Михаил Недосейкин
КОНЦЕПЦИЯ МИРА В РОМАНЕ Л.-Ф.СЕЛИНА "ПУТЕШЕСТВИЕ НА КРАЙ НОЧИ"

{сообщение на XXIX межвузовской конференции преподавателей и студентов в марте 2000 года в СПбГУ}

Тридцатые годы двадцатого столетия во французской литературе ознаменовались кризисом не только традиционных представлений о сущности человека, но и очевидной несостоятельностью альтернативных воззрений, связанных, прежде всего, с авангардными течениями в искусстве. Можно сказать, что сама традиционная установка на идеалы объективности, разумности и научности оказалась под вопросом в той же мере, что и авангардистская установка на интуицию, оригинальность и новизну, особенно в области формотворчества. И те, и другие уже не могли нести истину о мире, не могли адекватно выразить её - истину, открывшуюся в результате первой мировой войны. В связи с этим особую ценность в культуре стали приобретать такие художественные произведения, в основе которых лежал непосредственный опыт очевидца, находящего нужные, верные и точные слова для оптимальной передачи новой истины о человеке, мире и их взаимоотношениях. Эта тенденция, на наш взгляд, нашла своё наиболее радикальное воплощение в творчестве Л.-Ф.Селина, в его первом романе "Путешествие на край ночи", вышедшем в свет в 1932 году.

Луи-Фердинан Селин - французский писатель, творческая судьба которого теснейшим образом вплетена в исторические события двадцатого века. Исходным пунктом его литературной практики стала первая мировая война. Именно ей и её последствиям отдано множество страниц селиновского романа, принесшего писателю громкую славу. Думается, что одной из причин, выдвинувших Селина в разряд наиболее значимых для французской литературы двадцатого века писательских имён, и стала та новая информация о сущности мира, которая воплотилась на страницах романа и которая была добыта им во время пребывания в окопах первой мировой.

Сам роман представляет собой рассказ (от первого лица) главного героя Фердинана Бардамю (фигура, кстати говоря, имеющая автобиографические черты) о своих злоключениях в этом мире. Он совершает путешествие по жизни, начиная его на фронте, продолжая в колониальной Африке и индустриальной Америке и заканчивая в родной Франции, где устраивается работать врачом сначала в пригороде Парижа, а затем в доме для умалишённых. Но духовный переворот в мировоззрении Бардамю, заставивший его отныне иначе смотреть на мир и людей, произошёл именно во время войны, хотя в самом романе этому событию отведено не так уж много места. Можно сказать, что в начале главный герой ещё сам плохо понимает, осознаёт уже совершившуюся перемену - и весь последующий материал, составляющий основной объём произведения, и есть попытка со стороны Бардамю прояснить, прежде всего для себя, возникшие в его сознании новые принципы понимания мира. Как справедливо заметила французская исследовательница Изабель Блондьё: "Две темы проходят через все литературное творчество Селина - это войны и безумие".1

Война выступает в художественном мире Селина определенным привилегированным местом, что сразу же отмечается не только читателем, но и повествователем: "В общем, война - это было что-то непонятное".2 Действительно, это пространство, пространство военных действий, не поддается расшифровке в уже привычных терминах и понятиях, то есть, с точки зрения тех ценностей, которые имели хождение во французском обществе перед войной.

Непонятность войны, впрочем, не мешает Бардамю делать одно открытие за другим, вскрывающим истинное лицо мира и человека, находящегося в этом мире. "Никогда, - замечает он, - мне не приходилось столько всякой всячины за один раз усваивать".3 Получается, что война - это особое, "понимательное", если можно так выразиться, пространство, попадая в которое, человек видит истину, понимает связи мира, но при этом сама война, как явление, остается по-прежнему неясной. С этой точки зрения все приобретает свое истинное значение.

"В жизни я не чувствовал себя таким ненужным, как под этими пулями и солнечным светом. Безмерное, вселенское издевательство!".4 Отметим в этом высказывании два существенных для нашей темы момента. Во-первых, на фоне возможной смерти и хорошей погоды, Бардамю особенно остро переживает свою "ненужность" в этом мире. По сути дела, он лишний, мир, собственно говоря, не заинтересован в его существовании. Во-вторых, Бардамю оценивает сложившуюся ситуацию как издевательство над ним, правда, организатор этой шутки никак не обозначен.

Приведем еще одну цитату, которая позволит нам несколько прояснить дело. "Полковник по-прежнему ухом не вел. Я смотрел, как, стоя на откосе, он получал записки от генерала, торопливо читал их под пулями и рвал на кусочки. Выходит, ни в одной нет приказа прекратить эту гнусность? Выходит, сверху ему не сообщают, что вышла ошибка? Отвратительное недоразумение? Путаница? Недомыслие?".5 Итак, происходящие вокруг героя события, интерпретируются им как результат какой-то чудовищной ошибки, имеющей вселенское значение. Миропорядок, словно бы, дал сбой, а законы, обслуживающие и поддерживающие его стали производить путаницу, хаос и бессмыслицу. Таким образом, получается, что в ровном, последовательном ходе бытия Бардамю обнаружена погрешность, которая и разваливает целое мира, целое традиционного представления о мире, на какие-то совершенно неподдающиеся классификации части, связь между которыми практически неуловима. Обозначим это положение как "шаткость бытия", его ненадежность. Недаром сюжет романа представляет собой, по сути дела, бесконечную цепь неудач Бардамю. Какое бы предприятие он не затеял - все терпит крах, любая его инициатива, в конечном итоге, обречена на провал. Бытие не обеспечивает порядок.

Подобное восприятие мира, в той или иной форме, во французской культуре тридцатых годов уже прочно ассоциировалось с творческим наследием Ф.Ницше. И, прежде всего, с его идеей "смерти Бога". Нам представляется, что именно событие "смерти Бога" и становится для Селина своеобразной точкой отсчета в осмыслении мира и человека. Используя терминологию Ю.Н.Тынянова, можно сказать, что "смерть Бога" есть конструктивный принцип6, с помощью которого Селин и творил свой роман "Путешествие на край ночи". Следуя художественной логике романа, можно утверждать, что "смерть Бога" понимается французским писателем как процесс болезненного, порой смертельного, но необходимого освобождения человека и мира от традиционных норм, установок, духовных ориентиров. В результате мир, в том же пространстве войны, предстает в своем первозданном, нетронутом Божьей волей, виде, как "мир сам-по-себе". Ощущение шаткости бытия и есть ощущение его истинной сущности для Селина.

По Селину, бытие есть совокупность безличностных сил, которые в своем свободном движении и случайных столкновениях, овладевают человеком с помощью различных способов. Однако смысл существования таким образом понимаемого бытия заключается вовсе не в стремлении господствовать над человечеством, а в собственной регенерации. Мы можем выделить три основных способа (или стратегии), которые, с нашей точки зрения, наличествуют в романе.

Во-первых, это стратегия переваривания, проявляющая себя в пространстве войны и характеризующаяся стремлением к физическому уничтожению людей, ради достижения своих целей. Говоря метафорически, мир может поглощать и переваривать людей, таким образом овладевая и используя их, а человек не может этого сделать. Поэтому у Селина достаточно часто изображаются люди, которых рвет.

Во-вторых, это стратегия желания, имеющая самые разнообразные формы своего воплощения: от чисто сексуального желания, до желания денег и зрелищ. Главное отличие от предыдущей стороны бытия, являющей себя в маске стратегии, состоит в использовании живых людей. Человек, попадающий во власть того или иного желания, автоматически начинает зависеть от мира и также служит регенерации бытия. В силу этого, человек, по мнению Селина, становится лишь средством подобного воспроизводства, лишаясь своей центральной роли, которая ему отводилась в европейской культуре.

И последняя, это стратегия надзора. Бытие, стремясь овладеть человеком, создает то, что М.Фуко обозначил как "сеть дисциплинарных пространств".7 Но если французский философ и историк считал их творением рук человеческих, то для Селина - это, прежде всего, выражение логики бытия, строящего человеку ловушки на протяжении всей жизни. Особенность дисциплинарных пространств, таких как госпитали, больницы или завод Форда, состоит в стремлении создать рациональными средствами идеальное пространство подчинения, следовательно, место идеального приложения власти бытия ко всей человеческой массе.

Таким образом, исчезновение в мире Божественного смысла не влечёт у Селина за собой представление о полном, никак не организованном внутри себя, хаосе бытия. Наоборот, мир имеет свой собственный смысл, который был незаметен до тех пор, пока не произошло событие "смерти Бога". Поэтому мы можем сказать, что Селин, пытаясь дать ответ на вопрос истории об изменении, происшедшем в отношениях между человеком и окружающим его миром, смог создать неповторимую, ценностно иную трактовку этой проблемы.


1 Blondiaux I. Une ecriture psychotique: Louis-Ferdinand Celine. - P., 1985. - Р.13.

2 Селин Л.-Ф. Путешествие на край ночи. - М., 1994. - С.11. Здесь и далее роман цитируется по этому изданию. Страницы указаны в тексте работы в скобках.

3 Там же. - С.17.

4 Там же. - С.11.

5 Там же. - С.13.

6 См.: Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М., 1977. - С.255-270.

7 См.: Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - М.,1999. - С.198-335.