СЕРГЕЙ АНУФРИЕВ
"ВЛАДИСЛАВ МАМЫШЕВ (МОНРО):
МЕНЯ ЗОВУТ ТРОИЦА"

Чудесным летом 1992 года мой друг Владислав Мамышев создал произведение "Троица", постепенно очаровавшее меня своей интригующей подоплекой. Неторопливое созерцание "Троицы" рождало привольные размышления, составившие небольшое исследование, которое и представляется ниже.

Даже торопливого взгляда на "Троицу" достаточно, чтобы понять - стремление ее создать зиждется на глубоком убеждении автора в таинственном и невыразимом тождестве творческой личности с главным Творцом, создавшим все существующее. Это отождествление становится возможным благодаря представлению о Творце как об определенном тождестве Единства и множества, иконографируемом через фигуру Триединства или Троицы. В исследуемой работе мы прежде всего видим три ипостаси Творца, данные автору в наследство мировой традицией. При этом автор, руководствуясь принципом отождествления субъекта и объекта творения, превращает "икону" в "волшебное трюмо". Цель "трюмо" - сакрализовать само тройственное отражение, как становление себя Творцом через расщепление взгляда на самого себя путем "растроенного" зрения. "В глубине" слова "трюмо" скрывается слово "трюм" - указание на скрытый объем, глубину, свойственную любому сакральному изображению. Тройственность (в отличие от двойственности) - это также указание на метафизическую, недостижимую глубину, лежащую под достижимой глубиной "двойного дна". Эта глубина, оставаясь неявной, так или иначе манифестирует себя через различные "фигуры умолчания". К примеру, глядя на триптих, мы сразу осознаем, что центральная фигура изображает Бога-Отца, это очевидно хотя бы потому, что Он никогда не изображается в профиль. Какая же из боковых фигур демонстрирует (между прочим, вслушайтесь в амбивалентность этого слова - встречные "демон-страция" и "де-монстр-ация", отменяющие друг друга и этим обеспечивающие Явление в своей чистоте) Сына, а какая - Духа Святого, становится ясным не сразу, а по зрелом размышлении. Поскольку Сын, в отличие от Духа, был явлен и стал Явлением, то соответственно, тот, на кого указует Отец, и есть Сын, стоящий справа от Отца и подтверждающий его правоту путем указания на условия Творения, то есть на "воды, над которыми носился Дух Святой" (стоящий слева от Отца и подтверждающий свою причастность к первому дню творения таким же указанием на воды).

Обратив с помощью Святой Троицы внимание на изгибающиеся воды реки, мы начинаем понимать тайную связь Троицы со Святым Георгием. Ведь река - это обиталище Дракона или Змия, которого Св. Георгий пронзает в направлении соответствующем божьей благодати - из верхнего правого угла иконы вниз-налево-вниз, к нижнему центру, где корчится поверженная сила Хаоса.

Если, говоря о данном "трюмо", помнить о его зеркальности, то суммированное направление пальцев Троицы, как раз зеркально соответствует направлению благодати, а прутики в руках Сына и Духа Святого придают благодати характер богоутверждающей, карающей десницы. Конечно же, Высшие Силы не индифферентны Бытию, а составляют его сердцевину. Поэтому они не только убивают, но и умирают. Ленточная перепоясанность тела Троицы, видимая на Триптихе, сразу отсылает к перепеленутости тела Богоматери в каноне "Успение". Связь онейроида и самообожествления хорошо известна нам по трансгрессивному делирию, вскрывающему и обнажающему корневые механизмы сна. И именно во сне у души вырастают крылья, имеющиеся у ипостасей Троицы в виде кружевных эполет, "скарализующих плечевых повязок". И также во сне на лице расцветает невольная улыбка, намекающая на тайное, встреченное в ином мире. Именно улыбки красуются на груди Бога в виде кружевных аксельбантов, напоминающих о своем художественном происхождении. Ведь аксельбанты - изобретение барокко, приспособление для офицеров-всадников. Во время рекогносцировки, и вообще сидя на коне, всадник просовывал туда руку, чтобы иметь возможность делать зарисовки вражеских позиций или просто пейзажа, равно как и писать письмо возлюбленной или заметки в дневнике. Аксельбанты - это таинственная улыбка во время войны. В данном случае Троицы мы видим не одну улыбку, а целых четыре - две подгрудные, одну подшейную и одну перевернутую в виде венца на голове. По-видимому, это зашифрованное СССР, устремленное вверх. Что и понятнго, если учесть, что СССР - не только последний прорыв сакрального в нашу историческую реальность, но и государство, единственное из всех имеющее человеческий срок жизни - 74 года. Троица Мамышева также является отражением реального живого человека.

В этом - натура авторского поэзиса, и именно поэтому он предстает в виде божества, не просто изначального, но прошедшего путь от человека к божеству через поэзию, в виде сущности увенчанной, воцарившейся, оставившей позади и борьбу с Хаосом, и Успение, и ангельский полет в небеса. Божество с наградами, с атрибутами не божественности, а ступеней ее достижения. Поэтому оно не на облаках, а на зеленом Парнасе, по античному надменно указует вниз, в мутные воды Хаоса, возвещая жизнь, происшедшую из Хаоса, но преображенную по божественным законам. Можно сказать, что такое положение дел, знаменую высшую точку поэзиса, выводит выше и дальше, в трансперсональные условия. И теми механизмами, которые осущесвляют эту необратимую трансплантацию идентичности, выступают "барабаны разборки", полярные во многом знаменитым "точкам сборки"". Барабаны не просто прокручавают инвариантность проекции эстетического субьекта, но и само прокручивание, проецируясь на собственные механизмы, становится инвариантным, позволяя механизмам работать в режиме тресгрессии. В результате наращиваются метауровни проекционности, выводя эстетическое событие за пределы субъектно-объектных отношений. Рассматриваемая эстетическая модель - это система, состоящая из зрителя и самого изображения Троицы, и таким образом создающая идеальные условия для очищенного "выведенного" эстетического происшествия. "Троица" в этом смысле является продолжением и развитием другой работы В. Мамышева - "Триединство", на которой изображен автор, созерцающий три ипостаси своей идентичности - В. Мамышева (Отец), Гитлера (Сын), Мэрилин Монро (Св. Дух). Открытая проекция автора на самого себя осуществляется через усилие бокового внутреннего зрения, имеющего обратное диагональное направление по отношению к прямому внешнему физическому зрению, и похожего на доминирующее направление божественной силы, изображаемое в иконе также диагональю. Лучи этого зрения не освещают, а скорее освящают созерцаемое, предварительно породив его и представив возможность субъекту объект созерцания. Таким же образом Творец создает существующее - для созерцания своих возможностей.

Автор просматривает свои барабаны авторизующих иллюстративных блоков, подозревая о то, что сама возможность "просмотра" произведена в скрытых целях, - скорее всего, в прямом расщеплении суггестивного потока для инспирации шизо-харизматической "сувенирной Карусели", чье неудержимое стремление соединить центробежное и центростремительное движение сознания и чувств порождает условия для стабилизации эстетического объекта в рамках субъективного фоккуса, проецирующего имаго субъекта.

Прообраз этой экстатической системы можно обнаружить в исходной работе В. Мамышева - "Свет Знаний", где автор смотрит на светящийся экран, в то же время проецируя на него свое сияние. В этой реверсивной эманации становится видно, что экран - это книга, мелькание белых страниц которой является апофеозом логистического "карусельного барабана", выводя эстетический реверс на метауровень Знания. Созерцание, Творение и Мышление идентифицируются здесь, образуя Троицу, где Творение - Отец, Мышление - Сын, Созерцание - Св. Дух.

Раскручивая далее барабан дешифровки, мы замечаем, что христианская Троица бракосочетается с дзэнской "троицей" - сердце, рука, кисть - на нейтральной территории России, где проживает Владислав Мамышев. Поприсутствуем на этом бракосочетании. Мы видим Три Троицы: Отец - Сын - Св. Дух; Творение - Мышление - Созерцание; Сердце - рука- кисть. Они образуют производные от взаимных сочетаний (которых 27):

Отец-Творение-Сердце   Сын-Мышление-Рука     Св. Дух - Созерцание-Кисть
Отец-Мышление-Кисть    Сын-Созерцание-Сердце Св. Дух-Творение-Рука
Отец-Созерцание-Рука   Сын-Творение-Кисть    Св. Дух - Мышление-Сердце

Все эти триады легко вступают в сочетание друг с другом, образуя новые производные:

Отец-Творение-Рука     Сын-Мышление-Сердце   Св. Дух-Созерцание-Сердце
Отец-Мышление-Сердце   Сын-Творение-Рука     Св. Дух - Творение -Кисть
Отец-Созерцание-Кисть  Сын-Созерцание-Кисть  Св. Дух-Мышление-Рука
Отец-Творение-Кисть    Сын-Мышление-Кисть    Св. Дух-Созерцание-Рука
Отец-Мышление-Рука     Сын-Творение-Сердце   Св. Дух - Творение-Сердце
Отец-Созерцание-Сердце Сын-Созерцание-Рука   Св. Дух - Мышление-Кисть

Из всех производных центральной представляется триада триад: Отец-Творение-Кисть; Сын-Мышление-Рука; Св. Дух - Созерцание-Сердце. Если опять-таки, следить за направлениями смыслов, то видно, что объединение центробезного дзенского вектора и центростремительного христианского осуществляется через реверсивную систему "Туда-Сюда". Творец оказывается на кончике кисти, а запредельный Св.Дух - в самом центре - в сердце. Что же касается Сына (божьей десницы), то в его "триаде" связь мышления и руки может показаться странной человеческому сознанию. Однако эта связь очевидна и проходит через мышцу. Мышца связывает не только мышление и руку, но и руку с сердцем и кистью, поскольку форма, устройство мышцы имманентно всем трем предметам дзенского креативного обихода. И так же, как сердце, рука, кисть не обходятся без мышцы, можно сказать, что "русская софийная триада" - Созерцание, Мышление, Творчество - не может обойтись без зрения.

Через такое окошко в сакральности зрения, как "Созерцание", мы можем видеть внутренний корень зрения - корень "зер" (от которого происходит и "зеркало"). Поскольку глаз - круглый как ноль или буква "О", то сразу, по прибавлению "о" к "зер", мы получаем "зеро" (нолль), свидетельствующий, таким образом, что ноль - это не отсутствие, а присутствие. Из ноля можно обозревать положительные, отрицательные и потенциальные числовые ряды. И это не только присутствие, но и наполнение, и, и вследствие этого, отражение, о чем свидетельствует слово "озеро".

Таким образом, если Творение - это прямое действие, а Мышление - извилистое, то Созерцание - нулевое действие, имеющее круглую форму. Интересно при этом, что в русском языке слова, выражающие "округлость", начинаются с буквы "о". Известно, что с этого звука, как "с нуля", началось творение мира (вначале было слово "ом"). Округлость звука и знака "О", подобно входу в туннель, приглашает нас еще к одному секрету. Мы уже упоминали о том, что Божество В. Мамышева - не только умирающее, но и воскресающее, а это значит, что одна из ипостасей его - Озирис. И конечно, сразу ясно, что неспроста имя Озирис напоминает русскому уху слово "озираться" - Озирис ведь это именно тот, кто воскресает и, приподнимая голову, озирается вокруг, как после долгого сна. Это Бог Озирающий, Бог-Озеро, Нулевой Бог, Бог О-зир-ис. Также, как Воскресенье - это Нулевой День, О-день. Через него мы проникаем в следующую неделю, как через Озириса - в следующую жизнь, как через "зеро" - в новую порядковость, а через зрение - в видимый мир. Через "О" можно проникнуть и в Святая Святых - Троицу, легким усилием "о-ткрыть" знак "О" слева - таким образом О - 3. Греческий знак "омега" - это "О", "открытое" сверху, оно соответствует 63 гексаграмме "Книги Перемен" - "Уже конец". Проскальзывание сквозь конец в новое начало возможно через перемену точки открывания (откровения) - не сверху, а слева. Тогда мы выходим к последней 64-й гексаграмме "Книги Перемен" под названием "Еще не конец". Отсюда ясно, что продолжение Нуля - не единица, а Троица. Чистое в своей герметичности эйдетическое пребывание круглого, раскрываясь, производит Рост и Развитие (вспомним связь слова "три" и "древа" (tree)). Тройственность Дерева очевидна - Корень, Ствол, Плод, соответствующие Отцу, Сыну и Св. Духу, равно как и дзэнской триаде, Сердце-Рука-Кисть. Отсюда и растительные элементы в иконографии "Волшебного Трюмо" - растительный ландшафт, лианоподобная переплетенность тела Божества; серпообразные украшения, говорящие об урожае, плодородии; связь с водой, проведенная через древесный прутик. Роль природы как Священной Книги Знания прослеживается через древесную символику книги: Корешок; Листва страниц; Кора обложки; Мысль, растекающаяся по древу в виде ветвящегося текста; Плоды Чтения. Также и Трюмо неизбежно "прочитывается" как открытая книга, где центральная часть - корешок - Отец - разворачивает Троицу как число подлинного откровения. Надо сказать, что откровение вовсе не ставит все на свои места, как может показаться внешнему взгляду. Напротив, в отличие от "точки сборки", "барабаны разборки" проблематизируют все, поскольку идентификация не может осуществляться из-за мелькания граней, равно как и любая постановка вопроса. Как ни странно, такое положение вещей вовсе не является тупиком, но именно выходом из самого положения вещей как такового, в их движение и развитие, производимое путем расщепления изначальных возможностей Творения. Секрет в том, что все происходит само собой, без всякого предварительного творения. Скорее, творение это также производное, как и все остальное - результат "вращения гунов", сакральной разборки не идентичной ничему. Вспомним, что первичная операция размыкания нуля - это улыбка, возглас понимания - "О!" - открытый сверху в Улыбке откровения. Улыбка, как сакральный Трофей, развивается в Смех, как Атрибут, который переходит в Хохот, как Сувенир, чья структура порождает "динамику сувенирной Карусели", как единственной возможности Божественного созерцания. И действительно, кривизна Вселенной помещает Богов в некую комнату кривых зеркал, "комнату смеха", чье созерцание и сопровождается знаменитым "гомерическим хохотом". В то же время сам хохот и искривляет континуальные условия, выгибая в экстазе тело творения. Первичный механизм, образующий "тело Смеха", виден на модели О3, где переход О-3 производится через улыбку - С. Два знака "О" и "3" - единственные, фигурирующие одновременно как цифры, буквы и звуки. Как цифры, они образуют в России телефон Скорой Помощи, как знаки алфавита - название волшебной страны ОЗ, фигурирующей в России как Изумрудное Царство. Поскольку цвет "скорой помощи" - красный, а страны ОЗ - зеленый, то "ОЗ" в целом маркируется парой основных цветов - красным и зеленым, и может быть атрибутировано стерео-очками, где один окуляр снабжен красным фильтром, другой - зеленым. Глубина и объем образа, достигаемый этими очками, указуют сразу в обе основополагающие стороны восприятия - на подлинное восприятие и на измененное искусственное, развернутые друг к другу таким образом, что изменение восприятия (и сознания в целом) создает возможность подлинного восприятия.

Это единство и взаимообусловленность Натуры и Культуры выражены в работе "Троица" через цветовой код - красные волосы, брови и губы божества, и зеленый цвет окружающей растительности и водоема. Все эти и другие репрезентации механизмов креативности, структурирующие разворачивание Троицы, составляют сущность божества не как Вечного или Так Приходящего, а скорее, как Так Становящегося, что показывает в качестве становления не только объект и субъект творения, но и само творение как таковое. Иначе говоря, само Становление находится всегда в процессе собственного становления. Это также верно, как и то, что Неизменность находится в неизменном состоянии. И это значит (если говорить о разных возможностях становления), что подобно тому, как Сборка не только собирает, но и сама является объектом сборки, точно также и Разборка не только разбирает, но и разбирается. Это "разборка разборки" и есть механизм Сувенирной Карусели.

1997


РЕМАРКА

Вышло так оно само:
Написал он мне письмо:
И девчонки к новоселью
Подарили мне трюмо!
Сов. Песня

Я в затруднительном положении. После текста С. Ануфриева, так широко объясняющего смысл и значение данной экспозиции, мне нечего сказать. Одно лишь могу добавить - проблема конкретно вот этой работы "Троица" и явления расцарапки в целом еще многосложнее, еще глубже, сочнее: И, пожалуй, исключил бы я из этого текста целые куски, явно, на мой взгляд, иронического, издевательского характера, которые, пожалуй, объяснимы известной ненавистью московских художников к миролюбивым и усердным художникам С. Петербурга.

В. Мамышев (Монро)