|
Главный редактор:
Редакционная коллегия:
Патронаж:
ЗАПРЕТИТЬ ПУШКИНГ!
ПЕРВЫЙ НОМЕР
ВТОРОЙ НОМЕР
ТРЕТИЙ НОМЕР
Все вы знаете, что был такой поэт Пушкин, который трахнул за свои 37 лет 850 баб, 200 мужиков и 33 единицы крупного и среднего рогатого скота. Его убил оглоблей Дантес, французский пидор. Так теперь в честь этого уебка в Питере (город высокой культуры!) выходит журнал "Дантес". Что там печатают? Да у кого какой хуй был! fuck.ru
Воспроизвести это творение во всех деталях не представляется возможным просто потому, что большей частью материалы номера напоминают выписки из медицинских карт, где записан горячечный бред пациентов, страдающих тяжелой формой гомосексуального расстройства. И читать это все без содрогания способен разве что закаленный сексопатолог. Создается впечатление, будто в этого "Дантеса" просто из учебника психиатрии переписали главу "Половые извращения", тщась обмарать и поэта, и всю его эпоху. И постарались! Нет там разве что противоестественной связи Медного всадника с Золотым петушком. Причем излагается вся эта галиматься без обиняков, прямо высоким заборным слогом, с суровой прямотой настенных надписей в общественных сортирах.
"Советская Россия" "Россияне обратились к имиджу денди и дендизму именно как к альтернативному взгляду, критикующему эстетику и доминировавшие ценности советского времени, характеризуемые героическим эталоном мужественности. Непременное для денди отщепенство является организующим принципом журнала "Дантес", названного именем человека, убившего на дуэли Пушкина. (...) Степень, в которой пушкинский канонический статус представлен нормативным пониманием мужественности, делается очевидной, если обратить внимание на тот факт, что многие альтернативные образы Пушкина, представленные в журнале "Дантес", так или иначе включают в себя гомосексуальность. Гомосексуальность - так же как и близкая к ней тема дендизма - служит дискредитации "естественной" связи между героизмом и нормативной мужественностью, которая представляет мужественность как непременно героическую, героизм как непременно мужественный, а оба качества как обязательные для того, чтобы войти в историю." Брайан Джеймс Бэр, 
В мутных потоках, разлившихся по СНГ по поводу пушкинского юбилея, очень трудно решить, что же все-таки более противно - тупое официозное славословие или богемные издевательства над ним. Бесконечные повторения "до юбилея Пушкина осталось...", рекламные плакаты со строчками "Люблю тебя, Петра творенье...", перемешанные с рекламой корма для кошек и радиотелефонов, вопросы: "Что ты сделал для юбилея?" и прочие массовые начинания вызывали не меньший рвотный рефлекс, чем различные псевдоинтеллектуальные развлечения андеграунда вроде издания журнала "Дантес", претендующего на нестандартное высмеивание официальной пошлости. Авангардная ирония оказалась еще более пошлой и стандартной, чем официоз, долженствующий быть таковым по определению. 
"Главный редактор журнала "Дантес" признается, что в приснопамятные времена небезызвестного альманаха "Метрополь" предлагалось выпускать журнал "Каплан".
"Книжное обозрение" 
Вместо того, чтобы атаковать интерпретаторов Пушкина, авторы журнала решили дискредитировать и развенчать самого поэта - задача неблагодарная и, по-моему, бессмысленная. В ход идет все: "позорная связь Пушкина со старухой Ариной Родионовной", Пушкин и Дантес "сознательно стреляли друг другу в пах", "у этого Пушкина хуй, как у кенгуру!", "у Пушкина смолоду был довольно приличный хуй, но в зрелые годы жена изодрала его на папильотки" и т.д. и т.п. Но мало унизить Пушкина, хочется (пусть в воображении) просмаковать и физическое его уничтожение: "Вот что сделали басурмане. Подловили пушкина, отрезали его поганую голову,так что остались торчать гнусные жилы и вены, распороли жирный живот и запихнули туда дохлого ежа, отгрызли поэту уши, вырвали ноздри, отпилили руки, залили ноги свинцом". "Новое Литературное Обозрение" В клубе "ОГИ" сцена: продавец Фальковский втюхивает номер "Дантеса" за 200 рублей художнику Тишкову. Вот, говорит Фальковский, доказано наконец, что еврей и пидор. 
Тишков не на шутку встревожен. Я ему:
А Тишков:
Фальковский (радостно):
|
