Игорь Мартынов
Л. Ф. С.
ИНВАЛИД ВОЙНЫ, ДЕЗЕРТИР МИРА

... Ни ЮНЕСКО не даст году имя его, ни Нобель премиальных... спасибо, хоть не расстреляли... инвалида со свинцом в черепе, с искромсанной рукой и перебитыми ногами... раны 1914-го, когда он как герой сражался с немцем, и еще назывался Луи-Фердинанд Детуш - под материнской фамилией Селин он известен, но менее героичен, ибо коллаборационист, вишист и узко дозволенный к возврату на родину.

Зато в России долгожданный персонаж, Томов и Джерри премногих тяжелее. Зовут почти по-нашему - Селин, Зимин, Ильин. В том то и дело, что кислорода опять дали только на вдох - на выдохе пахнуло чем-то спертым, углекислым... Опали лепестки либерализма... Санация превысила презумпцию... Ария атамана Боба Годунова исполняется не первый, не последний: "Выезжают расписные - на высокий Терек на крутой"... По инерции еще свербит в мошонке, эластичная реформа танцует на столах и блядуварах - но па-де-катры у неё уже не те!... С оранжерей содрали плёнку - пока для точечных обморожений... Прощай, папанинская льдина!.. Мы слишком долго дрейфовали на волнах свободы, предавшись сладкому эфиру... Релакс окончен, нагулявшие пушечное мясо - на выход... Как всегда неготовность... в результате - непроизвольная контузия... коматозная хандра... с кем теперь пойду к концу?! Рекламации к небу - пусть вернет нас туда, откуда взяло... Ну да ничего - пусть не радостно, так хотя бы спокойно в смертельном бою. Все-таки в нашем вещмешке среди буханки и тушенки - Селин.

Он прорывался к нам почти ползком - в 32-м печатались какие-то обрезки романа о первой мировой "Путешествие на край ночи". Позже в "Иностранной литературе" сказали, что Селин недурен, но по человечески сволочь. В 93-м, в Минске подвергся изданию его роман "Смерть в кредит", но истинная селинизация настала с 94-го, когда в среде интеллигенции мордобой сменился на переполох, где идеалы, где принципы, где лево, где право, с чего начинается Родина?! Уж больно уж мучительно признать себя обслуживающей сферой и честно поставлять на рынок добротные, искусственные слова и по сезону скроенные мысли. Продажность, да. Но разве это подлость?! А конверсионный завод, что на потребу рынку вместо романтичных истребителей опущен до прозаичного унитаза? А бизнесмен, во избежание катаклизма, вынужденный покупать абсолютно бесполезного в хозяйстве Малевича и кормить супами нищих? А генералы, имущие дивные планы и карты, вместо того чтоб с ходу брать Париж, обреченные заигрывать с НАТО? А Маяковский, с его "Хорошо", то ли гений он, а то ли нет уже? А Булгаков, предавший белое дело - правое дело, как постановил Александр Исаевич, чествуя Вандею? Идеалы крушатся на каждом вершке, на просветителей резонирует варварская революция, равенство упраздняет свободу, демократия палит из пушек; исключений так невпроворот, что пора признать их за правило, жизнь вообще изрядная провокация, морочит нас как школяров, неначем дух перевести и закрепиться.

Итак Селин. Издал "Путешествие на край ночи" - вроде бы деньги, есть чем оплатить апартамент - но огромные неудобства во врачебной практике, к писателю пациент без доверия. В 36-м навестил СССР и нет, чтобы как Жид какой-нибудь Андре воспеть, а взял да очернил, ладно бы Сталина, а то народ, христианство, саму идею гуманизма. Зато нынче тот же памфлет "Меа кульпа" - прямо манифест антисталинизма. Опять же пронацизм - сперва из-за него чуть не задавили, но при нынешней моде на Виши, на Ле Пена - Селина на знамена. Переменчивость вплоть до посмертной. И явно не последний зигзаг Луи Фердинана, потому что так им и было задумано: переливчатость и беспринципность. Музыкальное, скользящее освоение мира или, как сам сформулировал свой единственный интерес к литературе: стиль. Идеи - это подвиг, стиль - повседневность; идеи историю давно не убеждают, она просит орнамент, бисер и присыпочку. Джордано Бруно красиво сгорает на костре, но округлость шара доказывает отрекшийся Галилей. В краю наших духовных истуканов маловато таких перебежчиков, импровизаторов, виртуозов, допустим, Москвы, способных отлить в шедевр любую, самую крамолу. Все медонские кошки заслушивались Селином, когда он в шароварах садовника на раскладном стульчике, еще в 56 году толкнул речь о вымирании Франции, из-за злоупотребления ее алкоголем, никотином и цветными журналами мод. Нынче на французов глядишь как на элизиумные тени, на вымерших - такова сила селиновского слова, веришь ему больше, чем фактам. Беспринципность его в масштабах каждой фразы - приходилось собачиться с типографами, которые исправляли филологические диверсии.

Вот, собственно, за что ни Нобель, ни ЮНЕСКО руки не подали Селину: за то, что в хорошо освещенной мастерской его стиля все идеологии равнозначны и низведены до вспомогательного сырца, а Гитлер и Сталин - до второстепенных персонажей. За то, что ароматы и полутона, а не войны, отличают одну эпоху от другой. За то, что человек никак не станет однозначно хороший, что предателя Селина помнят дольше патриота Детуша.

"Мир не так уж плох, особенно когда обдать его маленькой музыкой" - говаривал Селин. Идеи выветриваются за век, от силы за два. Стиль остается с человеком. Покрякали, попукали - а делать нечего. Признали гением. Хотя, конечно, с поправками - по идейным соображениям...

апрель 2000 года