Юлия Кисина
ЗМЕЕВОДСТВО

Я осторожно опустила змею в клетку и накрыла сеткой. На сетку я приладила тяжелую керамическую плитку, так, чтобы змея не ускользнула из террариума. Я не помню, что именно подвигнуло меня на эти действия, но всю ночь я "баррикадировала" змею. Вначале на ее ящик водрузился тяжелый кофр от фотоаппарата, потом на него я поставила картонный ящик и стала грузить его первыми попавшимися предметами. Змея, между тем, как ни в чем не бывало лежала в террариуме. Она не шевелилась, и я испугалась, что она уже умерла от воспаления легких. Я вспомнила настойчивый голос Отца Змей, он просил меня, чтобы не было сквозняков, поскольку у змей всего одно легкое.

- Чаще всего змеи погибают в наших условиях от простуд, - пояснил Отец Змей.

Мой сын спросил меня, почему я называю этого человека "Отцом Змей". Если у нас есть крысы, которые живут на правах собак, значит я - Мать крыс, а он - Отец Змей.

К Отцу Змей путь был нелегок.

Вначале мы посетили Дармштадский вивариум. Слово "дарм" означает по-немецки "кишки" - то есть кишечный город, а попросту - кишечник. Мы находились в немецком кишечнике. В вивариум меня сопровождали Князь тьмы и Страшная месть. Страшная Месть злил меня немного, хотя и мелькал, ну а вот Князь Тьмы все время громко дышал гайморитом. И дышал он так близко и за спиной, что становилось не по себе. К тому же меня пугало его черное, застегнутое на все пуговицы пальто, сварганенное из металлолома железного занавеса. Пальто было действительно страшным. Оно пугало всех немцев, которые называли это пальто - генсекретарь. К этому генсекретарю я никак не могла привыкнуть, и его появление в вивариуме вызывало у меня и у животных животный ужас.

Вначале мы оказались у клетки с коршунами.

Коршуны - это сутулые птицы. Кажется, что они в кепках типа "аэродром". К тому же они ходят походкой шпаны. Как раз подвез свою тележку улыбающийся кормитель зверей - настоящий Карл-Гнилозуб, и выкинул на землю вольера что-то бело-пушистое.

Это был мертвый мороженный кролик + и две мертво-мороженные белые крысы ++. Они были смяты как тряпки со вмятинами и уж потом хорошенько заморожены! В это время я была старательно влюблена в одного пугливого чиновника, стоящего на голове. Чиновник занимался йогой и не на шутку часами простаивал вниз головой.

Мне все время казалось, что по вечерам он пробирается в сад и, похрюкивая дрожащей свирелью, наблюдает за мной вверх ногами. К тому же этот чиновник стал прототипом некоего Навоза, о котором я писала роман. Роман и жизнь сплетались, хотя чинуша дал деру, а за это Навоз погиб.

У меня был чудовищный подъем духа. Я думала, что я титан. С помощью алкоголя и антидепрессантов можно попасть на небеса. Бургундское с гравюрой на обложке на третьей неделе полового чувства сменилось австралийским с почтовой маркой, н а которой был изображен коала. Коала этот был похож на Александра Довженко с зачесанными назад седыми волосами. На самом деле это было обыкновенное шардоне. Но специфический привкус австралийского дыма приводил меня в спокойный трепет. Юго-восток Австралии - стояло на корешке. В порыве досады по поводу поведения змеи, я позвонила чиновнику и объявляла его Савонаролой, вылив на него всю мощь алкогольного состояния. Он сказал мне, что уже давно не был в таких душеспасительных путешествиях, в которых я пребываю сейчас. Буркхард был очень дисциплинированный мудак, и чувства его были как солдаты под началом непреклонного генерала. Я дрочу на тебя - говорил он мне спокойным голосом Вечности. Кекс проклятый - думала я, протестант ебаный!

К этому периоду жизни я перешла в наступление против протестантов. До этого мне встретился еще один сладострастный протестант с римским именем Адриан, который об этом и не подозревая, стал прототипом другого вымышленного персонажа по имени граф Хаммергуннер. Надо сказать, что они удивительно прямолинейны и ненаблюдательны и у них крайне неразвиты многие элементарные человеческие чувства. Они гордятся своим прагматизмом и похожи на практические подошвы вместо того, чтобы быть волшебными хрустальными инфузориями-туфельками золушки. Это можно наблюдать в заповеднике Центральной Европе под трехцветным флагом змеи - золотой красный и черный.

Я засмеялась. Это был смех вслух - низкий и пошлый и пронзительный как у Лары Крофт. Она тоже стала прототипом. Это была главная героиня моего романа, которую звали Ева Тунхольц. Тунхольц значит по-немецки тунцовое дерево - дерево рыб. Великий сублиматор не звонил, хотя думал обо мне день и ночь. Мои руки чесались от нервов и нервы шевелили пером.

В эти дни я посетила Отца Змей!

Он жил в городке с опереточным названием Оффенбах, неподалеку от Франкфурта.

Я долго нащупывала путь. На доме висела табличка "Торговля запчастями. День и ночь." Пятьдесят ядовитых змей и благополучных удавов мирно обитали в теплом и спокойном доме рядом с распятиями и пожелтевшими портретами свастифицированных дедушек, растворенных под Сталинградом.

Тут же состоялась горячая дискуссия по поводу клички змеи, предоставленной мне в распоряжение для съемки видеофильма. Я не хотела называть ее Брунхильда и он а стала просто госпожа Питон.

Через несколько дней на мою долю выпало тяжелое испытание. И вот как это происходило!

Змея медленно ползет к батарее и вкрадчиво в ней исчезает, наматываясь как шнур на неподвижную белую трубу, от которой идет пар. Батарея эта центрального отопления похожа на ребра математически выверенного лошадиного скелета. Сразу же возникает ассоциация с черепом Вещего Олега, который был на самом деле черепом этой лошади, чьи ребра отапливают мое помещение. Мне очень хочется спать, но представление о гуляющей по ночной квартире змее не укладывается в голове. Я открываю окно и достаю из сада продолговатую бутылку риохи, которая удобно помещается в моей руке, чтобы ее содержимое просторно поместилось в стакане синего стекла, сделанном мексиканскими штрафными индейцами. Вино на минуту попадает в этот индейский сосуд, чтобы потом, после промежуточной, наклониться мне в горло. Там оно чувствует себя в тепле и вползает пестрою и холодною лентой мне в организм. Змея продолжает торчать из-за батареи. Мой сын, который не боится змей крыс и пауков, спокойно спит в задней комнате. Представление о том, что этот один безумный мускул (змеища!) в темноте может накрыть его белое горло, вызывает во мне не вполне приятные ощущения. Я хватаю питона (Г-жу Питон) за хвост и изо всех сил тяну на себя. Но она - животное сильное и упрямое. Несмотря на то, что я упираюсь обеими ногами в стенку, питонище подбирает хвост и шипя прячется между белых горячих стволов отопительного прибора. Я перевожу дух и алкоголь наполняет мое отчаянье совсем иными смыслами. Чертова рептилия мне больше не нужна, и я голова отправиться спать, но разогретая гадина начинает ползти вверх по простенку между окнами. Она поднимает мелкую голову на длинной ноге. Теперь она похожа на шею коричневого лебедя. Я начинаю ей любоваться. Змея балансирует в воздухе, создавая своим телом чертежные лекала. Я набрасываюсь на нее как зверь с единственной мечтой - воткнуть ее в террариум, но сука выскальзывает с откуда-ни-возмись-прытью! Теперь она скользит по желтому полу и огибая предметы с бешеной скоростью исчезает за диваном. Если бы в эту минуту, кто-нибудь посторонний смог бы наблюдать эту сцену, он подумал бы, что сбежал женский чулок. Наверняка в его воображении могло случиться Федорино Горе - чулки сбегают от неряхи. Кроме того действительно по комнате разбросаны чулки. Конан Доил назвал бы это коллекцией пестрых лент. Но чулки, ленты и змеи - это разные вещи! Теперь придется вернуться к роману. Приключение со змеищей настолько меня отвлекло, что я почти забыла о существовании неподражаемой Тунхольц.

Утром змея исчезла навсегда. Она вползла мне в рот мягкой головой во время сна, отравив меня перитонитом. Ее удачно вырезали, оставив на моем теле следы хирургического прикосновения. Желтым мулине способом гладь зашили мне тело. Теперь оно снова почти герметично. После ампутации змеи, я вернула ее хозяину.

Позже я завела Natrix Natrix.

Банальная гадина Natrix Natrix (обыкновенный уж) аккуратно распределен почти по всей Европе, дополз до Северо-западной Африки, Западной Азии, Северо-запада Монголии, Восточной Сибири, Северного Китая на востоке и Юго-Западного Ирана на юге, где тепло. Эта довольно невзрачная рептилия обитает в различных влажных биотопах - по берегам рек, на ароматных лугах, в зарослях тростника, в лесах. Окраска однотипная - общий цвет от серого до черного, характерной особенностью является желтые или белые пятна за головой; впрочем, у некоторых неортодоксальных особей они могут отсутствовать. Natrix Natrix очень популярен у начинающих террариумистов, как мы, и содержание его несложно. Ему требуется террариум горизонтального типа, достаточно просторный. Интересно, что кладки этой ползучей дряни крайне жизнеспособны, выдерживают перепады температур кратковременно от 10C до 55С.