ошибок, без синтаксических ошибок, без помарок написать письмо, из-за которого мой любовник отправится на каторгу. А ты, вместо того, чтобы меня поддержать, смеешься? За меня выбираешь цвета! Говоришь о вдовстве! Месье не умер. От пересылки к пересылке Месье доберется, возможно, до самой Гвианы, и я, его любовница, обезумевшая от горя, поеду за ним. Я последую за конвоем. Я разделю его славу. Ты говоришь о вдовстве - и не хочешь дать мне белое платье - траур королев. Ты, Клер, не знаешь...
Соланж (холодно). Мадам наденет красное платье.
Клер (обычным тоном). Хорошо. (Сурово.) Подай мне платье. Ах! Я совсем одна, у меня нет друзей. По глазам вижу, как ты меня ненавидишь. Ты оставляешь меня на произвол судьбы.
Соланж. Я всюду последую за вами. Я вас люблю.
Клер. Еще бы. Так, как обычно любят хозяйку. Ты любишь меня и ты меня почитаешь. И ждешь дарственной, ждешь приписки к завещанию.
Соланж. Я сделаю невозможное...
Клер (с иронией). Знаю-знаю. За меня ты пойдешь в огонь. (Соланж помогает Клер надеть платье.) Застегните. Да не тяните так. Не пытайтесь меня скрутить. (Соланж встает на колени у ног Клер и поправляет складки платья.) Постарайтесь не трогать меня. От вас воняет, как от скотины. Из какой паскудной каморки, где лакеи проводят с вами ночи, приносите вы этот смрад? Эта каморка! Комната прислуги! Мансарда! (Любезно.) Я на память знаю, чем пахнут мансарды, Клер. И две одинаковые кровати, где две сестрички засыпают и видят друг друга во сне. Там... (Показывает какое-то место в комнате.) Там - две железные кровати, и между ними ночной столик. Там... (Указывает в противоположную сторону.) Сосновый комод с алтарем Пречистой Девы! Правильно?
Соланж. Мы такие несчастные. Я сейчас заплачу. Если вы будете продолжать в том же духе...
Клер. Значит, все точно! Опустим молитвы и земные поклоны. Я даже не стану упоминать о бумажных цветах... (Смеется.) Бумажные цветы! И веточка самшита, окропленная святой водой! (Показывает на цветы, стоящие в комнате.) Взгляни на эти венчики, что раскрылись в мою честь! Скажи-ка, Клер, разве я не самая красивая Дева?
Соланж (будто молясь). Замолчите...
Клер. А там... (Показывает наверх, на окно.) Пресловутое слуховое окно, через которое полуголый молочник сигает в твою постель!
Соланж. Мадам заблуждается, Мадам...
Клер. А ваши руки? Не убирайте ваших рук. Сколько раз я вам (колеблется) шептала на ушко: от них воняет мойкой.
Соланж. Падение!
Клер. Что?
Соланж (оправляя платье на бедрах Клер). Падение. Я наряжаю вас для падения, для любви.
Клер. Убирайся вон, плутовка!
(Бьет Соланж в висок каблуком в стиле Людовика XV. Соланж, которая сидит на корточках, шатается и
отползает.)
Соланж. О! Я - воровка?
Клер. Я сказала: плутовка; а если вам приспичило хныкать, то убирайтесь в свою мансарду. Здесь, в моей комнате, я допускаю только благородные слезы. В один прекрасный день мой подол будет ими усеян, но то будут драгоценные слезы. И поправь шлейф, шлепохвостка.
Соланж (в экстазе). Мадам закусила удила!
Клер. Да, и дьявол уносит меня, прижав к надушенной груди. Он меня поднимает, я отрываюсь от земли, лечу... (Стучит об пол каблуком.) ...и не двигаюсь с места. Ожерелье! Да поторопись же, иначе мы не успеем. Если платье слишком длинное, подколи английскими булавками.
(Соланж поднимается, хочет взять ожерелье из футляра, но Клер, опережая ее, хватает драгоценность. Пальцы ее соприкасаются с рукой Соланж, и Клер в ужасе отступает.)
Держите ваши руки подальше от моих, к вам противно прикасаться. Поторопитесь.
Соланж. Не стоит переигрывать. У вас глаза горят.
Клер. О чем это вы?
Соланж. Границы, Мадам, - рамки. Не условности их устанавливают, а законы. Здесь мое, там - ваше...
Клер. Что за речи, милочка. Ты, Клер, хочешь сказать, что я уже за семью морями! Ты приводишь меня в отчаяние, ты ссылаешь меня в свое воображение? Отыгрываешься, да? Чувствуешь, что приближается минута, когда, перестав быть служанкой...
Соланж. Вы прекрасно меня понимаете. Угадываете любой подвох.
Клер (воодушевляясь все больше и больше). ...приближается минута, когда, перестав быть служанкой, ты воплотишь в себе месть, но, Клер, не забывай - Клер, ты слышишь меня? - не забывай, что месть выпестовала служанку, а я ...но, Клер, ты не слушаешь меня?
Соланж (рассеянно). Слушаю...
Клер. ...я заключаю в себе и месть, и служанку, даю им возможность жить и здравствовать. Клер, как это тяжело, ужасно, невыносимо быть хозяйкой, содержать в себе источник ненависти, быть тем навозом, на котором ты взрастаешь. Каждый день ты хочешь видеть меня обнаженной. Я красива, не правда ли? Мое отчаяние, горе влюбленной женщины, красит меня, но ты не знаешь, чего мне это стоит!
Соланж (с презрением). Тот, в кого вы влюблены!
Клер. Мой несчастный возлюбленный делает мне честь. Да. Да, милочка моя. О чести ты судить не можешь - разве что отыскивая нечто совершенно противоположное в самой себе. Я становлюсь еще выше, унижая тебя и возвеличивая его...
Соланж. Хватит! Поторопитесь. Вы готовы?
Клер. А ты?
Соланж (отступает к шкафу). Я готова. Мне надоело быть предметом отвращения. Я вас тоже ненавижу. Я вас презираю. Ненавижу вашу грудь, из которой исходят благоуханные вздохи. Вашу грудь... из слоновой кости! Вашу задницу... из чистого золота! Ваши ноги... из янтаря! Ненавижу! (Плюет на красное платье.)
Клер (задыхаясь). О! О! ...но ты...
Соланж (наступая на нее). Да, моя красавица. Думаете, вам все позволено, все, без всяких границ? Думаете навсегда присвоить себе небо, - и лишить меня его красоты? Выбирать для себя духи, пудру, лак для ногтей, шелка, бархат, кружева, - и лишить всего этого меня? Признавайтесь! Признавайтесь, что увели молочника! Его молодость, его свежесть возбуждали вас, разве нет? Признавайтесь, что увели молочника. Потому как Соланж с вас с живой не слезет!
Клер (в бешенстве). Клер! Клер!
Соланж. Что?
Клер (шепчет). Клер, Соланж, Клер.
Соланж. Ах, да; Клер, Клер с вас с живой не слезет! Клер перед вами, светлая, пречистая Клер. Сияющая! (Бьет Клер по щеке.)
Клер. Ах!.. Ах!.. Клер!.. Вы... Ах!..
Соланж. Мадам думала, что ее защитит баррикада цветов, спасет невиданная судьба и жертва. Но вы не предусмотрели бунта служанки. Вот он вспыхнул, Мадам. И все ваши речи утратили смысл. Она, служанка, разрушит ваши шашни, разоблачит их. Этот ваш Месье - жалкий вор, а вы...
Клер. Я тебе запрещаю!
Соланж. Чепуха! Мадам запрещает мне! Мадам потеряла власть. Ее лицо разлагается. Желаете зеркало? Извольте. (Протягивает Клер ручное зеркальце.)
Клер (любуется собой). След от пощечины остался, но это только красит меня!
Соланж. Пощечина красит!
Клер. Угроза сияет надо мной, словно нимб, а ты, ты вся - тьма...
Соланж. ...полная грозы! Знаю. Выучила уже эту тираду. На вашем лице я читаю то, что следует вам ответить. И я пойду до конца. Две служанки здесь, перед вами, - преданные вам! Презирайте их. Хорошейте. Мы вас больше не боимся. Нас обволакивают наши испарения, летописи наших унижений, наша ненависть к вам - мы со всем этим слились. Мы скоро воплотимся. Не смейтесь - ох, только не смейтесь над моим красноречием...
Клер. Убирайтесь вон!
Соланж. Ваша покорная слуга, Мадам! Возвращаюсь на кухню. К моим перчаткам, к запаху моих гнилых зубов. К безмолвно гниющей мойке. Вам - цветы, мне - мойка. Я - прислуга. Вы-то, по крайней мере, не можете меня запачкать. И все же! Все же... (Наступает на Клер с угрожающим видом.) И все же, перед тем, как уйти, я закончу свое дело.
(Внезапно звонит будильник. Соланж останавливается. Актрисы обнимаются, взволнованные, и слушают,
прижавшись друг к другу.)
Уже?
Клер. Поторопимся. Мадам вот-вот вернется. (Начинает расстегивать платье.) Помоги мне. Время истекло. А ты так и не смогла дойти до конца.
Соланж (помогает ей. С грустью). Каждый раз одно и то же. И все из-за тебя. Ты слишком долго копаешься. Я не успеваю покончить с тобой.
Клер. Приготовления отнимают слишком много времени. Но, знаешь...
Соланж (снимает с нее платье). Следи за окном.
Клер. ...Но знаешь: я поставила будильник с запасом. Мы еще успеем все убрать. (В изнеможении падает в кресло.)
Соланж (мягко). Душный сегодня вечер. И весь день было нечем дышать.
Клер (мягко). Да.
Соланж. Вот что нас убивает, Клер!
Клер. Да.
Соланж. Пора.
Клер. Да. (В изнеможении встает). Пойду заварю липовый чай.
Соланж. Следи за окном.
Клер. Время еще есть. (Вытирает лицо.)
Соланж. Ты еще смотришься в зеркало... Клер, малютка моя...
Клер. Не приставай ко мне, я устала.
Соланж (резко). Следи за окном. Ты такая неуклюжая, ты не сможешь все как следует прибрать. А я должна почистить платье Мадам. (Глядит на сестру.) Ну, что с тобой? Теперь ты снова можешь стать такой, как я. Верни себе свое лицо. Ну же, Клер, стань снова моей сестричкой.
Клер. Я выдохлась. Этот свет убивает меня. Думаешь, жильцы из дома напротив...
Соланж. Да нам-то что до них? Ведь не можем же мы... (Запинается.) ...приготовить все в темноте? Отдохни. Закрой глаза. Закрой глаза, Клер.
Клер (надевает невзрачное черное платье). Ах, когда я говорю, что устала, это так, одни слова. Не пользуйся этим, не жалей меня. Не пытайся мне навязать свою волю.
Соланж. Я никогда не пыталась тебе что-то навязывать. Я только хочу, чтобы ты отдохнула. Отдыхая, ты помогаешь мне больше всего.
Клер. Я все поняла, не надо объяснять.
Соланж. Нет уж, я объясню. Ты первая начала. Сама заговорила про молочника. Думаешь, я не догадалась? Если Марио...
Клер. О!
Соланж. Если молочник по вечерам говорит мне сальности, то и тебе он твердит то же самое. Но тебе повезло, ты можешь...
Клер (пожимает плечами). Лучше бы взглянула, все ли в порядке. Смотри: ключ в секретере был вставлен вот так. (Поправляет ключ.) А в гвоздиках и розах, говорит Месье, вечно...
Соланж (в ярости). Тебе повезло, ты можешь смешивать оскорбления...
Клер. ...находишь волосы той или другой служанки!
Соланж. ...и подробности нашей личной жизни с...
Клер (насмешливо). С чем? С чем? Так с чем же? Дай имя тому, что мы делаем. С церемонией? И потом, у нас нет времени препираться. Она, она. Она сейчас придет. Но, Соланж, на этот раз мы ее прищучили. Как я завидую тебе: ты видела, какую рожу она скорчила, когда ее любовника арестовали. На этот раз у меня получилось. Ты не можешь перечить. Кабы не я, не мое подметное письмо, не видать тебе такого спектакля: любовник в наручниках. Мадам в слезах. Может, даже помрет. Сегодня утром еле встала.
Соланж. Тем лучше. Пусть подыхает! А я наконец получу наследство! Ноги моей больше не будет в поганой мансарде, среди этих дураков, кухарок и лакея.
Клер. А я любила нашу мансарду.
Соланж. Тебе бы только перечить. Не умиляйся ей. Я ее терпеть не могу и вижу такой, какая она есть: нищая, голая. Убогая. Да что там говорить: убогие и мы с тобой.
Клер. Ах, нет, не начинай сначала. Лучше следи за окном. Я-то ничего не могу разглядеть, такие потемки.
Соланж. Дай высказаться. Дай излить душу. Я любила мансарду, потому что ее скудость не требовала лишних усилий. Ни тебе обои менять, ни выбивать ковры, ни мебель полировать... взглядом ли, тряпкой... ни тебе зеркал, ни балконов. Ничто не требовало от нас слишком красивых движений. Успокойся: никто не помешает тебе разыгрывать королеву, Марию-Антуанетту, разгуливая по ночам в апартаментах.
Клер. Ты с ума сошла! Никогда я не разгуливала по ночам в апартаментах.
Соланж (насмешливо). Разумеется, Мадемуазель никогда не разгуливала! Завернувшись в штору, или в кружевное покрывало с кровати, а? Любуясь на себя в зеркала, павой вышагивая по балкону, приветствуя в два часа ночи толпу, что собиралась под окнами. Никогда, о нет, никогда.
Клер. Но, Соланж...
Соланж. Темень такая, что трудно следить за Мадам, и ты думала, что никто тебя не увидит. За кого ты меня принимаешь? Не старайся меня убедить, будто ты бродишь во сне. Раз уж мы дошли до предела, могла бы и сознаться.
Клер. Но, Соланж, зачем кричать? Прошу тебя, говори потише. Мадам может войти незаметно... (Бежит к окну, поднимает штору.)
Соланж. Я все сказала. Оставь шторы в покое. Ах, не надо их так поднимать. Опусти. Мне это действует на нервы. В то утро, когда его арестовали, Месье тоже поднимал шторы, высматривал полицейских.
Клер. Теперь тебе страшно? Всюду чудится убийца, готовый сбежать через черный ход...
Соланж. Давай, насмехайся, изводи меня еще больше. Насмехайся, давай! Никто меня не любит! Никто не любит нас!
Клер. Она, она нас любит. Она добрая. Мадам добрая! Мадам обожает нас.
Соланж. Она нас любит, как свои кресла... Нет, не так! Скорее, как свое биде. Как розовый фаянс в отхожем месте. А мы - мы не в силах любить себя. Мерзость...
Клер. Ах!..
Соланж. ...не любит мерзость. Думаешь, я исполню свою роль, наиграюсь, а вечером вернусь в свою клетушку, в свою постель? Игра! Да сможем ли мы еще продолжать ее? А если я не смогу плюнуть в того, кто меня называет "Клер", слюна задушит меня! Плевок моей слюны - это алмазная диадема!
Клер (встает, принимается плакать). Говори тише, прошу тебя. Вспомни, вспомни о доброте Мадам.
Соланж. Ее доброта, да? Легко быть доброй, улыбчивой, мягкой. Ох уж эта ее мягкость. Когда ты красива и богата. Но быть доброй, когда ты - служанка? Нам остается выделываться, когда мы убираем комнаты или моем посуду. Мы машем метелкой из перьев, будто веером, когда стряхиваем пыль. Мы делаем изящные движения, когда моем полы. Или, как ты, по ночам позволяем себе роскошь: пройти парадом по апартаментам Мадам.
Клер. Соланж! Опять! Чего ты добиваешься? Думаешь, твои выпады успокоят нас? Я могла бы про тебя рассказать кое-что похлеще.
Соланж. Ты? Ты?
Клер. Разумеется, я. Если захочу. Потому что все-таки, после всего, что было...
Соланж. Все-таки? После всего, что было? Ты на что намекаешь? Ведь ты сама мне рассказала о том мужике. Клер, я ненавижу тебя.
Клер. Взаимно. Но мне не нужно вытаскивать молочника на свет божий, чтобы тебя смутить. У меня есть кое-что получше, и ты это знаешь.
Соланж. Ну, кто из нас двоих кольнет больнее? Что? Решиться не можешь?
Клер. Ну-ка, давай! Выкладывай первая. Это ты идешь на попятный, Соланж. Ты не смеешь меня обвинить в самом главном: в моих писаниях. Мансарда потонула в черновиках, они там копились, страница за страницей. Я придумывала самые жуткие истории и самые красивые, а ты их присваивала. Ты расточала мои бредни. Вчера была твоя очередь играть Мадам, - и я видела, как ты была рада под этой маской тайком пробраться на "Ламартиньер", удрать из Франции, последовать за любовником...
Соланж. Клер...
Клер. ...за любовником хоть на остров Дьявола, хоть на Гвиану. Ты была счастлива, что из-за моих писем смогла стать проституткой, подружкой вора. Ты была счастлива пожертвовать собой, нести крест за гнусного злодея, отирать ему лицо, поддерживать его, отдаваться каторжникам ради того, чтобы ему вышло хоть маленькое послабление. И ты чувствовала, как растешь! Ты переросла меня, ты переросла пальмовую рощу...
Соланж. Но ведь и ты только что говорила, что последуешь за ним...
Клер. Конечно. Я не отрицаю. Я подхватила тему там, где ты ее бросила. Но не с такой неистовой страстью. Уже в мансарде, среди писем, ты чувствовала качку, и тебя бросало от стены к стене.
Соланж. Видела бы ты себя...
Клер. А что? Я лучше владею собой. Тему эту ввела ты. Обернись-ка. Ха! Посмотрела бы ты сейчас на себя, Соланж, твое лицо еще освещено закатом в девственном лесу! Ты готовишь ему побег! (Судорожно смеется.) Как ты трудишься! Но успокойся: было бы жестоко нарушить твое дивное путешествие. Я тебя ненавижу по другим причинам. Ты их знаешь.
Соланж (понижая голос). Я тебя не боюсь. Знаю: ты меня ненавидишь, ты хитрая, но - будь осторожна. Я старше.
Клер. Ну и что, что ты старше? И сильнее? Ты коришь меня мужиком, чтобы лучше отвести глаза! Ну и ну! Думаешь, я не раскусила тебя? Ты пыталась ее убить.
Соланж. Ты меня обвиняешь?
Клер. Не отпирайся. Я видела.
(Долгое молчание.)
И я испугалась. Испугалась, Соланж. Не в нее ты метишь - в меня. Это мне грозит опасность. Когда мы завершаем церемонию, я стараюсь защитить свое горло.
(Долгое молчание. Соланж пожимает плечами.)
Соланж (решительно). И это все? Да, я пыталась. Хотела освободить тебя. Не могла больше. Я задыхалась, видя, как ты задыхаешься, краснеешь, зеленеешь, загниваешь в кислоте и сладости этой дамы. Ты вправе меня корить. Я тебя слишком любила. Если бы я убила ее, ты бы первая на меня донесла. Из-за тебя я бы попала в участок.
Клер (берет ее за руки). Соланж...
Соланж (вырывается). Чего ты боишься? Речь идет обо мне.
Клер. Соланж, сестричка, она вот-вот придет.
Соланж. Я никого не убила. Я струсила, понимаешь? Я старалась, как могла, но она повернулась во сне. Она так ровно дышала. Простыни вздымались и опадали: там была Мадам.
Клер. Перестань.
Соланж. Ты меня останавливаешь! С чего бы? Ты ведь хотела знать - так погоди же, я тебе еще кое-что расскажу. И ты узнаешь, какова она, твоя сестричка. Из чего сделана. Что составляет суть служанки. Я хотела ее задушить...
Клер. Оставь меня. Подумай о том, что будет после.
Соланж. Ничего не будет. Мне надоели скамеечки для коленопреклонений. В церкви я вставала на красный бархат аббатис или на камень кающихся грешниц, но это не пробудило во мне благородства. Да видишь ли ты, как ей идет страдать? Как она страдает во всей своей красе? Как боль преображает ее, делает еще прекраснее? Узнав, что ее любовник - вор, она в полиции вела себя с достоинством. Она издевалась. Сейчас она великолепна в своем одиночестве, и две служанки, предупредительные, удрученные ее горем, поддерживают ее под обе руки. Ты ее видела? Ее горе сверкает огнями драгоценных камней, переливается шелками платьев в сиянии люстр! Клер, я хотела возместить убожество моей печали великолепием злодеяния. После я подожгла бы дом.
Клер. Соланж, успокойся. Огонь мог бы не заняться. Тебя бы обнаружили. Ты знаешь, что ждет поджигателей.
Соланж. Я знаю все. Я подслушивала и подглядывала у замочных скважин. Я шпионила у дверей больше, чем вся прислуга, вместе взятая. Я знаю все. Поджигатель! Великолепное слово.
Клер. Замолчи. Я задыхаюсь. Ты не даешь мне дышать. (Хочет приоткрыть окно.) Ах, впустить хоть немного воздуху!
Соланж. Оставь окно в покое. Открой двери на кухню и в прихожую.
(Клер открывает ту и другую дверь.)
Пойди посмотри, не кипит ли вода.
Клер. Мне одной пойти?
Соланж. Ну, тогда жди, жди, когда она придет. Она принесет с собой звезды и слезы, сполохи и вздохи. Она нас подкупает своей нежностью.
(Звонок телефона. Обе прислушиваются.)
Клер (в трубку). Месье? Это Месье!.. Это Клер, Месье... (Соланж хочет взять у нее трубку, но Клер ее отстраняет.) Хорошо. Я сообщу Мадам. Мадам будет счастлива узнать, что Месье на свободе... Хорошо, Месье... Хорошо... Доброй ночи, Месье. (Хочет повесить трубку, но руки ее дрожат, и трубка падает на стол.)
Соланж. Он вышел из тюрьмы?
Клер. Судья освободил его под залог.
Соланж. Ну что ж, ты хорошо поработала. Поздравляю. Твои доносы, твои письма - превосходный результат. А если опознают твой почерк, то будет и совсем расчудесно.
Клер. Не терзай меня, прошу. Раз ты такая ловкая, то уж довела бы до конца свое дельце с Мадам. Но ты испугалась. Постелька была теплая. Пахло духами. Там была Мадам! Нам остается продолжать жить, как жили. Вновь приняться за игру. Но пойми, несчастная: в игре таится опасность. Уверена, мы оставляем следы. Всякий раз. Я вижу цепочку следов, которые не замести. А она, она прохаживается среди них, она их усмиряет. Читает их. Ставит кончик своей розовой ножки на оставленные нами улики. Разоблачает нас, одну и другую. Мадам смеется над нами! И все из-за тебя. Все пропало - потому что тебе не хватило духу.
Соланж. Может быть, еще хватит.
Клер. Как? Как? Ты не настолько выше меня. Ты не можешь заглянуть за верхушки деревьев. Молочник заморочил тебе голову, отнял силы.
Соланж. Ты же не видела ее лица, Клер. Не оказывалась вдруг так близко, не вторгалась в ее сон. Силы покинули меня. Чтобы сжать горло, нужно было откинуть простыню, которая вздымалась от ее дыхания.
Клер (с насмешкой). А простыни были теплые. Кругом потемки. Такие дела творят среди белого дня. Ты не способна на страшный шаг. Но у меня может получиться.
Соланж. Клер!
Клер. Ты не смогла переступить, а я переступлю.
Соланж (поправляя прическу). Клер, не заводись: неужто ты отважишься...
Клер. На что, по-твоему, я должна отважиться? Во-первых, не путай свои шпильки с моими! Ты... Ах! Да ладно: путай, перемешивай свою мерзость с моей мерзостью. Путай! Путай! Путай свои грязные отрепья с моими лохмотьями! Давай перепутаем, перемешаем все. Будет смачно вонять служанками. Месье нас живо накроет. И мы умрем от стыда, умноженного на стыд. (Внезапно успокаивается.) Я способна на все, ты же знаешь.
Соланж. Фенобарбитал.
Клер. Да. Поговорим спокойно. Я сильная. Ты хотела взять надо мною власть...
Соланж. Но, Клер...
Клер (спокойно). Извини. Сама не знаю, что говорю. Я - Клер. И я готова. Мне обрыдло. Обрыдло быть паутиной, футляром для зонтика, убогой монашкой без бога, без семьи. Мне обрыдло кланяться печке, как алтарю. Я - чернавка, я - нахалка, я - вонючка. Для тебя тоже.
Соланж. Клер... Мы издергались. Мадам не приходит. Я тоже больше не могу. Не выношу, что мы похожи, не выношу моих рук, моих черных чулок, моих волос. Я ни в чем не упрекаю тебя, сестричка. От этих прогулок тебе становилось легче.
Клер (с раздражением). Ах, оставь.
Соланж. Я бы хотела тебе помочь. Как-то утешить тебя - но знаю: я тебе противна. Ты мною брезгуешь. Знаю потому, что ты противна мне. Любовь служанок - это не любовь.
Клер. Да, мне тоже тяжело. Мне надоело ужасное зеркало, в котором я вижу свое отражение, будто чувствую вонь. Ты - моя вонь. Что ж! Я готова. Готова укусить. У меня будет корона. Я смогу прогуливаться по апартаментам.
Соланж. Мы не можем убить из-за такой малости.
Клер. Неужели? А почему, спрашивается? Какой тебе еще нужен мотив? Где и когда найдем мы лучший предлог? Ах, - это малость? Малость, что тебя насилует молочник, со смехом топающий по нашей мансарде? Сегодня вечером Мадам подыграет нашему смятению. Будет хохотать, смеяться сквозь слезы, испускать глубокие вздохи. Нет. Будет у меня корона. Я буду отравительницей, сделаю то, чего ты не смогла. Будет моя над тобой власть!
Соланж. Но я никогда...
Клер. Подай салфетку! Подай булавки для белья! Почисти лук! Порежь морковь! Вымой пол! Кончено. Хватит. Ах, забыла: закрой кран! Кончено. Весь мир будет моим.
Соланж. Сестричка!
Клер. Ты поможешь мне.
Соланж. Ты не знаешь, как действовать. Все гораздо мрачнее, Клер, и гораздо проще.
Клер. Но мы же читали про Сестру Святого Креста из Благословенной Долины, как она отравила двадцать семь арабов. Она ходила босиком, у нее одеревенели ноги. Она воспарила, вознеслась к преступлению. Читали мы и про принцессу Албанарес, как она убила любовника и мужа. Открыла флакон и начертала над чашкой травяного настоя широкий знак креста. Перед трупами она видела только смерть, и вдали - собственный образ, очень легкий, уносимый ветром. Она стала действовать, исчерпав до конца земное отчаяние. В книге о маркизе де Веноса, которая отравила своих детей, говорится, что ее вел к постели призрак возлюбленного.
Соланж. Сестричка моя, моя маленькая фея!
Клер. А меня поведет молочник своими крепкими руками. Левой ладонью я обопрусь о его затылок. Молочник не дрогнет. И ты поможешь мне. И дальше, Соланж, если нужно будет пойти дальше, если меня отправят на каторгу, ты поедешь со мной, ты сядешь на корабль; побегом, который ты готовишь для другого, воспользуюсь я; мы будем вечно вместе, Соланж, мы двое, вечная пара: преступница и святая. Мы спасемся, Соланж, спасемся, клянусь тебе! (Падает на постель Мадам.)
Соланж. Успокойся. Смотри, еще заснешь. Я тебя отведу наверх.
Клер. Оставь меня в покое. Притуши свет. Притуши немного свет, прошу тебя.
(Соланж гасит свет.)
Соланж. Отдохни. Отдохни, сестричка. (Встает на колени, разувает Клер, целует ей ноги.) Успокойся, родная. (Гладит ее.) Положи ноги мне на плечи. Вот так. Закрой глаза.
Клер (вздыхает). Мне стыдно, Соланж.
Соланж (очень мягко). Молчи. Я все сделаю. Убаюкаю тебя. А когда ты заснешь, отнесу наверх, в мансарду. Раздену, уложу в твою крохотную железную кроватку. Спи, я с тобой.
Клер. Мне стыдно, Соланж.
Соланж. Тс-с-с! Я расскажу тебе сказку.
Клер (простодушно). Соланж?
Соланж. Да, ангел мой?
Клер. Соланж, послушай...
Соланж. Спи.
(Долгое молчание.)
Клер. У тебя красивые волосы? Ах, какие у тебя красивые волосы. А у нее...
Соланж. Не говори больше о ней.
Клер. У нее накладные.
(Долгое молчание.)
Ты помнишь? Мы с тобой вдвоем, под деревом? Солнце нам грело ноги? Соланж?
Соланж. Я с тобой. Спи. Я - твоя старшая сестричка.
(Молчание. Через минуту Клер встает.)
Клер. Нет! Нельзя поддаваться слабости! Зажигай свет! Зажигай! Мне слишком хорошо! (Соланж зажигает свет.) Давай встанем. И поедим. Что там осталось на кухне? А? Нужно поесть. Чтобы были силы. Пойдем, ты мне покажешь. Фенобарбитал.
Соланж. Я так устала. Да, фенобарбитал...
Клер. Фенобарбитал! Не делай такое лицо. Надо веселиться. И петь. Споем! Пой так, как ты запоешь, прося милостыню при дворах и посольствах! Смейся! (Обе хохочут.) Иначе из-за всех этих ужасов мы вылетим в окошко. Закрой окно. (Смеясь, Соланж закрывает окно.) Убийство - это нечто... несказанное!
Соланж. Споем! Мы отнесем ее в лес, и там, под ёлками, при луне, разрежем на кусочки. И будем петь. Зароем ее под цветами, в клумбах, в клумбах, которые станем поливать по вечерам из маленькой леечки.
(Звонок у входной двери.)
Клер. О небо!
Соланж. Она вернулась. Поправь постель. (Берет сестру за руки.) Клер, ты уверена, что сможешь?
Клер. Сколько нужно?
Соланж. Положи десять. Десять таблеток фенобарбитала в липовый чай. У тебя хватит духу?
Клер (вырывается, идет поправлять постель, бросает взгляд на сестру). Да. Тюбик со мной.
(Соланж уходит налево, Клер продолжает убирать комнату, потом уходит направо.
Несколько секунд сцена пуста. Потом в кулисах слышится взрыв судорожного смеха. Мадам, наряженная
в меха, входит, смеясь, за ней следует Соланж.)
Мадам. Их все больше и больше! Ужасные гладиолусы, расслабляюще розовые, и мимоза! Да они, поди, до света обежали весь Центральный рынок, чтобы купить подешевле.
(Соланж снимает с нее меховое манто.)
Соланж. Мадам не очень замерзла?
Мадам. Да, Соланж, я очень замерзла. Весь вечер я таскалась по коридорам, виделась с замороженными людьми, смотрела в их мраморные лица, но все же мне удалось мельком разглядеть Месье. Издалека. Я ему сделала знак. Сейчас только что я была у супруги судьи. Клер!
Соланж. Она готовит липовый чай для Мадам.
Мадам. Пусть поторопится. Мне стыдно требовать липовый чай, ведь Месье сейчас совсем один, у него ничего нет: ни еды, ни табака.
Соланж. Но это ненадолго. Там быстро разберутся, что он ни в чем не виновен.
Мадам. Виновен он или нет, я никогда его не покину. Видишь ли, Соланж, в такие минуты как раз и узнаешь, как сильно любишь кого-то. Я тоже считаю, что не виновен, но если бы он был преступником, я бы стала его сообщницей. Я бы поехала за ним в Гвиану, в Сибирь.
Соланж. Не нужно так переживать. Я видела, как выносили оправдательный приговор даже в более серьезных случаях. В суде Экс-ан-Прованса...
Мадам. Ты ходишь по судам? Ты?
Соланж. Читала в газете. Так я говорю, что тот человек...
Мадам. Дело Месье ни на что не похоже. Его обвиняют в каких-то идиотских кражах. Я знаю, что он выпутается. Я только хочу сказать, что эта глупая история помогла мне осознать всю силу моей к нему привязанности. Ничего страшного с ним не случится, Соланж, но если бы случилось, с какой радостью вызвалась бы я нести его крест! По этапу, из тюрьмы в тюрьму, я бы следовала за ним, пешком, если нужно, до самой каторги.
Соланж. Вам не разрешат. Супруги бандитов, их сестры, даже матери не могут следовать за ними.
Мадам. Осужденный уже не бандит. И потом, я заставлю их нарушить правила. (Кокетливо.) Видишь ли, Соланж, я соберу все свои силы. Буду сражаться моим оружием. За кого ты меня принимаешь?
Соланж. Мадам не должна предаваться подобным мыслям. Нужно отдохнуть.
Мадам. Я не устала. Вы со мной обращаетесь, как с больной. Нежите меня, лелеете, будто я вот-вот умру. А я, слава богу, бодра. И готова к борьбе. (Смотрит на Соланж, понимает, что та обиделась, и прибавляет с улыбкой.) Ну-ну, не делай такое лицо. (С внезапной яростью.) В конце концов, это правда! Временами ваши любезности раздражают меня... Душат. А эти цветы в день разлуки, не свадьбы!
Соланж. Если Мадам хочет сказать, что нам не хватает такта...
Мадам. Но я не хотела сказать подобного, моя маленькая Соланж. Я нервничаю, только и всего. Сами видите, в каком я состоянии.
Соланж. Мадам не желает просмотреть счета?
Мадам. Воистину подходящий момент. Сама не знаешь, что говоришь. До цифр ли мне сейчас? Завтра покажешь.
Соланж (складывает меховую накидку). Подкладка порвалась. Завтра отдам скорняку.
Мадам. Отдавай, если хочешь. И это тоже не важно. Мне больше не нужны туалеты. И потом, я ведь уже старуха.
Соланж. Опять черные мысли.
Мадам. Да, траурные, - ничего удивительного. Как бы я могла вести светскую жизнь, когда Месье в тюрьме? Если этот дом вам кажется слишком печальным...
Соланж. Мы никогда не покинем Мадам.
Мадам. Я это знаю, Соланж. Но вы не слишком несчастны со мной?
Соланж. О!
Мадам. Когда вам что-то бывало нужно, я делала так, чтобы вы это получили. Я вам передарила столько моих старых платьев, что вы могли бы одеваться, как принцессы. А теперь эти платья... (Идет к шкафу, разглядывает платья.) ...на что они мне? Ведь я оставляю светскую жизнь.
(Входит Клер с липовым чаем.)
Клер. Липовый чай готов.
Мадам. Прощайте, балы, вечера, театры. Все эти тряпки достанутся вам.
Клер. Мадам заходит слишком далеко. Нужно взять себя в руки.
Соланж. Липовый чай готов.
Мадам. Поставь. Я лягу. Все кончено. (Нежно гладит платье из красного бархата.) Мое прекрасное "Очарование". Мое самое красивое платье. (Снимает его с плечиков, продолжает ласкать.) Шанель сделала эту модель специально для меня. Особенную модель. Берите его себе. Дарю. (Отдает платье Клер и роется в шкафу.)
Клер. О! Мадам правда отдает его мне?
Мадам (с грустной улыбкой). Конечно. Ведь я же сказала.
Соланж. Мадам так добра. (Клер.) Поблагодари же Мадам. Ты так давно восхищалась этим платьем.
Клер. Платье такое красивое. Я никогда не осмелюсь его надеть.
Мадам. Ты могла бы его перешить. Отрезать шлейф, надставить рукава. А тебе, Соланж, я подарю... что же тебе подарить? Хоть вот это манто. (Протягивает Соланж великолепное меховое манто.)
Клер. Ах! Выходное манто!
Соланж (растроганная). О! Мадам... ни за что... Мадам слишком добра.
Мадам. Нет-нет, не надо благодарить. Так приятно доставлять удовольствие. А сейчас я разденусь. (Смотрит на телефон.) Кто снимал трубку?
Клер. Это когда Месье... (Внезапно замолкает.)
Мадам (в изумлении). Что такое? Когда Месье? (Клер молчит.) В чем дело? Будете вы говорить?
Соланж (медленно, словно нехотя). Когда Месье позвонил.
Мадам. Ты говоришь - Месье звонил?
Соланж. Мы хотели сделать Мадам сюрприз. Месье освобожден под залог. Он ждет Мадам в "Бильбоке".
Мадам (встает). И вы молчали! Машину, Соланж, быстрее, быстрее, - машину. Да поторопись же! Беги, скорее, скорее. (Выталкивает Соланж из комнаты.) Мои меха! Да скорей же, скорей! Вы обезумели. Сколько я всего наговорила. Но вы-то, вы - вы обезумели. Да и я вместе с вами. (Надевает меховое манто. К Клер.) Когда он звонил?
Клер (тусклым голосом). За пять минут до прихода Мадам.
Мадам. Нужно было сразу сказать. И липовый чай остыл. Мне ни за что не дождаться Соланж. Ах! И что он говорил?
Клер. То, что я вам передала. Он был очень спокойный.
Мадам. Ах, как всегда. Смертный приговор не смутит его. Такой характер. И что дальше?
Клер. Ничего. Он сказал, что судья его освободил.
Мадам. Как же можно выйти в полночь из Дворца Правосудия? Разве судьи работают допоздна?
Клер. Иногда они задерживаются чуть не до рассвета.
Мадам. До рассвета? Тебе-то откуда знать?
Клер. Я читаю детективы. Я в курсе дела.
Мадам (с удивлением). Да ну? Надо же, как интересно. Странная ты девушка, Клер. (Смотрит на часы.) Могла бы и поторопиться.
(Долгое молчание.)
Не забудь отдать манто, чтобы подшили подкладку.
Клер. Завтра пойду к скорняку.
(Долгое молчание.)
Мадам. А счета в порядке? Счета за этот день. Покажи. Время еще есть.
Клер. Этим занимается Соланж.
Мадам. Правда. И потом, у меня голова идет кругом, лучше я их завтра просмотрю. (Вглядывается в Клер.) Подойди поближе! Подойди! Но... как ты накрасилась! (Смеется.) Ах, Клер, да ты красишься!
Клер (в крайнем смущении). Мадам...
Мадам. Ох, не лги! И потом, это твое право. Живи, моя девочка, живи. И ради кого все это? А? У тебя есть ухажер? Признавайся.
Клер. Я всего-то немного попудрилась...
Мадам. Какое там "попудрилась", на тебе целый слой краски. Но ты вправе. Ты еще молода. Украшай себя, девочка моя. Прихорашивайся. (Втыкает цветок в ее волосы. Смотрит на часы.) Да что она там делает? Уже полночь, а ее все нет!
Клер. Такси трудно поймать. Наверное, побежала на стоянку.
Мадам. Ты так думаешь? А я потеряла счет времени. Счастье лишило меня рассудка. Месье позвонил в такой час! Он на свободе!
Клер. Мадам должна присесть. Я подогрею липовый чай. (Хочет выйти.)
Мадам. Не надо, мне не хочется. В такую ночь нужно пить шампанское. Будь уверена, мы не вернемся до утра.
Клер. Но, в самом деле, немного липового чаю...
Мадам (смеется). Я и так вся на нервах. Но вы с Соланж не дожидайтесь меня. Идите сразу спать. (Вдруг замечает будильник.) Но... этот будильник, что он тут делает? Откуда он взялся?
Клер (в крайнем смущении). Будильник? Это кухонный будильник.
Мадам. Да? Ни разу его не видала.
Клер (берет будильник). Он стоял на этажерке. Всегда там стоял.
Мадам (с улыбкой). В самом деле: кухня мне немного чужда. Вы там у себя дома. Это ваши владения. Там вы полные хозяйки. Но, спрашивается, зачем вы принесли это сюда?
Клер. Соланж принесла, когда убирала. Она не доверяет настенным часам.
Мадам. Вот любопытно. (Клер уходит, унося будильник.) Вот любопытно. (Смотрит на свои часы). И торопиться она не торопится. Ведь такси можно поймать на каждом углу.
(Присаживается к туалетному столику. Смотрится в зеркало, говорит сама с собой.)
Ну, а ты, глупышка, так ли уж ты красива, чтобы встретиться с ним? Есть морщины, а? Ибо такая разлука продлится тысячу лет! Ну, что? Взгляни на меня. Радуешься? Покойно тебе? Ах, идиотка, идиотка: говорю сама с собой. В самом деле: счастье сбивает с толку. И Соланж не возвращается. Сколько цветов! Девушки обожают меня. Девушки обожают меня... (Разглядывает туалетный столик, сдувает с него пудру.) ...но они не вытерли стол. Удивительно, как перемешаны в их услугах изысканность и грязь.
(В то время, как она произносит последнюю фразу, Клер входит на цыпочках. Она молча стоит позади Мадам; та внезапно замечает ее отражение в зеркале.)
А? Я несу чушь, Клер, я несу чушь. Прости меня: я провела невозможный день.
Клер. Мадам недовольна услугами?
Мадам (с улыбкой). Да нет, довольна, Клер. Счастлива. На седьмом небе.
Клер. Мадам насмехается.
Мадам (смеется). Оставь меня в покое. После такого дня я имею право слегка свихнуться. Сначала эти письма в полицию. Спрашивается, кто бы их мог отправить? Ты, конечно, понятия не имеешь?
Клер. Мадам хочет сказать...
Мадам. Я не хочу ничего сказать, мне просто хотелось бы знать. Весь день я бродила наощупь, вслепую. Как полицейские, которые прочесывают рощу, чтобы найти труп юной девушки.
Клер. Но все кончено. Месье на свободе.
Мадам. К счастью. И все же остаются эти письма. Чем она занята? Вот уже час, как она ушла. Почему вы сразу не сказали мне, что звонил Месье? Он будет в бешенстве.
Клер. Мы боялись напугать Мадам, нанести удар.
Мадам. Какое коварство. Вы исподтишка уничтожаете меня цветами и заботами. В один прекрасный день меня найдут мертвой среди роз. Клер, как тебе моя прическа? Нравится?
Клер. Если бы я посмела...
Мадам. Что? Если бы ты посмела? Посмей. Я тебе доверяю. Итак, моя прическа?
Клер. Если бы я осмелилась дать совет: вам лучше носить волосы свободнее, выпускать на лоб.
Мадам. Ты уверена?
Клер. Это смягчит черты лица Мадам.
Мадам. Так, да? Ты права. Да ты разбираешься в таких вещах, Клер. Видишь ли, я всегда думала, что у тебя бездна вкуса, что ты достойна большего, чем быть прислугой.
Клер. Я ни на что не жалуюсь.
Мадам. Конечно-конечно. Я знаю. Но натура у тебя тоньше, чем у других. Понимаю: невесело жить у чужих людей. К счастью, тут с тобою сестра. Вы - одна семья. Но если бы тебе немножечко повезло...
Клер. Ах, если бы я захотела!
Мадам. Я в этом уверена! (Прислушивается.) Послушай! (Встает.) Послушай! Машина! Это она! Ах! (Еще раз смотрит на себя в зеркало.)
Клер. Мадам должна выпить глоток липового чаю: на улице холодно.
Мадам (смеется.) Ты убьешь меня этим липовым чаем, этими цветами, этими советами. Ты меня доконаешь. Нет. Я никогда не была такой бодрой. Ах! И какая редкая удача, какой праздник! Какое торжество! Красота какая! (Хочет выйти, но Клер загораживает ей путь.)
Клер (умоляющим тоном). Лучше бы Мадам выпила чай. Иначе...
(Влетает Соланж вместе с порывом ветра.
Отстраняет сестру, обращается к Мадам.)
Мадам. Ну, знаешь...
Соланж (удивленная). Ах! Мадам еще здесь! Я бегала так далеко! Никто не хотел ехать. В этакий час!
Мадам. Что машина?
Соланж. Пришла, Мадам. Ждет внизу.
Мадам. Так скорей же, скорей! Значит, так: вы все поняли, идите наверх спать. А завтра - праздник, карнавал. Клер, закрой за мной дверь. Цепочку не вешай.
(Уходит, за ней следует Клер. Соланж остается одна. Возвращается Клер. Сестры глядят друг на друга.)
Соланж (с насмешкой). Ты и впрямь неплохо потрудилась. Можешь позубоскалить всласть.
Клер. Перестань. Я с трудом сдерживалась. Она ушла, несмотря ни на что.
Соланж. И не выпила чай? (Клер отрицательно качает головой.) Этого следовало ожидать.
Клер. Видела бы ты ее.
(Какой-то миг они стоят неподвижно, потом Клер направляется на кухню.)
Соланж. Ты куда?
Клер (не оборачиваясь, очень усталым тоном). Спать! (Выходит.)
Соланж. Клер! (Молчание.) Клер! (Подходит к двери, зовет сестру.) Клер, откликнись.
Клер (из кулисы). Ну, что?
Соланж (поворачивается к правой двери). Иди сюда. Слышишь? Иди сюда.
(Входит Клер, развязывая передник.)
Клер (очень усталая). Чего ты хочешь? Разве я что-нибудь могу изменить? Лыпывый, как она говорит, лыпывый чай был готов. Я туда бросила фенобарбитал, но она не пожелала пить.
Соланж. Значит, нам так и жить в этой тоске. (Пристально глядит на сестру.) Завтра они вернутся; пьяные, может быть; злорадные, торжествующие. Они узнают, откуда взялись письма. Она... как я ее ненавижу. (Клер пожимает плечами.) О, как я ее ненавижу! Она мне омерзительна. А ты спокойна! Разве ты не видела, как она сияла? Не насладилась ее чудовищным счастьем? Все ее ликование построено на нашем позоре. Ее гвоздика заалела от стыда, нашего стыда. Ее платье. (Пинает бархатное платье ногой.) Заалело от стыда, нашего стыда. Ее меха... Ах! Она надела свои меха! А ты стоишь. Ты не вопишь. Ты что, умерла?
Клер. Что, по-твоему, я должна делать? Она улизнула. Ты слишком быстро приехала.
Соланж. Она улизнула, а ты стоишь!
Клер. А ты чего бы хотела? Скандала? А? Соланж! (Выкрикивает прямо в лицо неподвижно стоящей Соланж.) Хочешь скандала? Отвечай. Отвечай. Ты почему не отвечаешь? У нас много времени. У нас впереди целая ночь.
Соланж (очень спокойно). Поторопимся.
Клер. Зачем торопиться? Наоборот, давай помедленнее. Ты хочешь? (Развязывает передник.)
Соланж. Оставь передник, твоя очередь.
Клер. Ничего подобного.
Соланж. Теперь моя очередь играть Мадам...
Клер. Повяжи передник.
Соланж. Но, Клер...
Клер (просто). Я вошла в роль. На, держи. (Очень осторожно протягивает передник Соланж.) Как по-твоему, я чересчур накрашена?
Соланж. Накрашена? Да, румяна видны... Но ты не накрашена. У тебя макияж.
Клер. Это она мне сказала.
Соланж. Все, хватит. (Сжимает передник.) И я должна это надевать! Но я хочу быть настоящей служанкой. (Завязывает тесемки на спине.) Выключи свет.
Клер (робко). Ты... ты ведь не хочешь, чтобы мы... чтобы мы готовились в темноте?
Соланж. Делай, что тебе говорят.
(Та выключает свет. Комната остается в потемках. Сестры стоят неподвижно, глядят друг на друга, раз-
говаривают.)
Клер. Ах! Соланж, погоди немного. Вдруг она вернется. Мадам могла что-нибудь забыть. В таких случаях всегда что-нибудь забываешь... Сумочку, деньги...
Соланж. Наивная!
Клер (шепчет). Она выбежала слишком быстро. Это западня. Мадам что-то заподозрила.
Соланж (пожимает плечами). Что именно?
Клер. У нее возникли сомнения. За нами следят...
Соланж. И что? Мы выше этого.
Клер (хочет выиграть время). Ты меня не слушаешь, Соланж. А я ведь чую, понимаешь, чую: за нами слежка. Уверена, что она вот-вот вернется. Забудет носовой платок. Или перчатки. (Соланж пожимает плечами.) Или пудреницу, почем мне знать. Но здесь наверняка что-то есть - какой-то предмет, Соланж! - и он может сохранить наши кривляния и повторить их. Подумай, ведь Мадам велела не запирать входную дверь на цепочку...
Соланж. Ты бредишь.
Клер. Ах, нет! Нет! Прошу тебя, подумай, это очень серьезно. Если она вернется...
Соланж. Тем хуже для нее!
Клер. С тобой, Соланж, стало страшно разговаривать. У тебя на все есть ответ. Но хотя бы...
Соланж. Что еще?
Клер (робко). Хотя бы... может быть, помолимся?
Соланж. И ты осмеливаешься впутывать Бога...
Клер. Но если Мадонне...
Соланж. Впутывать Матерь Божию в нашу церемонию? В самом деле, наглость твоя не имеет границ. У тебя даже и стыда нет.
Клер. Говори тише, Соланж. Стены такие тонкие.
Соланж (понижая голос). Ты обезумела, Клер. Только Бог слушает нас. Мы-то знаем, что последний акт играется для него, но не следует его предуведомлять. Будем играть без оглядки.
Клер. Тише.
Соланж. Стены - это его уши.
Клер. Тогда я надену белое платье.
Соланж. Надевай, если хочешь. Это не имеет значения. Но поторопись. Опустим начало. Не надо вступления. Для нас давно уже стали излишними эти выдумки, эти шатания, которые предшествуют перевоплощению. Поспеши же. Поспеши. Мне уже не снести позора и унижений. Весь мир может слушать нас, усмехаться, пожимать плечами, считать, что я сошла с ума, что меня обуревает зависть, - но я дрожу, я трепещу от наслаждения. Клер, я сейчас в голос заржу от радости!
(Тем временем Клер сняла с вешалки белое платье и, укрывшись за ширмой, натянула его поверх своего, чер-
ного, рукава которого торчат.)
Клер (появляется в белом, заявляет властно). Вперед.
Соланж (в восторге). Как вы прекрасны!
Клер. Опустим. Опустим вступление: ты сама сказала. Начинай меня оскорблять.
Соланж. Но я не могу. Вы ослепительны.
Клер. Говорю тебе: оскорбляй! Пусть звучит ругань, пусть она бушует, пусть покрывает меня с головой - ведь вам известно, как я ненавижу прислугу. Ненавижу эту низкую, подлую расу. Прислуга не принадлежит к человеческому роду. Она сочится, как влага. Это - испарения, наполняющие наши комнаты, наши коридоры; проникающие в нас, заползающие в рот, оскверняющие наши тела. Я извергаю вас!
Соланж. Продолжайте. (Молчание. Клер откашливается.) Продолжайте. Я возношусь. Возношусь.
Клер. Я знаю: прислуга нужна, как нужны могильщики, золотари, полицейские. И все же, все же - наш утонченный мир насквозь провонял.
Соланж. Продолжайте. Продолжайте.
Клер. Ваши рожи, перекошенные от страха и угрызений, ваши сморщенные рукава; убогие корсажи; тела, скрюченные под нашими обносками! Вы - наши кривые зеркала, наша жуткая отдушина, наш стыд, наш отстой!
Соланж. Продолжайте. Продолжайте.
Клер. Поторопись, прошу тебя. Я на пределе. Вы... Вы... Боже мой, я не нахожу больше слов, в голове пусто. Я выдохлась, во мне больше нет оскорблений. Клер, вы измотали меня.
Соланж. Стой. Я пришла в норму. Моя очередь: Мадам присвоила себе воркующих горлинок, любовников, молочника...
Клер. Соланж...
Соланж. Помолчи! Утренний молочник, посланец зари, блаженный набат, повелитель бледный и чарующий, - всему конец. (Снимет со стены хлыст.) Начинаем бал.
Клер. Что это ты делаешь?
Соланж (торжественно). Меняю сценарий. На колени.
Клер. Соланж...
Соланж (неумолимо). На колени. (Клер после короткого колебания встает на колени.) Ага! Ага! Вы были прекрасны, вы так заламывали ваши великолепные руки, ваши слезы, лепестки цветов, катились по гладким щекам. Ага! Ага! Лечь! (Клер не двигается с места.) Лечь! (Соланж бьет ее.) Лечь, кому говорят! (Клер ложится.) Ах, вы забавляете меня, милочка моя. Ползти! Ползти, кому говорят, на брюхе, извиваясь! И это вы надеялись догнать корабли, переплыть море вслед за прекрасным узником! Поглядите-ка на себя сейчас! Такая роль предназначена для самых красивых девчонок. А вас засмеет конвой. На вас будут показывать пальцем. Ваш любовник сгорит со стыда! А силы? Где взять силы, чтобы нести мешок? А ловкость? Мадам, легки ли вы на ногу? Успокойтесь, я не ревную. Для цели, которую я перед собой поставила, этот вор мне не нужен. Не нужен, Мадам. Я сама - и вор, и его верная тень. Я одна достигну самых солнечных берегов.
Клер. Ты нас разлучаешь!
Соланж. Разве меня вам не достаточно?
Клер. Соланж, прошу тебя: я тону.
Соланж. Так тоните! Но потом всплывайте на поверхность. Теперь я знаю свое предназначение. Я на твердом берегу: со мной мое великодушие! (Переводит дыхание.) Вставай! Я тебя поимею стоя! Ах! Ах! Легко валяться у ног мужчин на ковре, в отчаянии, в самозабвении, когда все движения полнятся красотой. Посмотрим, как ты теперь встанешь.
Клер (медленно, неуклюже поднимается). Вы меня убиваете.
Соланж (с насмешкой). Будь осторожна, следи за собой.
Клер (стоит). Мы потеряли нить, нужно вернуться назад. У меня шея.
Соланж (наступает на нее). У Мадам красивая шея. Королевская шея. (Клер пятится к кухонной двери.) Голубиная шея. Нет - шея горлицы!
Клер (пятится еще дальше, защищая шею руками). Уже поздно.
Соланж. Никогда не бывает слишком поздно.
Клер. Мадам...
Соланж. Пьет шампанское вместе с Месье, который вернулся издалека.
Клер (умоляет). Она вот-вот вернется. Оставь меня.
Соланж. Не беспокойся. Она танцует вальс! Танцует вальс! Она упивается, упивается хорошим вином! Она счастлива!
Клер. Пойдем отсюда, Соланж, я чувствую, мы в опасности.
Соланж. Пройдите в ризницу. (Указывает дверь, ведущую в кухню.) Входите. Нужно домыть линолеум.
Клер (кричит сдавленным голосом). Помогите!
Соланж. Не зовите на помощь! Это бесполезно. Смерть здесь, она подстерегает вас. Не зовите на помощь! Я сберегла вас, как берегут котят, чтобы утопить всех разом, я, да, я, которая втыкала в живот булавки, убивая младенцев и выкидывая их в сточную канаву! И все ради вашей сохранности, ради того, чтобы вас оставить живой!
Клер (убегает в комнату). Соланж, Соланж, приди в себя.
Соланж (бежит за ней). В тебя!
Клер (хрипло). На помощь!
Соланж. Не зови на помощь. Никто не услышит тебя. Мы с тобой на другом берегу.
Клер. Соланж...
Соланж. Все тебя слушают, но никто не слышит.
Клер. Мне плохо...
Соланж. Там о тебе позаботятся.
Клер. Мне плохо... Я... меня сейчас вырвет.
(Ее и вправду тошнит.)
Соланж (подходит к ней, сочувственно). Да ну? Тебе плохо? Клер, тебе правда плохо?
Клер. Я на пределе...
Соланж. Только не здесь, Клер, потерпи. (Поддерживает ее.) Не здесь, прошу тебя. Пойдем. Обопрись о меня. Вот так. Тихонько. Нам будет лучше там, в нашем тенистом уголке. У меня есть верное средство снять всякую боль.
(Уходят через кухонную дверь. Несколько секунд сцена пуста. Порыв ветра распахивает плохо закрытое окно. Справа входит Соланж в своем неказистом черном платье. Во время всей сцены она как бы обращается к вообра-
жаемым, но присутствующим здесь персонажам.)
Соланж. Мадам... Наконец-то! Мадам мертва!.. лежит на линолеуме... задушена перчатками для мытья посуды. Что? О, Мадам может вставать... Мадам может называть меня мадемуазель Соланж... Да, именно. Благодаря тому, что я сделала. Мадам и Месье станут называть меня мадемуазель Соланж Лемерсье... Лучше бы Мадам сняла это черное платье. Оно ей не идет. (Подражает голосу Мадам.) Я надела это платье в знак траура по моей служанке. Когда мы покидали кладбище, вся прислуга квартала проходила передо мной, словно я - родственница покойной. А я так часто бывала им сродни. Смерть доведет до конца эту шутку... Что? О, Мадам может оставить свою жалость при себе. Я - ровня Мадам и шагаю с высоко поднятой головой... О! А Месье-то ничегошеньки не знает. Он и не знает, что плясал под нашу дудку. (Смеется.) Ах! Ах! Месье был как дитя малое. Месье жил себе и жил, не ведая об угрозе... Нет, господин инспектор, нет... Я ничего не скажу вам о моих трудах. О наших общих трудах. О том, как мы вместе готовили это убийство... Платья? О, Мадам может оставить их себе. У нас с сестрой есть свои. Мы надеваем их по ночам, тайком. Сейчас на мне мое платье, и я вам не ровня. Я вся в красном, я - преступница. Месье смешно? Месье улыбается. Месье считает меня безумной. Он думает, у служанок должно быть достаточно такта, чтобы не подражать движениям Мадам!.. Ах, в самом деле, Месье прощает меня? Месье - сама доброта. Он хочет поспорить со мной в величии. Но я захватила силой величие, самое необузданное... Мадам замечает мое одиночество! Наконец! Теперь я одна. Я вас пугаю. Я могу говорить с вами жестоко, а могу быть доброй. Мадам оправится от страха. Еще как оправится. Среди цветов, духов, платьев, драгоценностей, любовников. А у меня есть сестра... Да. Я смею о ней говорить. Смею, Мадам. Я имею на это право. Кто заставит меня замолчать? У кого хватит духу сказать мне: "милочка"? Я была в прислугах. Ладно. Я совершала все действия, какие положены прислуге. Я улыбалась Мадам. Я горбилась, убирая постель, становилась на корточки, чтобы вымыть пол, сгибалась, когда чистила овощи, когда подслушивала у дверей, когда подсматривала в замочную скважину! Но теперь меня не согнуть. Я крепка. Я - душительница. Мадемуазель Соланж, та, что удушила свою сестру!.. Мне - замолчать? Ах, правда, Мадам такая нежная. Но я жалею Мадам, жалею белое личико Мадам, ее шелковую кожу, ее маленькие ушки, ее маленькие ручки... Что? Я - черная овца... Но-но! У меня и без вас есть судьи. Я - достояние полиции. Клер? Она и вправду очень любила Мадам!.. опять ВАШИ платья! Особенно ЭТО белое платье, которое я запретила ей надевать, то, в котором вы были в тот вечер на балу в Опере, в тот вечер, когда вы посмеялись над ней, потому что она любовалась на кухне фотографией Гари Купера... Мадам припомнит. Мадам вспомнит, с какой мягкой насмешкой она забрала у нас журнал и улыбнулась. Мадам никогда не забудет, как называла ее Кларинеттой. Месье хохотал до слез... Что? Кто я такая? Совесть прислуги, чудовищная совесть!.. Нет, господин инспектор, я не стану объясняться перед ними. Это касается только нас с вами. Было бы прекрасно, если бы хозяева могли проникнуть в потемки, которыми окутана жизнь слуг... Эта ночь, малышка, наша, только наша. (Неловкими движениями закуривает сигарету. Кашляет от дыма.) Ни вы, никто другой ничего не узнает. Скажите только, что на этот раз Соланж дошла до конца... Видите: она одета в красное. Одета на выход.
(Соланж направляется к окну, открывает его, выходит на балкон. Следующую тираду она произносит спиной к публике, лицом к ночной темноте. Легкий ветерок
колышет шторы.)
Выйти. Спуститься по главной лестнице. Полиция ведет ее. Вылезайте все на балкон, смотрите, как она идет среди кающихся, одетых в черное. Полдень. Она несет свечу в девять ливров. Палач следует по пятам. Нашептывает ей на ушко слова любви. Палач ведет меня. Клер! Палач ведет меня! Да не цепляйся ко мне, ты! Он хочет меня поцеловать! Оставь меня в покое! Ах! Ах! (Смеется.) Палач забавляется. Ее сопровождают целой процессией все служанки квартала, все слуги, - все, кто провожал Клер к ее последнему приюту. Несут венки, цветы, разноцветные стяги, вымпелы, поют отходную. Похороны пышные. Красиво, правда? Сначала идут дворецкие, во фраках, без шелковых лацканов. Несут венки. Потом идут лакеи и горничные в ливреях и платьях наших цветов. Идут консьержки, идут посланцы с неба. А я - впереди всех. Палач баюкает меня. Все выкликают мое имя. Я бледна, меня ждет смерть. (Возвращается.) Сколько цветов! Красивые устроили ей похороны, правда? О, Клер, бедная малютка Клер! (Разражаясь рыданиями, бросается в кресло.) Что такое? (Приподнимается.) Бесполезно, Мадам, я подчиняюсь полиции. Только в полиции меня понимают. Они тоже принадлежат к миру отверженных, к тому миру, коснуться которого вы побрезгуете.
(Прислонившись к косяку кухонной двери, Клер, видимая только публике, уже какое-то время слушает сестру.)
Теперь мы - мадемуазель Соланж Лемерсье, та девка Лемерсье, та Лемерсье. Знаменитая преступница. И пусть Месье успокоится. Я не служанка. У меня благородная душа... (Пожимает плечами.) Нет, нет, ни слова больше, милый друг. Ах, пусть Мадам не забывает, что я для нее сделала... Нет, нет, пусть не забывает, как верно я служила ей...
(В это время из левой двери выходит Клер, одетая
в белое платье.)
А Мадам, хоть я и запретила ей, все разгуливает по апартаментам. Лучше бы ей присесть... послушать меня... (К Клер.) Клер... Мы заговариваемся!
Клер (жалобно, голосом Мадам). Вы слишком много болтаете, моя служанка. Слишком много. Закройте окно. (Соланж закрывает окно.) Опустите шторы. Хорошо, Клер!
Соланж. Уже поздно. Все спят... Мы играем в глупые игры.
Клер (жестом приказывает ей замолчать). Клер, налейте мне лыпывого чаю.
Соланж. Но...
Клер. Говорю, налейте.
Соланж. Мы до смерти устали. Пора кончать. (Садится в кресло.)
Клер. Ах, нет! Вы, моя служанка, хотите выпутаться, все покончить миром. Легко бы было вступить в сговор с ветром, взять в сообщницы ночь. Соланж, ты сохранишь меня в себе. Будь бдительна.
Соланж. Клер...
Клер. Будь покорна. Я буду тебе помогать. Я решила сделать первый шаг. Твоя роль в том, чтобы не дать мне пойти на попятный, только и всего.
Соланж. Чего ты еще хочешь? Мы... дошли до конца...
Клер. Мы в самом начале.
Соланж. Они вернутся...
Клер. Не говори больше о них. Мы с тобой одни в целом мире. Ничего нигде нет, кроме алтаря, на котором одна из двух служанок принесет себя в жертву...
Соланж. Но...
Клер. Молчи. Ты одна будешь жить за двоих. Тебе понадобится много сил. На каторге никто не узнает, что я тайком следую за тобой. Исподтишка, Соланж.
Соланж. Я никогда не смогу...
Клер. Прошу тебя, встань прямо. Выпрямись, Соланж! Клер! Милая моя, встань. Выпрямись. Подтянись.
Соланж. Ты меня измотала.
Клер. Крепче держись за древко! Выше стяг! Клер, встань! Я требую, чтобы меня представляли...
Соланж. Я перетрудилась. Эта работа выматывает меня.
Клер. ...меня представляли в мире. (Пытается поднять сестру и удержать ее на ногах.) Милая моя, встань прямо.
Соланж. Умоляю тебя.
Клер (властно). Умоляю тебя, встань прямо. Это праздник, Клер! Будь красивой, о, будь красивой! Клер, встань! Будь красивой! (Хватает ее за руки и поднимает с кресла.) Будь красивой! Оп! Оп! Оп-ля!
Соланж. Ты сама не понимаешь, как это опасно...
Клер. Но, Соланж, ты же бессмертна! Повторяй за мной...
Соланж. Говори. Но тихо.
Клер (заученным тоном). Мадам должна выпить липовый чай.
Соланж (резко). Нет, я не хочу.
Клер (держит ее за руки). Дура! Повторяй. Мадам должна выпить липовый чай.
Соланж. Я уже выдохлась...
Клер (еще резче). Мадам выпьет липовый чай...
Соланж. Мадам выпьет липовый чай...
Клер. Нужно, чтобы она уснула...
Соланж. Нужно, чтобы она уснула...
Клер. А я за всем прослежу.
Соланж. А я за всем прослежу.
Клер (ложится на постель Мадам). Не перебивай меня. Все сначала. Ты меня слушаешь? Ты будешь мне подчиняться? (Соланж кивает головой в знак согласия.) Повторяю: липовый чай!
Соланж (нерешительно). Но...
Клер. Говорю тебе: липовый чай.
Соланж. Но, Мадам.
Клер. Хорошо. Дальше.
Соланж. Но, Мадам, чай остыл.
Клер. Я выпью и так. Подай. (Соланж несет поднос.) А ты налила его в самый богатый сервиз, самый роскошный.
(Берет чашку и пьет, в то время как Соланж, лицом
к публике, заканчивает свою тираду.)
Соланж. Оркестр играет с блеском. Портье поднимает занавесь из алого бархата. Кланяется. Мадам спускается вниз по лестнице. Ее меховой плащ задевает вечнозеленые растения. Мадам садится в машину. Месье ей шепчет на ушко слова любви. Она бы улыбнулась, но она мертва. Она звонит. Консьерж зевает. Дергает за шнурок. Мадам поднимается по лестнице. Входит к себе: ах, Мадам мертва. Обе ее служанки живы, они возникают внезапно, исходят из застывшего тела Мадам. Рядом с ними все на свете служанки, не они сами, но адова пытка их имен. А от них остается, - и витает над невесомым трупом Мадам - лишь тонкий аромат святости: ведь они и были святыми в глубине души. Мы прекрасны, свободны, упоены весельем!

Занавес

КАК ИГРАТЬ "СЛУЖАНКИ"

Тайна. Это слово заставляет признать себя с самого начала. Игра актрис, изображающих служанок, должна быть таинственной. Эта таинственность вбирает в себя не только то, что через открытые окна или слишком тонкие стены слова служанок могут услышать соседи, и что их нужно произносить в алькове, но и непристойность разговоров, требующуюся для исполнения их каждодневного ритуала. Игра должна быть таинственной для того, чтобы облегчить слишком тяжелый слог, которым говорят служанки. Актрисы, как будто подвешенные или сломанные марионетки, должны сдерживать и замедлять каждый свой жест. В некоторые моменты они могут ходить на цыпочках, сняв одну или две туфли, неся их в руках с предосторожностями, которые соблюдают, чтобы ничего не задеть из мебели - но это не для того, чтобы не услышали соседи снизу, а потому что этот жест соответствует их манере. Иногда их голоса тоже могут быть приглушенными и надломленными.
Эти две служанки не потаскухи. Они увяли, иссохли в своей нежности к Мадам. Не надо делать их симпатичными, так как их красота будет дана зрителям с поднятием занавеса. Однако необходимо, чтобы в течение всего вечера, вплоть до последней секунды, их путь был приукрашенным. Их лица с самого начала испещрены морщинами такими же неуловимыми, как их жесты или волосы. У них нет вызывающей задницы или груди: они могли бы обучаться набожности в христианском институте. Взгляд служанок невинный, очень невинный, так как каждый вечер они мастурбируют и освобождаются друг от друга, от своей ненависти к Мадам. Они дотрагиваются до предметов жестом молодой девушки, срывающей цветущую ветвь. Их бледные лица полны очарования. Служанки выглядят несколько увядшими, но не лишены изящества. Они не развращены.
Все-таки, было бы неплохо, если бы проскальзывала некая гниль: не столько, когда сестры в ярости, сколько в их приступах нежности.
Актрисы не должны выходить на сцену с естественным эротизмом, имитировать актрис кино. Индивидуальный эротизм в театре опошляет представление. Актрисы приглашены не для того, чтобы выставлять напоказ свои прелести.
Я не настаиваю на явном переходе от игры к реальности: он будет обнаруживаться сам собой, для чего необходимо немного изобретательности.
Что касается так называемых поэтических приемов, они должны выглядеть органично, примерно, как шофер парижского такси спонтанно выдумывает жаргонную метафору: она рождается сама собой. Это метафора выражает нечто вроде результата математической операции: без личностного отношения. Ее произносят более прохладным тоном, чем все остальное.
Единство стиля должно возникнуть не в монотонности игры, а в гармонии между различными частями, сыгранными по-разному. Может быть, режиссер покажет то, что было во мне, когда я писал пьесу, или, наоборот, будет сильно меня игнорировать: в любом случае необходимо некоторое простодушие, как будто речь идет о сказке.
Не надо превращать Мадам в карикатуру. Она не знает, в какой мере она действительно глупа, а в какой - играет роль. Но какая актриса, виляя задницей, знает это лучше?
Эти дамы - Служанки и Мадам - существуют ли они? Я задаю себе подобный вопрос каждое утро, когда бреюсь перед зеркалом, или ночью, когда скучаю, или когда я остаюсь один. "Служанки" - это сказка, так сказать, форма аллегорического рассказа, который был создан, во-первых, в минуту отвращения к самому себе, желая определить, кем я был на тот момент и не признавая этого определения, а во-вторых, чтобы заработать деньги, так как я был крайне стеснен и не мог заплатить даже за квартиру. Сказка... Надо одновременно создать ее и отказаться от ее создания. Но чтобы ее создать, актрисы должны играть, не ограничиваясь реалистическим стилем.
Святые или нет, эти служанки - чудовища, как мы сами, когда мы мечтаем. Я не могу сказать точно, что это за театр, но я знаю, что я отказался от него как описания повседневных событий, увиденных со стороны. Я иду в театр для того, чтобы увидеть себя на сцене (воплощенным в одном или в нескольких персонажах, в сказочной форме) таким, каким я никогда не буду или не осмелюсь так о себе помыслить и особенно таким, каким я мог бы быть. Актеры наряжаются и берут на себя роль исполнителей жестов, чтобы иметь возможность показать мне меня самого, показать мне меня самого обнаженным, в одиночестве и ликовании.
Эта вещь должна была быть написана: речь идет не о защите слуг. Я допускаю, что существует союз домашней прислуги - но пьеса не об этом.
После спектакля по этой пьесе один театральный критик сказал, что настоящие служанки не говорят так, как служанки в моей пьесе. Что вы знаете об этом? Я настаиваю на противном, если бы я был служанкой, я разговаривал бы именно так. Не каждый вечер.
Учитывая, что Служанки говорят так не каждый вечер, необходимо застать их врасплох, в одиночестве, такими, каковы они в каждом из нас.
Оформление "Служанок". Речь идет о пустяках: о спальной комнате немного кокетливой и немного буржуазной дамы. Если пьеса ставится во Франции, кровать должна быть обита шелком. Типичная домашняя обстановка, но скромная. Если пьеса идет в Испании, Скандинавии, России, обстановка комнаты должна меняться. В отличие от обстановки, платья должны быть экстравагантными, не зависящими ни от моды, ни от эпохи. Можно, чтобы в сценах игры Служанки чудовищно уродовались: платья Мадам с разорванными шлейфами, поддельными жабо, но цветы настоящие, кровать настоящая. Режиссер должен сам понимать, так как я не могу все объяснить, чем комната должна напоминать женскую спальню. Цветы настоящие, но платья неестественные, а жесты актрис немного наигранные.
А если пьеса представляется в Эпидавре? Тогда будет достаточно, если перед началом спектакля актрисы выйдут на сцену и, как бы договариваясь со зрителями, обозначат словами некоторые предметы: кровать, окно, гардероб, дверь, туалетный столик и т. д. Затем они уйдут, чтобы тут же появиться в порядке, установленном автором.