ФРАНСУА ЖИБО
К ВОПРОСУ О ПРЕБЫВАНИИ СЕЛИНА В ЛЕНИНГРАДЕ В 1936 ГОДУ

{сообщение на семинаре "Юродивый во французской литературе" (Москва, май 1999 года)}

В начале двадцатых годов советские власти наметили обширный проект по вовлечению в сферу своей деятельности европейских интеллектуалов, в которых они нуждались, чтобы проникнуть в либеральную среду и осуществить так называемую "интернационализацию", которая была одной из главных целей коммунистического движения. Это должно было также отразиться и на пролетариях, многие из которых сильно колебались перед тем, как устремиться в коллективистскую авантюру. Восприняв сперва революцию 1917 года как мировую весну, многие из них очень скоро отвернулись от коммунистических идеалов. Крах коллективизации, сталинские чистки и, в общем, все эксцессы диктатуры пролетариата быстро разрушили очарование русской революции. Никакая пропаганда уже не действовала, вот почему советские власти решили заручиться поддержкой западной интеллигенции и показать все успехи своего народа в его победоносном шествии к лучшей жизни. Невозможно перечислить всех французских писателей, которые отправились в СССР по приглашению советского правительства или же по своей собственной инициативе, во всяком случае, их было множество. Многие вернулись оттуда яростными антикоммунистами, а некоторые и вовсе очутились в рядах фашистов, расценивая это как единственную возможную защиту от коммунизма. Неутомимый путешественник, жадный до всякого рода интересных событий, Селин, конечно же, тоже почувствовал искушение совершить путешествие в страну Советов. Арагон, с которым они познакомились еще в 1932 году на Монмартре, тоже призывал его съездить в СССР. Эльза Триоле и Арагон, как и многие писатели, придерживавшиеся левых и даже коммунистических взглядов, были очарованы первым романом Селина "Путешествие на край ночи". Книга была пацифистской и антиколониалистской, немного анархистской и давала вполне неприглядную картину буржуазного общества. Также многие коммунисты видели в Селине пролетарского писателя и преемника Анри Барбюса, скончавшегося в Москве в 1935 году. Барбюса всегда поддерживали коммунисты, он был "рупором коммунистических идей" и в 1926 году был назначен литературным редактором "Юманите", а в 1928 году - главным редактором газеты "Монд". Однако еще на конференции пролетарских писателей, состоявшейся в 1930 году в Харькове, Барбюса критиковали за отступление от линии Москвы и за поддержку буржуазной литературы, после чего кремлевские власти немного к нему охладели. Селин, по мнению коммунистических боссов, вполне мог бы заменить Барбюса. В ту пору у Селина с Арагоном и Триоле были прекрасные отношения, они не теряли надежды привлечь его на сторону коммунистов. Они выступили с предложением перевести "Путешествие на край ночи" на русский язык, что вскоре и было сделано: вышел перевод, подписанный Эльзой Триоле, но выполненный в Москве неизвестным советским переводчиком. Арагон недостаточно хорошо читал по-русски, чтобы выполнить эту работу, а участие Триоле сводилось лишь к разъяснению переводчику отдельных слов и выражений на арго, которые он не понимал. Книга вышла в Москве достаточно большим для того времени тиражом, на нее почти сразу же последовали многочисленные критические отзывы во всех ведущих советских газетах и журналах: статья Бобашера "В тупике" ("Октябрь", 1934, №8), Гальпериной "Селин и конец буржуазного реализма" ("Газета", 1934, № 79), Каллецкого в газете "Коммуна" (1934, № 167), А. Лейтеса "Родина потерянная и обретенная" ("Правда", 1934, № 209) и того же автора в "Литературной газете" под заголовком "Злоба или ненависть" (июль 1935, № 42), Никулина "Творчество Л.-Ф. Селина" в "Правде" (1935, № 217), Оборина "Мировая война и зарубежная художественная литература" ("Октябрь", 1934, № 8), Ю. Олеша "Путешествие на край ночи" ("Литературный журнал", 25 октября 1936 года, № 20), Н. Рыковой в "Литературном современнике" (1934, №9), Селивановского "Путь с другого конца" ("Знамя", 1934, №10), Соболевского "Книга отчаяния и смерти" ("Новый мир", 1934, №9) и т.п. Очень много говорили об этой книге на 1-м Съезде советских писателей в присутствии Андре Мальро, Жана-Ришара Блока и Луи Арагона.

Селин был крайне удивлен, когда увидел, что "Путешествие" вышло в Советском Союзе со значительными купюрами, и обвинил в этом искажении Арагона и Триоле. Их ссора произошла где-то в конце 1935 года, еще до визита Селина в Ленинград. С этого времени Арагон и его супруга перекочевали из лагеря друзей в лагерь "идиотов", где и остались.

Советские власти, воспринявшие "Путешествие" как прогрессивную книгу, были совершенно обескуражены "Смертью в кредит", которая долгое время на русский не переводилась. Критические же статьи, появившиеся в советской прессе, все до единой были крайне отрицательны. В июле 1936 года, за два месяца до приезда Селина в Ленинград, "Международный литературный журнал" опубликовал статью, в которой автор, подписавшийся инициалами "Е.Г." признавался в своем "полном разочаровании", называл книгу "плохой" и видел в ней "образчик литературной деградации". Он упрекал Селина в том, что он снова взял темы "Путешествия", и показал, как жизнь превращает человека в животное. Таковы же были отклики и в других печатных органах: А. Старцева в "Литературной газете" от 26 июля и 20 октября 1936 года, Ю. Олеша в "Литературном журнале" от 20 октября 1936 года и др. Однако среди коммунистов у Селина был один восторженный почитатель - это Лев Троцкий, который написал о нем в своей ссылке в Принкипо 10 мая 1933 года большую статью, озаглавленную, как ни странно, "Селин и Пуанкаре". Однако если Троцкому повезло и его выслали из СССР в 1929 году, многие из тех, кто разделял его идеи, не имели такого счастья, среди них можно вспомнить Каменева и Зиновьева, расстрелянных 25 августа 1936 года после шумного процесса, на котором Сталин обвинил их в участии в убийстве Кирова. Путешествие Селина в Советский Союз совпало с большими сталинскими чистками и с так называемым "московским" процессом, имевшим большой отклик на Западе. Советские газеты писали лишь об этом, да еще о путешествии Андре Жида.

Вояж Селина в СССР был настолько же скромен, насколько шумным было путешествие Жида - последнего принимали с неслыханными доселе почестями и помпой: для него выделили специальный вагон, в котором он и перемещался по стране в сопровождении пяти других писателей, старейший из которых, Эжен Даби, не вынес этого путешествия и умер в Севастополе. Селин никогда особенно не распространялся о своей поездке в СССР, поэтому этот факт вскоре оброс легендами, во французских газетах можно было прочесть сказочные статьи: Советы встречают Селина! Селин в Екатеринбурге! Селин в Москве получает из рук местной полиции урну с прахом Эжена Даби, убитого ГеПеУ и т.д. Действительность же была гораздо менее романтичной, и даже трудно точно описать, что же представляло собой его путешествие. Нужно добавить, что пребывание Селина в СССР не было отмечено ни в одной газете. На данный момент известна лишь одна фотография Селина, где он запечатлен на теплоходе "Мекнес" вместе с Андре де Фонколомбом, который в 1973-75 годах исполнял обязанности Генерального Консула Франции в Ленинграде. Они встретились с Селином в Ленинграде 18 сентября 1936 года и Селин был просто счастлив, тем более, что де Фонколомб говорил по-русски и многое мог ему объяснить.

Когда же Селин прибыл в Ленинград? Это можно лишь ориентировочно предполагать, опираясь на его корреспонденцию. 3 августа 1936 года он пишет своему знакомому Джону Марксу: "Я не знаю еще, куда ехать -без сомнения, в Россию - но все так ненадежно, что я не совсем уверен - я буду, быть может, там 10 августа". Своей приятельнице Силли Пэм он отправляет письмо без даты: "Я сейчас направляюсь в Финляндию и в Москву. В Москве я хочу получить деньги, если это возможно". Единственное, что известно доподлинно - он остановился в Дании перед тем, как поехать в Финляндию, а оттуда в Ленинград, куда он прибыл либо в конце августа, либо в самом начале сентября 1936 года. Он остановился в гостинице "Европейская". Однако непонятно, удалось ли ему получить гонорар, или хотя бы часть гонорара за русское издание "Путешествия". Некоторые уверяют, что он ездил в Москву. Но все указывает на то, что он все время оставался в Ленинграде, сопровождаемый гидом, которому в своем памфлете "Безделицы для погрома" он дал имя "Натали". Он совершенно точно посетил по меньшей мере одну больницу и несколько музеев, куда имели доступ все туристы. Он несколько раз ходил в Мариинский театр, который тогда назывался Кировским. Андре де Фонколомб сделал запись в своем дневнике, что Селин покинул Ленинград 21 сентября 1936 года на теплоходе "Мекнес". Де Фонколомб вспоминает, что они провели вместе с Селином три дня, и вместе ходили в Эрмитаж, ездили в Царское Село, в Александровский дворец, построенный для царя Александра III, где жили Николай II с семьей. Селин и де Фонколомб вместе осмотрели рабочий кабинет царя, ложу, где Александра Федоровна присутствовала при совете министров, комнату Николая II, его личный бассейн, все в стиле 1900 года, в котором отсутствовала легкость и чувствовалась рука Александры Федоровны, немки по просхождению. Женщина-гид все время подчеркивала плохой вкус, с которым все это было обустроено. Выведенный из себя этими навязчивыми замечаниями, Селин резко бросил ей: "Банда скотов, теперь-то, когда вы его укокошили, можно и остановить шарманку".

Андре де Фонколомб также вспоминает, что они вместе с Селином ходили в Мариинский театр, который последний охарактеризовал как "самый прекрасный театр мира", и видели вместе оперу "Пиковая Дама" и балет "Лебединое озеро". Селин уверял, что он просил аудиенцию у директора театра и предложил ему поставить свой балет "Рождение феи", этот визит он красочно описывает в памфлете "Безделицы для погрома". Но прямых доказательств этому не сохранилось. Также Селин описывает в "Безделицах для погрома" теннисный матч между французом Коше и советским Кудряшом. Чтение памфлетов "Mea culpa" и "Безделицы для погрома" представляет лишь очень отдаленные доказательства, и не дает повода думать, что он посещал какие-либо еще мероприятия или же ездил куда-нибудь в Советском Союзе, помимо Москвы.

А. де Фонколомб не сохранил точных воспоминаний о разговорах, которые они с Селином вели на обратном пути из Ленинграда. В то же время совершенно ясно, что все разговоры вращались вокруг России и коммунизма. У де Фонколомба сохранился экземпляр "Путешествия", на котором Селин собственноручно написал: "Моему чичероне и знатоку русских тайн".

25 сентября 1936 года Селин прибыл в Гавр, откуда отправляет своим друзьям и знакомым письма и открытки, не оставляющие никакого сомнения в том, что путешествие в Советский Союз оставило у Селина далеко не самые приятные воспоминания и что советский режим вызывал у него самое настоящее отвращение. Он часто вспоминал о молодой женщине, которая была в Ленинграде его гидом и которая потом, кажется, имела достаточно серьезные неприятности из-за того, что была с ним чересчур откровенной, слишком многое ему рассказала или, может быть, даже благосклонно ответила на его ухаживания.

Совершенно очевидно, что Селин, как и все иностранцы, стал в СССР объектом полицейского надзора, после чего в нем обострились природные скрытность и подозрительность. Также у него сложилось впечатление, что левые интеллектуалы, ослепленные антифашистскими лозунгами, не видели, как на Востоке поднимается другая угроза, тот же тоталитаризм, но гораздо более опасный, замаскированный под соблазнительными теориями и одеждами из равенства и свободы. Селин хотел предостеречь французов от этого "пения сирен".

После своего пребывания в Ленинграде, Селин, естественно, отошел от левых, которые так надеялись на его поддержку. Он считал, что не имеет права молчать и принял решение рассказать о том, что видел в СССР. Вскоре был опубликован его памфлет "Мea culpa", и все недоговоренности и неточности в отношениях Селина и Советов были сняты. Наступило длительное молчание.