Гай Давенпорт
ДОМА

Это произошло шестого ноября шестого года моего царствования или моего пленения, как вам больше понравится: я отправился в путешествие, оказавшееся намного более долгим, чем я предполагал; хотя остров сам по себе был не очень велик, на восточной его оконечности я обнаружил длинную цепь скал, выступавших примерно на две лиги в море: одни под водой, другие над нею, - и сухую песчаную косу еще на пол-лиги следом, так что мне пришлось бы проделать большой путь в открытом море, чтобы обогнуть это место.

Когда я впервые их обнаружил, то собирался оставить свою затею, и вернуться назад позднее, не представляя как далеко придется забраться в море, и, помимо всего прочего, не зная, как вернуться назад; так что я встал на якорь - я смастерил нечто вроде якоря из обломка крюка, снятого с корабля.

Чтобы поберечь лодку, я взял ружье и вышел на берег, забрался на холм, возвышавшийся над этим местом - оглядеться и возобновить рискованное предприятие.

Изучая море с холма, я заметил сильное и несомненно яростное течение в восточной стороне, что даже подходило близко к берегу, и я наблюдал за ним внимательно, полагая, что мне может грозить опасность, когда я в него попаду, стремнина способна унести меня в море и я не смогу вернуться на остров; помимо того, если бы я даже не взобрался на холм, я бы все равно мог предположить, что там окажется течение, ибо точно такое же было с другой стороны острова, только дальше от суши, и еще я заметил сильный водоворот возле берега, так что, когда я выбирался бы из первого течения, то непременно оказался бы в водовороте.

Я остался на этом месте на два дня, потому что дул сильный свежий ветер с востока-юго-востока, то есть ровно наперекор вышеупомянутому течению, порождая огромные буруны в море у того места, где я находился, так что было бы небезопасно держаться близко к берегу из-за бурунов и заплывать слишком далеко из-за течения.

На третий день утром, поскольку ветер за ночь ослаб и море успокоилось, я рискнул отправиться в плавание: но могу предостеречь всех поспешных и безрассудных лоцманов - задолго до того, как я достиг места назначения, отойдя от берега лишь на расстояние меньше корпуса моей лодки, я обнаружил, что глубина воды необычайна, а течение стремительно, словно в мельничном желобе. Мою лодку понесло с великой яростью, и мне оставалось только удерживать ее на краю течения, но выяснилось, что меня уносит все дальше и дальше от водоворота, находившегося по левую руку. Ветра, способного мне помочь, не было, и все мои попытки прибегнуть к помощи весел оказались бесполезными, так что я уже приготовился к худшему; поскольку течения были с двух сторон острова, я знал, что в нескольких лигах они должны слиться воедино, и я неминуемо погибну; я не видел никаких возможностей избежать этого, кроме гибели никаких перспектив передо мною не расстилалось, и если меня не поглотит море, достаточно спокойное, я умру от голода. Прежде я нашел черепаху на берегу, самую тяжелую, какую только мог поднять, и бросил ее в лодку, был у меня и большой кувшин пресной воды, один из моих глиняных горшков, но какой от этого прок, если меня отнесет в беспредельный океан, где, несомненно, не будет ни берега, ни материка, ни острова по меньшей мере на тысячи лиг?

И теперь я понял, с какой легкостью Провидение Господне может сделать самое ничтожное положение, выпавшее на долю человека, еще более невыносимым. Теперь я вспоминал о своем заброшенном одиноком острове как о самом приятном месте на свете, и сердце мое желало только одного: вернуться назад. Я простер к острову руки в страстной мольбе. О благословенная пустыня! - воскликнул я. - Я никогда не увижу тебя снова. О жалкое существо, - сказал я, - куда тебя несет? И тут же упрекнул себя за неблагодарный нрав, и за то, что мог роптать на одиночество; теперь же я отдал бы все, что угодно, чтобы вновь очутиться на берегу! Так мы не сознаем подлинного своего положения, пока оно не живописуется своею противоположностью, не ведаем, как дорожить тем, чем обладаем, пока не лишаемся этого. Трудно даже вообразить весь ужас, меня охвативший, пока меня относило от любимого (как я только сейчас осознал) острова в бескрайний океан примерно на две лиги и крайнее отчаяние от стремления вернуться назад. Я налегал на весла, пока мои силы не пошли на убыль, старался по мере возможности держать лодку к северу, то есть к той стороне течения, где был водоворот; и к полудню, когда солнце пересекло зенит, я почувствовал на своем лице легкое дуновение бриза с юга-юго-востока. Это немного согрело мое сердце, особенно когда полчаса спустя подул легкий ветерок. К этому времени меня отнесло на пугающее расстояние от острова, и, появись облака или испортись погода, я бы не смог наметить обратный путь; на борту у меня не было компаса, и если бы я потерял остров из виду, я никогда бы не смог определить, где он находится, но погода оставалась ясной, и я решил установить мачту и поднять парус, стараясь, по мере возможности, держаться к северу, чтобы выбраться из течения.

Когда мачта и парус были установлены, и лодка понеслась прочь, я заметил по прозрачности воды, что течение скоро кончится, ибо там, где оно было сильным, вода была мутной, но почувствовав, что вода стала чище, я обнаружил, что и течение ослабло, и вскоре заметил примерно за полмили к востоку буруны над скалами, - из-за этих скал, как выяснилось, течение вновь разделялось. И если основная часть его направлялась южнее, оставляя скалы к северо-востоку, другое же, отвергнутое скалами, образовывало мощный водоворот, бурным потоком устремлявший воды вспять к северо-западу.

Те, кому довелось быть помилованным за несколько секунд до казни или спастись от разбойников, замысливших злодеяние, или те, кто знаком с другими крайностями такого же рода, могут вообразить, какая радость меня охватила и как поспешно я направил лодку в этот поток, поймав парусом свежий ветер, и бодро помчался по воле ветра и сильного прилива.

Водоворот отнес меня примерно на лигу назад, точно к острову, но примерно на две лиги севернее того течения, что подхватило меня сначала, так что, оказавшись у острова, я обнаружил, что нахожусь у северной его оконечности, то есть со стороны противоположной той, откуда отправился в путь.

Проделав больше лиги с помощью течения или водоворота, я обнаружил, что вода не движется и больше мне не помогает. Между тем, я определил, что нахожусь между двумя большими течениями, а именно между южным, унесшим меня, и тем, что на севере, находящемся примерно в лиге с другой стороны; итак, находясь между этими двумя, неподалеку от острова, я обнаружил, что вода недвижна, но с помощью все еще благоприятствовавшего мне бриза или ветра, продолжал направляться к острову, хотя и не с той резвостью, как прежде.

Примерно в четыре часа пополудни, находясь в лиге от острова, я увидел вершины скал, из-за которых и произошла катастрофа; высовываясь, как я уже описывал, к югу от меня, и к югу же направляя течение, скалы, конечно, и стали причиной еще одного показавшегося мне очень сильным водоворота к северу, но не прямо на моем пути, - я старался держать курс на запад, но меня сносило к северу. Однако с помощью свежего ветра, я пересек этот водоворот, отклоняясь к северо-западу, и примерно через час был уже в миле от берега - а вскоре, уже из спокойной воды, добрался до суши.

Оказавшись на берегу, я упал на колени и возблагодарил Господа за свое спасение, решив отбросить мысли о том, что спасла меня моя лодка; подкрепившись тем, что у меня было, я подтянул лодку к берегу, укрыв ее в бухточке, которую присмотрел среди деревьев, и завалился спать, измученный трудным и утомительным путешествием.

Теперь меня мучила мысль, как добраться на лодке домой. Я и так уже достаточно рисковал и слишком хорошо знал, что мне предстоит, чтобы думать об обратном путешествии; я не знал, что может оказаться на другой (то есть западной) стороне, и не помышлял о новых рискованных предприятиях, так что к утру решил отправиться вдоль берега и посмотреть, не найдется ли заводи, где я мог бы оставить свое суденышко в безопасности, чтобы отыскать его, когда возникнет нужда; примерно в трех милях, двигаясь вдоль берега, я обнаружил крошечный ручей с весьма удобной бухточкой для моей лодки, где она могла бы стоять, словно в специально подготовленном для нее доке. Здесь я остановился, и, укрыв лодку в безопасности, вышел на берег оглядеться и определить, где я нахожусь.

Вскоре я обнаружил, что лишь чуть-чуть не добрался до места, где уже побывал прежде, когда ходил пешком к этому берегу; так что, взяв с лодки лишь ружье и зонтик, поскольку было нестерпимо жарко, я отправился в поход. Путь казался вполне сносным после путешествия, которое выпало мне на долю, и к вечеру я достиг хижины, где все осталось как прежде, ибо я все хранил в добром порядке, считая, как я уже говорил, это место чем-то вроде своей дачи.

Я перебрался через изгородь и растянулся в тени - я был очень утомлен и уснул. Но посудите сами, зная мою историю, какое же изумление меня охватило, когда ото сна меня пробудил голос, несколько раз позвавший по имени: Робин, Робин, Робин Крузо, бедный Робин Крузо! Где ты, Робин Крузо? Где ты? Где ты был?

Поначалу я так крепок спал, утомленный греблей в первой половине дня и ходьбой во второй его половине, что не сразу очнулся. А на границе между сном и явью подумал, что мне снится, что со мной кто-то говорит. Но, поскольку голос продолжал повторять "Робин Крузо", "Робин Крузо", я начал по-настоящему просыпаться, поначалу смертельно испугался и подскочил на ноги в совершенном ужасе. Но, открыв, наконец, глаза, я обнаружил своего Попку, сидящего на изгороди; и тут же понял, что это он говорил со мной тем самым плачущим голосом, которому я обучил его; он овладел наукой столь превосходно, что мог сидеть у меня на пальце и поднеся клюв к моему лицу, причитать: бедный Робин Крузо! Где ты? Где ты был? Как ты сюда попал? И другие фразы, которым я его обучил.

Между тем, даже когда я понял, что это был попугай, и никого другого быть не могло, я далеко не сразу смог прийти в себя. Прежде всего, я был изумлен, как птица могла оказаться здесь, и потом - как она прилетела именно в это место, а не куда-нибудь еще. Но когда я вполне удовлетворился мыслью, что это никто иной, как честный Попка, я отбросил сомнения, вытянул руку и позвал его по имени: "Попка," - дружелюбное существо прилетело ко мне, село, по своему обыкновению, на мой большой палец, продолжая говорить со мной: Бедный Робин Крузо! И как я здесь оказался? И где я был? - словно он был преисполнен радости от того, что видит меня снова, и я взял его с собою домой.

Я уже достаточно нагулялся по морю и несколько дней занимался лишь тем, что сидел и размышлял об опасностях, которые мне угрожали. Я был очень рад, что лодка вновь оказалась с моей стороны острова, но не представлял, как вернуть ее назад. Я прекрасно знал, что не смогу снова обогнуть уже знакомую мне восточную сторону острова, - от одной мысли об этом путешествии сжималось сердце и кровь застывала в жилах. О другой же стороне острова я ничего не знал, но мог предположить, что течение с такой же силой огибает берег с востока, как и с противоположной стороны, и я могу оказаться под той же угрозой быть прибитым потоком к берегу, как прежде меня отнесло от него; так что, обдумав все, я решил обойтись вовсе без всякой лодки, хотя ее строительство и заняло много месяцев, и еще столько же ушло на то, чтобы спустить ее на воду.

Перевод Дмитрия Волчека