АМЕРИКА В МОИХ ШТАНАХ

Проза Ярослава Могутина, состоящая из мимолетных полудневниковых зарисовок, не только по форме нечто среднее между "Опавшими листьями" и "Озарениями", но и по сути представляет собой странный сплав мудрости старца Розанова и дерзости юного Рембо.

Могутин показывает американской культуре и американцам их собственное отражение, и им не всегда нравится увиденное.

Ярослав Могутин – новый Гулливер, однажды обнаруживший в своих штанах Америку. Которую он, отчасти с удивлением, отчасти с оптимизмом молодого человека, изучил. Перед нами – его записки. Хлесткие и занимательны. Чтение, действительно, интересное. Понятные огрехи субъективизма только в плюс. В ультралевые установки автора верится с трудом. Но разливы адреналина очевидны и любопытны. Как, впрочем, и обилие новых сведений. В частности, у вас есть шанс узнать, что общего между Могутиным и Теннесси Уильямсом, а также о специфике сексуальных граффити на американских спортплощадках, о том, почему порнобизнес в Америке – кровавый бизнес, о сексуальности молодых пуэрториканцев, успехе Ярослава у темнокожих американок и многом другом.

Проза Ярослава Могутина, состоящая из мимолетных полудневниковых зарисовок, не только по форме нечто среднее между "Опавшими листьями" и "Озарениями", но и по сути представляет собой странный сплав мудрости старца Розанова и дерзости юного Рембо. "Только великие люди могут себе позволить высказывать и писать такие гротескные банальности и максимы, которые потом все воспринимают как откровения".

Америка в штанах Могутина чем-то напоминает Америку молодого негодяя Лимонова, но если Эдичка, кажется, переживал ее по-настоящему остро, то Ярослав больше кокетничает. То кокетливо любит людей, то кокетливо их поненавиживает. Литературы много (и даже цитатку из Розанова подпустил, шельмец). Больше всего это прорывается в рассказах о себе самом. Вот вездесущий нью-йоркский журналист Владимир Козловский сфотографировал своего героя перед портретом Ильича. "Чтобы читателям еще страшнее было!" – пояснил он. Наверное, он прав. Страшнее Могутина может быть только Могутин на фоне Ленина!"