Евгения Дебрянская
- Ты очень красивая, элегантная, светская. Ты совсем не похожа на писательницу. - Кого же я напоминаю? Я - женщина? Я - кто? - Честно? Ты похожа на породистую трибаду. Догадываешься ли ты, что возбуждаешь маленьких девочек? - Еще бы, поэтому на месте их матерей я была бы порасторопней. - Неужели ты сама написала эту книгу? - Не помню, ты все о книге? - Сейчас ты повернулась в профиль и стала похожа на мужчину, так кто ты? - Я выращиваю родедендроны и лимонное дерево. Лаская тугие бутоны, подолгу удерживаю их в руке. Я - садовник. - У тебя есть член? Он бы пошел тебе. - Нет. Не веришь? Смотри сюда. - А если бы завтра он появился, ты бы очень взволновалась? - Ничуть. Я уже заготовила контромарки. - Для своих любовниц? - У меня нет любовниц. Котромарки я раздам старухам в соседнем дворе. У них все валится из рук, и они ничем не дорожат. Зачем им мой член? Их волчья память простирается далеко назад, туда, где бьет воспаленный родник греха. Они на удивление скабрезны и охотно отдадут то, что с трудом удерживают скрюченные пальцы. - Почему ты назвала книгу <Учитесь плавать>? - Потому что это важно - уметь плавать. Позавчера у меня лопнули барабанные перепонки от воплей тонущих. Они заглушили все окрест и украли Тишину. Они мешали слушать Малера. Я вышла на балкон и встретилась глазами со старым онанистом, что стоял внизу, у тротуара и орал громче всех. - Ты хорошо плаваешь? - Лучше всех. - О чем ты мечтаешь? - Стать злым, маленьким духом и хулиганить на спиритических сеансах. - Опять о книге. Извини. Ты дрочила, когда писала ее? - О, да, слишком много, практически изведя клитор. Для следующей книги я заказала специальное писательское кресло с встроенным в сиденье искусственным членом. - У тебя двое сыновей, ты хорошая мать? - Я не мать вовсе и желаю своим сыновьям как можно быстрее забыть обо мне. - Скажи, каким образом тебе удается так хорошо выглядеть? Ты слишком много куришь. - Мне все идет на пользу. - Твои герои - это ты сама? - Смеешься? Разве я вела бы себя так? Намного нахальней. Я не позволила бы Аполло превратить себя в дерево. К тому же столь непрезентабельное. Не он, а я бы принимала решения. Я вырвала бы ему хуй по самые яйца. У меня так и чесались руки, когда Лиданька, как сумасшедшая, носилась от него по лесу. - Ты пишешь о боли. Что тебе в ней? - Отчего в боли так много любви? Ах, если бы поменьше. Я доверилась бы качелям или марокканским бабочкам. - Есть ли кто-нибудь из твоих героев, соблазнительный для тебя? - Если это не я сама, то только Ветер. - Ты любишь женщин? - Ненавижу. Особенно пишущих женщин. Моя будущая подруга никогда не сможет писать. Я обрублю ей руки и вырву язык. Вычищу матку и заткну фаллоппиевы трубы. Я вижу ее на одной ноге, смиренно подающей мне чай с выжатым лимоном. С наступлением сумерек она напомнит, что пора приподняться с кресла и подмыться. Чтобы удовлетворить наши эротические фантазии одной вульвы явно недостаточно, поэтому у нее их будет, как минимум, три. Моя подруга должна серьезно отличаться от всех женщин. - Ты случайно обмолвилась о следующей книге. О чем она? - Не знаю. Смешно говорить о чем-либо, коли, никто не верит в абсолютную чистоту моих помыслов. Необходимо отречься от меня. Забыть, забросить в дальний угол. Насрать на лицо и высмеять повадки. Обвинить в скотоложстве, за то, что сплю со своей собакой в одной постели. Придумать, что я переписываю дневники корабельных крыс. Рыщу по Африке в поисках древних папирусов, валяюсь в грязи и меняю цвет кожи. Под видом учительницы совращаю малолеток. Левитирую перед единственным публичным домом в Стамбуле. Отращиваю задницу, на которой легко уместятся ладошки пятидесяти наложниц. Страдаю от зубной боли и боюсь дневного света. Я охуевшая, наглая гадина. - Откуда ты берешь свои образы? - Они насилуют меня в булочной, настигают на унитазе, сучат в ресницах, когда онанирую: - Я люблю тебя, и сама вырву себе руки.: У нас будет четыре вульвы, нам хватит их на неделю. |