Амир Ваддах аль-Амири
ЛУННЫЙ ФАРШ

Все персонажи этой истории, включая автора, вымышлены. Все возможные совпадения с реальностью случайны - специально для тех, кто верит в реальность и случай.

ЧАСТЬ I. ВИДИМАЯ СТОРОНА ЛУНЫ

1. УЖАСНАЯ АФРИКА

"Пиздец, - подумала Терешкова, обдристанным сперматозоидом отклеиваясь от спускового аппарата с обгоревшей надписью "СССР" на борту. - Вот мы и дома, вот и ладушки".
Ясное дело, попасть в Казахстан с такой высотищи не было решительно никакой возможности (так ведь даже и простейшего карася она толком зажарить не умела, Звездный насквозь пропах паскудным говяжьим жиром, высшей, однако, категории), ну да Мокеле-Сесе-Секо - тоже озеро, хотя бы и идеологически менее выдержанное (партия указывала прыгать в Балхаш), а все ж таки - Африка, Земля, дом.
Железяка, отстрелившая Валентину Владимировну с чистенькой орбиты в какое-то говнистое озерцо, конечно же, не была виновата. Инструкция предписывала в таких случаях, во-первых, закопать партбилет (послушно вырыла ямку), во-вторых - снять пистолет с предохранителя (бля-а-а, табельный "макар" остался наверху, в "Востоке-6", в куче дырявых шлангов. "Подполковника не дадут", - всерьез огорчилась Терешкова). В-третьих - построив по возможности дружелюбное лицо, отправиться на поиски контакта с местным населением. Инструкция была - фенька не для тупых.
Тупых в здешних окрестностях, впрочем, не особенно-то водилось. Как бы это проще сказать, местные гурманы осуществляли естественный отбор, как они его понимали, глубинный гибрид учения Дарвина-Лунца с ритуалом вуду. Берется, знаете ли, такой вот внезапный тупой, макается жирной белой задницей в Сесе-Секо и, будучи в меру покусан двуустками бильгарциями, препровождается на кол, где и коптится в подливке из собственных кислых христианских слез.
Ну а наши, значит, танцуют вокруг.
Короче, Терешкова. Едва лишь негритянские окрестности озарились лучезарной улыбкой русской космонавтши1, как вмиг раздвинулися заросли настурций, а надо сказать, по берегам Сесе-Секо произрастают дивные настурции, - и вот из этих нелепых кустов пред блистающими, согласно инструкции, очами Валентины Владимировны прорисовался грязный мужской торс, но не явный маргинал, а эдакая приплясывающая светский вальсок черняшка с лиловыми губами, вывернувшимися в ответном оскале.
...А ведь сработала инструкция! Сработала, писанная в далекой нереальной Москве, на заснеженной Лубянской площади, пьяным русским медведем с двумя высшими образованиями - на "Гэ" и на "Бэ"; сработала, сука, здесь, в хрен знает каком измерении, при плюс сорока в тени, ясно, что все вокруг происходящее - вообще галлюцинация, но вот же: "Контакт, бля!" - "Есть контакт!"...
Губастый торс, между тем, пучил белки глаз, несильно испускал газы (пар, исходящий от изнутри обосранного терешковского скафандра, достиг чутких ноздрей аборигена, таким образом дипломатическое попукивание его здесь означало стремление поскорее завязать приятный диалог с прелестной незнакомкой), да вот, именно что испускал газы, застенчиво при том ковыряя песок пляжа пальцем татуированной ноги...
Как вдруг! Из кустов! Неожиданно! Внезапно, то есть, из кустищ... Такое, бля, вылезло!
На самом интересном месте.

2. ЧТО ТАМ ВЫЛЕЗЛО ИЗ КУСТОВ

А вы что подумали? Ледокол "Ермак"? Или девочка на шаре? А может быть, черный квадрат Малевича с вымаршировывающим из его нутра стадцем ручных бронзовеющих пионериков а-ля Комар-Меламид? Ну-ну. Это гадское уё, так по-хамски разбившее своим резвым появлением зачинавшуюся (чу!) эротическую сцену, даже в пристальном рассмотрении было бы с трех раз не угадать: гриб не гриб, сушеная такая африканская поганочка, нечто тысячу лет немытое, косматое (а лицо на нем было железное), поднимите-ка мне веки, бля, сказал он глухо. Вуайерист хренов.
В общем, стало их трое на бережку.
И тут-то у Терешковой тихо-тихо поехала крыша, что как бы гипотетически ожидалось с первой же секунды ея пребывания в сих неродных, с позволения сказать, палестинах, дык вот ведь что значит закалка-тренировка, отметил бы старичок-академик Лурье, он еще до космоса, в периметре Звездного, отечески поучал приму дамской аэронавтики, мол, кады дристун тя проберет, Валюша, дык эт невелика беда, наукой сие весьма допускается, но вот коль мужика дикого зеленого встрешь, али экую иную страшилищу неземную небесными очами своими узреть сподобишься - тут, стало быть, и пиздец тебе, дочура.
И будто припечатал диагноз суровою витиеватой фразой на другой, подлинной уже латыни, - слева направо пятым словом, разобрала Вэ Вэ, было "мозговая". И эдак ласково ее по коленке потрепал, душка.
А хрен его знает, что там такое повылазило из кустов! Может, и впрямь все смешалось в голове простой русской бабы, больная душа ее потусторонним светом замерцала со дна скруглившихся от неправдоподобия жизни глаз, тотчас вскипевших пронзительной слезою (как два чистых пруда, глаза, - сравнил один плохой поэт)... а сама, не будь дурой, от поганки сушеной бочком-бочком... шасть за черного губастика! Хотя, вроде, между губастым и сушеным всего только и разницы было, что в анатомии. Ну и Лурье про диких черных ничего страшного, кажется, не говорил.
* Cela n'est pas plus fin que ca2, - как бы невзначай заметила вслух поганка, комментируя это ее испуганное телодвижение. - Je n'ai pas le coeur assez large3, к несчастью, чтобы полюбить первую же свалившуюся на меня с Луны обкаканную девочку. - И (с грустным, доверчивым даже выражением на сделавшемся вдруг осмысленным лице) добавила: - cela ne m'a jamais reussi4.
Терешкова от охуения так и хлопнулась в обморок.

3. ЗНОЙНЫЙ ДЕНЁК

* Prostration complete5, - констатировал сушеный поганец, выпростал невесть откуда суковатые человечьи руки и, подтянув добычу поближе, обнюхал ее. От скафандра более не парuло6, "tant mieux, tant mieux"7, - с удовольствием промяучил подлец на мотивчик "Ты мой покой", музыка Шуберта, слова Рюккерта (губастый невозмутимо наблюдал); ловкие руки-ветки, переламываясь в самых неожиданных местах, рассекали горячий воздух, как бы отбивая такт веселой песенки, но в то же время, не останавливаясь ни на секунду, туго пеленали бездыханную космонавтшу полосами джутовой мешковины, выламывали из земли гибкий и прочный бамбук (в зарослях настурций случайно рос бамбук), прилаживали к бамбучинам джутовый кокон, наконец, трижды сухо щелкнули друг о друга, что означало конец трудам, и разом куда-то сгинули, пропали совсем, будто и не было никаких рук.
* Un bijou8! - Поганка, смеясь, обернулась к губастому за одобрением, выказав широкий ряд удивительно сплошных зубов (на вид-то ей, ему, этой поганке, было лет двести, не меньше). - Wuncht man Fkusni Obets, so hat man auch Golofa Pizdets... J'adore l'allemand9, - мило заключил он. И тут же, спохватившись, густо рявкнул губастому: "Allons!"10
(Как уже, кажется, видно из вышеописанной сцены, Поганка и Губастый - для ясности будем называть их так - повязаны между собою некими, покуда еще не совсем для нас понятными отношениями, при том что первый явно превосходит второго - как причудливым интеллектом, так и крутым норовом; Губастый зато подкрепляет шуструю мысль мумифицированного экселенца физической мощью, и если кому любопытно, отчего при таком здоровье он всю дорогу скромно молчит, сообщим, что, как и Герасим, был он немым, но не от рождения, а всего только по причине отсутствия во рту языка. А что приключилось с этой частью тела Губастого, мы скоро узнаем.)
Ну вот, allons. Пошли, раз такое дело, - посерьезневший африкан, крякнув, взвалил на плечи сверток с Валентиной Владимировной Терешковой, в недалеком будущем - женщиной-героем Советского Союза, и быстрым пружинистым шагом скрылся в настурциях.
Поганка же, наоборот, чуток обождал, недобро зыркнул туда-сюда, подцепил ногтем с земли блестящие часы-браслет "Командирские", кряхтя оторвался от грибницы и сдернул в том же направлении.
В этом месте, согласно законам жанра, всякий нормальный автор просто обязан дать отвлеченное описание пейзажа, мол, ах, как томительно жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землею, кажется, заснул, весь потонувши в неге; все как будто умерло в этом зное, лишь где-то вдалеке, меж редкими, обожженными не ведающим жалости солнцем деревами, с упоительной неспешностью пылят две истомленные дорогою фигурки, побольше и поменьше... что прибило их к этой горячей пустынной земле? уж не властная ли тяжесть порока пудовою цепию сковала их беззаботные движенья, в ослепительном сиянии полдня бросив на открытые лица их черную, как ночь, тень?.. Хуй его знает...

4. АФГАНСКИЙ СУФИЙ

А был он не кем иным, как афганским суфием.
Тот, кого мы здесь для ясности называем Поганкой, происходил из влиятельного багдадского рода Бану Найбахт, что, впрочем, никаких особых достоинств к нему не прибавляет - за неимоверные, по молодому делу, беспутства историки рода соскоблили ножичками с пергаментов его знатное имя и в дальнейших хрониках именовали анонимно: алчный, пьяница, попрошайка, приставала, низкий душою, зловредный, горький плач сестры, скупой, отвратительной наружности, позор рода, скверной веры. Все это было чистой воды враньем (за исключением, может быть, наружной некрасоты - еще в детстве к нему прилипло прозвище Аль-хуттайя, переводящееся двояко - "коротышка", "карлик" и, во-вторых, "испускающий кишечные газы", а попросту - пердун11). Вот. Сколь непривлекательным он казался внешне, а это продолжалось недолго, каких-нибудь 80-90 лет, позже антропоморфизму в нем поубавилось, гриб, как это часто бывает в жизни, взял верх над человеком, - столь же добр и прекрасен был он в душе. Просто об этом мало кто подозревал.
Продолжая все более отвлекаться в публицистический стиль, заметим, что в 60-е годы прошлого века французский беллетрист Ж.Верн подробно живописал определенный этап биографии нашего высокородного пердуна, выведя последнего под именем "капитана Немо", "капитана-никто", как ему посоветовала сделать троица авантюристов, прогостившая на всем известной электрической подлодке время с 06.11.1866 по 22.06.1867 пополудни.
Но позабудем досужий романический вздор типа "великолепная посадка головы, высокий лобъ, гордый взоръ" и прочие физиономические навороты, присущие скорее польскому аристократу Дворжецкому. Бреше, сучий москаль. Не было этого. В действительности имелся подозрительный крысоватый старикан неопределенного возраста и занятий, уже тогда завернутый до пят в шерстяную хламиду (шерсть по-арабски - "суф", прикинутый в шерсть - "суфий") и уже тогда полагающий, будто пристойным избавлением для рода человеческого будет аннигиляция, чему способствовал в меру сил.
Ну а высокое дарование в овладении подходящими науками, Оксфорд там, Сорбонна, благородство души и ума - это все как бы да, было. Ведь в чем заключалась трагедия т.н. "капитана Немо"? Давно раскусив своим всепроницающим умищем блядскую сущность современной цивилизации, как мог он после этого сохранить бессмертное благородство души своея, не пульнув разок по классовому врагу электрическою пулей, прежде чем окончательно лечь на дно? Само собой, восстание сипаев в 1857 году - непреложный исторический факт, Поганка и раньше чем умел помогал темным народцам в их великой битве с экспансией западного неоглобализма (бывало и наоборот, по настроению), так, однажды он отбил у британской короны форт Вильямс, на много миль вокруг выкурив колонизаторов в белых штанах зловонной дымовой завесой (не знаю уж, что он там жег). За это благодарные полуостровитяне переименовали форт в его честь (Аль-хуттайя - Альхутта - Калькутта), и, несмотря на то, что Калькутта быстро сделалась столицей Индийской империи, ее сомнительная слава как города беспокойного, раздираемого непрестанной борьбой всех и вся, не меркла до 1905 года, когда после раздела Бенгалии центр британского владычества с позором переместился в Дели.
...И по сей день на берегу полноводной Хугли, неподалеку от места ее впадения в Бенгальский залив, у самой воды, при желании можно увидеть динамичную двухфигурную композицию: молодой бронзовощекий бенгал выхватывает бронзовое же знамя у рухнувшего старца в ниспадающем шерстяном плаще и стремительно несет его (знамя) дальше. А неискушенные в истории туристы, особенно путешествующие без гида, завидев памятник борцам 1905 года, радостно восклицают, тыча в старца складными зонтиками: "Ганди! Ганди!"...
Итак, наскоро разобравшись с Восточным побережьем, высокий лобъ обратил гордый взоръ на запад. В ход пошли сокровища затонувших галеонов. Партийная касса лопалась от пиастров и луидоров. Партия называлась "Шив сена"12. Под лозунгом "Махараштра для маратхов!" повстанцы в ударном порядке захватили муниципалитет Бомбея, по факту объявив город суверенной столицей освободительного движения. Пока центральное правительство вяло выкобенивалось на предмет непризнания свершившегося де-юре, боевые отряды зороастрийцев громили подряд колониальные лавки, жгли редкие тогда автомобили и сноровисто выкидали хилых красномундирщиков с мыса Малабар в Аравийское море. Купленная полиция бездействовала, и лишь подоспевшие регулярные войска массовыми арестами смутьянов прекратили эту многодневную оргию разрушения. Кровавый след главаря терялся в каменистых предгорьях Гималаев...
Вот тебе и принц Даккар.

5. АФГАНСКИЙ СУФИЙ
(продолжение)

Через Лахор и Пешавар, прикинувшись странствующим столетним дервишем, выдохшийся от неупорядоченного расписания событий злодей проник в Афганистан. Лавры азиатского Че Гевары более не окрыляли его облетевшую волосами голову13, щуплый стан лихорадило, динаров не было, работать не хотелось, а пиратствовать не выходило - заваленная базальтовыми обломками бывшего острова им. Линкольна подлодка изумляла рыб на дне морском. Испустившего последние газы пердуна носило, как бессмысленную щепку, изредка прибиваемую волной к случайному берегу. Двигался он как-то механически, незаинтересованно в процессе; дочерна опаленный солнцем, равнодушно падал под ближайшим дувалом, где мог не поднимаясь пролежать неделю; сердобольные узбечки кормили его с рук лепешками, и никто, в сущности, не замечал, что перед мощеобразным стервецом уже приоткрыла свой приглашающий зев плотоядная вечность. Но не было в нем ни мяса, ни жил, ни крови14. Одной ногой в могиле он стоял, вот чего.
Пока однажды, валяясь в тени кстати подвернувшейся чинары, не услышал как бы сквозь туман: "О Аллах всемилостивый! Взгляни-ка на на этого почтенного суфи! Уж не он ли тот, кто прозрел мировращение, которое нельзя ни воспринять, ни определить и которое подобно сновидению, наваждению и прочему такому? Не им ли явлено возлежание поверх мира сего лишь ради сопричастности миру? Не имеющий начала и середины, не видящий и не воспринимающий ухом, не он ли постиг глубочайшую тайну сущностным пониманием своим?!"
- Пшел вон, дурак! - только и сказал почтенный суфи, не открывая глаз пхнув иссохшейся пяткою в сторону зануды.
- О безупречный! - был ему восхищенный ответ. - Отрицанием моих лжепредставлений ты отрицаешь и выводы, а также коранические писания и канонические сравнения, как, впрочем, и все объекты, подлежащие установлению писанием, сравнением и выводами! Сколь, должно быть, ты могуществен, ежели Аллах попускает тебе во всем! Знать, воистину ты тот самый чудесно сотворенный, что отмечен Его особой милостью, тот, кто...
- Пивка принес? - перебил болтуна подобревший от похвал коротышка, на сей раз соизволив размежить очи, ну, пить-то все-таки хотелось.
Возле чинары... кхм... возле чинары, всей своею позой выказывая мучительное непонимание емкости последнего изречения св. старца, застыл пропорционально скроенный, отливающий синью арап, гладиатор, по дурости судьбы оказавшийся пред запертыми вратами познания. Вроде как на обед все ушли. Когда-то давно в фамильном дворце Найбахтов такие вот черненькие татуированные хлопчики состояли постельничими или там в качестве расторопной обслуги за все. А теперь, видишь ли, священные тексты полагают толковать. Своими толстыми фиолетовыми губами.
- Пивка. Спрашиваю. Принес?! - нетерпеливое личико святого принялось по-серьезному наливаться гневом: зря, что ли, на хуй, воскрес, понимаешь, какие-то сраные горы кругом понатыканы, жарища гадская всю жизнь, пидор этот черножопый зудит и зудит, так еще никто не приходит и не приносит холодненького пивка!!! Старикашка аж подскочил вверх на два метра.
- Гляди сюда, Аллах! Моджахед поганый! Кого ты мне, бля, прислал?! Спокойно подохнуть не дашь! Вырвать болтуну язык - раз! Мне пива - два! И вертеть я тебя хотел, понял?! И пророка твоего!! А-а-а!!! - обидный вопль его растворился в громовых раскатах расколовшегося вдруг неба, будто гигантские камни падали и падали с высоты; сделалось темно и холодно, земля сошла с ума, тряслась и трескалась, ветер больно хлестал песком, а стальные молнии так и плясали танец с саблями, поджигая и сжигая все в этом не оправдавшем надежды мире. "Страшный суд настал", - просто подумал несостоявшийся гладиатор, покрываясь серым с ног до головы, и, не имея больше духу видеть этот ужас, рухнул ниц, закрывши голову руками. Рядом в беспамятстве раскачивался из стороны в сторону старик... но разве теперь это старик был?! На гладком лице его ослепительным светом сияли глаза, молодые, чудесные глаза, пронзительно-ясные, и взор его был обращен в охваченное кипящей ночью небо... и огромная, нечеловеческая сила была в этом взоре!..

6. АФГАНСКИЙ СУФИЙ
(окончание)

...Уже занималось утро, когда чернокожий правдоискатель очнулся и не без труда разлепил веки на разбитом, в запекшейся крови, лице; еще ничего не соображая, он немо осмотрелся кругом - как и положено, на востоке, из-за тибетских куч выглядывало веселенькое солнышко, щурясь в радостном предвкушении реванша; что-то такое растительное зеленело у подножия гор, куда стекались быстрые прозрачные ручьи, птички - пели, кузнечики - стрекотали; чуть поодаль из земли торчала обугленная чинара, под которой, скрестив ножки, сидел ухмыляющийся старикан в живописных лохмотьях и, довольный, подносил к губам запотевшую бутылочку с холодненьким пивком.

7. А ТУТ И ТЕРЕШКОВА ПРОСНУЛАСЬ

"Эх, карася бы жареного", - пробормотала Вэ Вэ в полусне и привычно потянула руку включить свет. Рука тянуться отказывалась, перевернуться не выходило, а это значило, что странный плен был реальностью, а не последствием необратимых после падения в озеро изменений в голове. "Ну и хуй с ним, зато жива", - Терешкова явно становилась оптимисткой, и впрямь, думала она, к чему заморачиваться всякой херней, когда от тебя так мало зависит в этой жизни? Сказали вступать в ряды - вступила, сказали "будешь летать" - полетела, сказали "прыгай" - прыгнула. Вот и допрыгалась, дура, - мысленно резюмировала Терешкова, но как-то сама себе не поверила, тут же выбрав между карасем и рефлексиями - карася:
- Товарищ! (Из темноты высунулись блестящие белки глаз.) Мой угнетенный черножо... чернокожий брат! Сестра пришла с работы и хочет есть! Повторяю по буквам: Евдокия, Степан, Тимофей... - Терешкова на мгновение запнулась. - Короче, всех этих людей требуется немедленно покормить карасем. Так нужно для общего дела. Понимаешь меня, товарищ?
Белки потухли, зато зажегся слабый мерцающий свет. Приземистое, похожее на узкий коридор глухое помещение, сложенное из необработанных бревен, напоминало одновременно русскую избу и домовину. Окон не было. Вдоль грубых стен протянулись грубые же полки в одну доску. На полках, во всю их длинную длину теснились какие-то вычурные, нерусской формы, желтые, издырявленные, то ли горшки... то ли не горшки... а человеческие черепа! "Ес-с-сть! Сестр-р-ра хочет ес-с-сть!" - огромная пестрая птица, шумно захлопав крыльями, пронеслась в сантиметре от вздыбленных волос Валентины Владимировны... Карась круто отодвигался на второй план.
- N'est ce pas immoral15? - проворчал кто-то из темного угла. - Возишься тут с ней, в благородство играешь. Ну, черепа. Ну - птичка. А что, хорошие люди кушать не хотят? Хотят. А кушают? Нет. Слышь, Губастый, может, мы ее вообще отпустим? Au fond c'est la femme la plus depravee qui existe16. Бетси Тверская. Отпустим на все четыре стороны, пусть фраера дешевые жрут.
- Ах, развяжите меня, - еле слышно пролепетала Валентина Владимировна.
- Ерунда, les petites miseres de la vie humaine17, - возразил голос из угла. - Вот мы тебя, к примеру, сюда полсуток на горбу волокли. А зачем? Думаешь, мы каннибалы какие? Вот он (из темноты в сторону засмущавшегося Губастого вырос кривой указательный палец), он - да, его таким папа-колдун воспитал. Он ежели кровавой пищи клюнет, так в нем силы и ума только прибавляется. Веришь ли, куснет, бывало, бухгалтера, а после ходит и все чего-то в уме вычисляет, ходит и вычисляет. Покуда химический обмен веществ не произойдет. C'est curieux18 даже, с научной точки зрения. Меня вот однажды хотел сожрать...
Он засмеялся злым и холодным смехом.
- Я не могу быть вашею женой, когда я... - начала было Терешкова страстно, ни слова не поняв из поганкиного монолога, в сущности, не понимая по-французски вообще.
Поганка вздохнул и опустил голову. Потом на чистом русском, внятно и раздельно произнес:
- Должно быть, тот род жизни, который вы для себя избрали, крайне неблагополучно отразился на ваших понятиях. Признаюсь, я был весьма далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам. Однако смею заверить - как бывший мусульманский суфий, кое-что понимающий в причинах и следствиях, - вы еще немало настрадаетесь в самом скором времени, сформированном du train que cela va19, - все-таки не удержался Поганка от галлицизма.
- На что это вы намекаете? - строго вопросила Валентина Владимировна, ни хрена не поняв даже и по-русски.
- Неси уксус, Губастый, шашлык будем кушать, - безнадежным жестом ладони Поганка прекратил диспут.

ЧАСТЬ II. ОБРАТНАЯ СТОРОНА ЛУНЫ

1. МЁРТВЫЕ ДУШИ

Тихо осенними ночами на городском кладбище...20

2. ЧТО УСЛЫШАЛ ПОПУГАЙ

Ритуал поедания космической девы было решено украсить веточками акации, пассированой тыквою, обжаренной в пальмовом масле, религиозным лопухом м'туме и фасолью ниебе ебиома.
Охреневший от любопытства, размером с доброго индюка попугай прикрепился вниз головою к соломенной крыше и принялся внимательно наблюдать.
С его точки зрения картинка вскоре вылепилась почти идиллическая: Губастый, утвердившись пятками на забрызганном грязью пороге, споро нарезал свежевырытые овощи, поигрывая работящими бицепсами над дырявым медным тазом и ежеминутно состраивая глазки в дальний, высвеченный сальною коптилкой угол, где, уютно проецируя вертикаль позвоночника на плоскость бревенчатой стены, устроилась майор Терешкова дезабилье и (ее по случаю праздника освободили от пут) непостижимым образом переделывала скафандр в легкомысленное летнее платьице. Посредине хибары, на глиняном полу, мягко расположилась куча тряпья и вполголоса цитировала откуда-то из воздуха:
I'm not weeping, sorrowing or calling,
All will pass like apple trees' white haze.
With the gold of fading on me falling,
I shall see no more my youthful days21.

- Vous comprenez l'anglais?22 - грустно осведомился Поганка, почистил пальцем нос и торопливо, лишь бы не слышать ответа, продолжал. - Известно ли вам, mademoiselle, что этими строками мой покойный багдадский дедушка (он ведь тоже когда-то был un jeune homme23) имел неосторожность предостеречь родню от пагубного влияния накопительства... и чем же все закончилось? Как обычно заканчивается - его, точно паршивую овцу, изгнали из стада в люди. И он разбогател где-то в другой стране, вернулся, заимел position sociale... Disons le mot24, несколько странно состоялся конфликт поколений. Ca se fait25, впрочем... Знаете, я однажды тоже был сказочно богат... хм... tout ca est une blague, il ne faut jamais rien outrer26, лучше я расскажу вам другую историю. Желаете?
- М-м-м...
- Тогда извольте обратить внимание на этого темнокожего фигуранта dans la force de l'age. Il est un petit peu toque27.
Терешкова, не отнимая глаз от рукоделия, молча кивнула головой.
- Вам, вероятно, будет интересно узнать, что его прапрадед являлся вашим соотечественником, figurez pas28, его фамилия была Ковалевский... Горный инженер Ковалевский.
Случай этот произошел сто лет назад, чуть больше29, и тоже связан с золотом. Тогдашнему правителю Египта Мухаммеду Али немного не хватало на пирамиду - весь бюджет уходил на поворот Нила через Нубийскую пустыню в Красное море. Я денег не давал - самому надо, - и тогда предприимчивый Али по моему совету телеграфировал в С.-Петербург, предложив тамошней Академии наук выгодную сделку: а) известному русскому путешественнику, полковнику и инженеру Е.П.Ковалевскому, в дальнейшем именуемому "исполнитель", предоставляется бесплатное право и лодка для прогулки к истокам Голубого Нила с последующим написанием книги "Русские в Нижнем Египте"; б) за это правительство страны Египет, именуемое в дальнейшем "заказчик", получает пять шестых от накопанного золота, которое исполнитель обязуется обнаружить в отрогах Абиссинских гор, у крепости Дуль, продираясь сквозь заросли терна.
Дальнейшее вы, mademoiselle, можете прочитать в любой географической хрестоматии: на свою долю золота простой русский инженер приобрел белое пятно в верховьях Тумата, назвал его "страной Николаевкой" (в честь своего кузена, архангельского помещика Андрияна), помазал себя в императоры, завел 16 кур, двух жен, реку Невку, засеял окрестности всякой съедобной ботаникой и... скоропостижно отбыл в СПб, якобы с целью составления официального отчета о командировке.
Больше в Николаевке его никогда не видели.

3. СЫН КОЛДУНА НИКОЛАЕВА

- Шта-а-а?!! - перебивая рассказчика, заорал дурным голосом попугай, не поверив ни единому слову, попытался покрутить лапкой у виска, но, не удержав равновесия, вместе с внушительным пучком соломы смачно плюхнулся на пол, пискнул басом и, оставив после себя пахучую лужицу30, демонстративно зашагал к выходу, не преминув на прощанье обернуться и презрительно смерить величину зарвавшегося ничтожества наглым круглым глазом. Затем, ни слова не говоря, отодвинул клювом Губастого, перешагнул земляной порог и скрылся, подрагивая перышками от возмущения.
Терешкова с интересом досмотрела сценку и требовательно обернулась к Поганке. Тот сидел потупившись, ковырял ямку в глине и выглядел вполне несчастным стариком.
Потом встрепенулся и заговорил:
- Во всей этой истории, mademoiselle, так и остались непроясненными два чрезвычайно важных обстоятельства. Одно из них - причина бегства Ковалевского в Россию, другое же, главное, состояло в моей личной заинтересованности такого рода развязкой.
Давайте взглянем на события шире. Идет война. Джихад подымает суданских мусульман, огонь ислама бушует в сердцах, зеленеют знамена, впереди, на белом скакуне, в бурнусе тонкого руна гордо несется статный пышноусый красавец, сверкая дамасским клинком. Это - я.
Мой отряд с размаху форсирует Бахр-эль-Араб; опережая собственные победные вопли, проносится до Мокеле, теснит угандийских дикарей на тот берег... и только мы доплываем до середины озера, как метеоусловия резко портятся: небо выдает осадки в виде палок, камней и отравленных стрел. Тпр-ру. Товарищи разочарованно тонут; я сам был ранен в руку и голову, однако до своего берега дотянул.
Лежу, значит, в штабной палатке, болею, читаю в "Отечественных записках" занимательную статью о том, как русский физик Б.С.Якоби принес Николаю I чертежи первой в мире подводной лодки с электродвигателем, а царь, весь в пылу интервенции сухопутных войск в Венгрию, хорошего русского физика на хуй послал. "Вот блядство, - огорчаюсь, - ихнему самодержавию, похоже, насрать хотелось в колодезь передовой научной мысли. А мне бы сейчас такую лодку".
И тут от Али приходит эта депеша с гениальным планом, как он собирается мое золото в своем Ниле утопить. Ну, поцелуй меня в задницу, говорю я вслух, а в уме сам собой составляется мат в три хода, все козыри у меня: первые два, "а" и "бэ", я отправляю с нарочным в Каир, а третий, "вэ", - дипломатическим курьером, молнией, в Петербург, к моему однокурснику по Сорбонне Ковалевскому. Во всех отношениях un homme d'un commerce31.
"Здравствуй, - пишу, - приятель Ковалевский. Ужель все так же туманны перспективы петербуржских улиц, освещенных потрескивающими в сырой мгле фонарями?32 Так же грязны дома и сверкают от сырости плиты тротуаров, гулко отражающие угрюмые и сердитые шаги одиноких промокших прохожих? По прежнему ли мрачен колорит столичного неба с неясно отделенною от него темной громадою Исакия?
А у нас в Уганде решительно курорт. Веришь ли, дружище Ковалевский, здешние слоны, доверчивые, как дети, срывают сладкие финики с пальм и торжественно дарят белозубым угандийским кокеткам; озера полны блистающих рыб, а из-под каменьев эфиопских гор так и хлещет ключом освежающий нарзан. Ах, сознайся, коли бы только вышла оказия, неужели бы ты..."
В кабинет Ковалевскому громко постучали. Выражение лица его из сентиментального вмиг сделалось досадливым, он швырнул письмо в бумаги, уронил при этом карманный глобус и, нервически потряхивая кистями рук, устремился на звуки, отчетливо артикулируя на ходу:
- Перестаньте, перестаньте же преследовать меня! Я ведь говорил, говорил вам, что подал, еще на прошлой неделе подал прошение... - он рывком распахнул дверь и тут же отпрянул, краснея и дошептывая скорее уже по инерции, - ...о выплате годового жалованья вперед...
Рассыльный в почтительном полупоклоне протянул уведомление со штемпелем Академии наук.
Ковалевский дрожащими пальцами рванул край конверта, запустил глаза в заголовки параграфов, пританцовывая, подлетел к людской, прокричал дать чаевых и более никого уж не впускать, впорхнул в комнаты, перечитал бумагу еще и еще, наконец, с возгласом: "Спасен! Спасен!" откинулся в креслах и, блаженный, не подымался до самой темноты.
Ведь что делают с порядочным человеком карточные долги.

4. СЫН КОЛДУНА НИКОЛАЕВА
(продолжение)

"...неужели бы ты отказался быть теперь рядом со мной, географическая штафирка Ковалевский? Помнишь ли, шалун, как студентами переменивали по ночам вывески версалей и борделей и табуны провинциальных конногвардейцев, треща паркетами, пьяно скакали по залам, задирая придворные шлейфы виконтесс? То-то смеху было.
А теперь, говорят, в Париже - революция.
Что Петрашевский?
P.S. Будешь в Академии, mon cher, не сочти за труд снестись с Якоби и одолжить на время расчеты его последнего изобретения. Любопытно было бы взглянуть.
P.P.S. А где золото зарыто, я сам тебе покажу".
Поганка умолк и со значением посмотрел в угол с Терешковой. Валентина Владимировна спала, судя по всему, уже давно и равномерно - расслабив черты лица, смирно посапывала, уткнувши нос в колена; Поганка поворотился, скрипнув шеей: поперек порога скульптурно распластался татуированный тарзан - победитель олимпиад, закрывшись от света антрацитовым локтем (из другой руки его вывалился нож, указующий острием на полный очищенных плодов таз); с той стороны двери, в свете сумеречного дня, беззастенчиво дрых попугай, как только и могут дрыхнуть попугаи: на спине, бесстыдно раскинув члены, всхрапывая приоткрытым во сне клювом, подобно упившемуся вдрызг гармонисту, сил которого едва достало доползти до родимой калитки.
В общем, картина Репина "Пушкин в Горках". Шехерезада парит мозги турецкому султану.
Поганка почесался, поймал что-то в голове, буркнул "c'est tres gentil de sa parte"33, молодецки подхватил тяжеленный таз, споткнулся об Губастого и, как бы упражняясь в эквилибристике, вылетел наружу, непроизвольно выпалив неслабую обойму из матерного арсенала (попугай, даром что птица, не просыпаясь, щедро довесил еще пару знатных словец ему вдогонку - а не рычи).
...А не играли бы вы в карты, полковник Ковалевский! Не резались бы в "железку" с фальшивым сербом, коего одни нечищенные манжеты вопиюще протестовали фатальным семистам тысячам в банке; что бы вам, полковник, не вешать на плечи безголосую лихорадочную этуаль с куриными пальцами, отчего-то разогревающими ваше воображение, тут же оформляющееся в желание играть и играть снова; и что за судьба кафешантанным певичкам влиять на ход истории народов, на, как теперь говорят, геополитический баланс, - полно, умерьте вашу пассионарность, оставьте с богом еще не старого, вверженного в сумрак азартного помешательства мужа, покуда всех не искупит грехов он, снедаемый пламенем мрачным.
Итак, бежав петербуржских кредиторов в надежде достать легких денег, кутила и мот Ковалевский по египетскому билету забирается вглубь сердца Черного континента, как до него не углублялся еще ни один европеец. Пачка чертежей оттопыривает пазуху френча залогом будущей обеспеченности34, вследствие чего, достигнув Хартума, Егор Петрович выворачивает руль дахабии не в Голубой Нил, а вправо, в Белый, и уже спустя две недели хитрая славянская нога переступает южную границу Судана.
Вокруг почему-то ни души.
Ковалевский (он же не хреном груши околачивать приехал) хочет решительных действий, он вынимает из нагрудного кармашка очечки пенсне, вперивает оптику в ландшафт - никого, бля, - от нечего делать выкладывает из цветных ракушек убедительный порнографический сюжет на эллинскую тему, вслух имеет троянским конем такие приключения и обиженно идет сидеть в лопухи35.
В это время малоопытный английский миссионер Д.Ливингстон, на свою беду пересекавший Африку с другого конца, натыкается на рисунок Ковалевского, приходит в сокрушительный восторг от глубин эстетического миропонимания прежде казавшихся ему примитивными негрских племен, спешно зарисовывает эскиз в тетрадку и сворачивает экспедицию: он, дескать, больше не желает, чтобы его исследования использовались гадкими работорговцами в качестве удобного путеводителя. Официальный Лондон, встречая Ливингстона, холодно приподнимает бровь над каменным лицом.

5. ОБОРОНА СЕВАСТОПОЛЯ

Что ж Егор Петрович? Надобно совсем не знать Егор Петровича, чтобы полагать, будто он так и сидел, закинувши славянскую ногу в лопухи, бездельем увеличивая во времени свое ожидание.
Рассудив, что поступлено с ним было дурно и неделикатно, полковник Ковалевский утешил себя мыслию, что он все-таки не просто полковник, а вдобавок еще известный путешественник, тем более protege самого Мухаммеда Али, хотя и оставшийся без особенных средств к прокормлению, однако ж и не вовсе без продовольствия, а потому логично было бы теперь дернуть чего-нибудь этакого (Ковалевский звонко щелкнул пальцами), дык, omnia mea, съехидничал в точно таком же случае старичок-академик Лурье, вытягивая, значитца, из-под полы склянку с неразведенным спиртом, так сказать, vita sine aquae ad usum internum36.
Аптечка Ковалевского, в свою очередь, происходила из пыльных погребов Chateau de Cognac и вся состояла из пузатой дубовой фляги, уже, к несчастью, ощутимо порожней; поместив в себя новый внушительный глоток и взболтав сосуд возле уха - жидкое плескалось, - Ковалевский с неудовольствием спрятал cognac в дорожную сумку, придал себе бравую выправку и печатным шагом направился искать любой мало-мальски населенный пункт.
Много позже, участвуя в обороне Севастополя, его высокоблагородие любили вспомнить, отскочив от фортепьян в доме на Екатерининской, что напротив Адмиралтейства, о том, как если бы оне в дни африканской кампании угадали пропутешествовать на день больше, то вышли бы в точности к Мокеле, в поганкины объятия, а так, не правда ли, messieurs, получился прескверный анекдот?
- Je vous dis, il y avait un temps ou on ne parlait que de ca a Petersbourg37, - горячился полковник, брызгая шампанским во все стороны, - ce sacre Poganka38 целый год жил в одном переходе от Николаевки, где я, изволите ли заметить, почитался императором, и только лишь по чистой случайности, когда опять объявился этот пришибленный Левензон... Левинсон... ну, вы меня понимаете...
Ковалевский умел отливать пули почище Поганки.
Из его повести выходило, будто бы Давидка Ливингстон, выгнанный из Англии за пропаганду аболиционизма во вторую, посмертную экспедицию, забрел на огонек в поганкин походный лагерь и, не удержавшись хвастануть, развернул каталог экспозиции Британского музея, где среди прочих прикладных предметов каннибальского культа воспроизводилось обнаруженное им в прошлый раз древнее ракушечное панно "Разгневанный Йоб поражает Мать всех грибов аж в самые чресла", трактуемое авторитетными египтологами как "Разрушение Карфагена Катоном Старшим, цензором, предвосхищенное на небесном плане".
Поганка долго ругал Аллаха, после чего они с Ливингстоном загадочным способом переместились к усадьбе Егор Петровича, обозначив пламенную траекторию следования дымящимися пеньками баобабов.
Здесь, по словам Ковалевского, закадычные университетские приятели немного подискутировали о древнеегипетском искусстве, причем гость в аргумент привел ряд неожиданных аналогий со старомагрибской мануальной медициной (для иллюстрации извлек из оппонента зубную боль), говорили также о новейших достижениях российской науки и о благотворном их влиянии на разработку здешних золотоносных руд, в чем совершенно слились во мнениях; поиздержавшемуся императору кстати отламывается несколько денег, весь объятый ностальгией, он, как бы на патриотических крылах, стремит свой полет в милую сердцу Русь, бросая на попечение судьбы рыдающих вслед ему верноподданных николайцев; эх, сука, молодость, какие среди них женщины оставались! Ковалевский во вдруг нахлынувшей задумчивости тронул еле слышный аккорд, пошарил было желтками глаз (печень) в декольте севастопольской цыганки Молли, взволновался, представив ее без корсета, трубно, по-полковничьи, вскричал зачем-то на польском: "A my tym czasem napijmy sie wodki!" - и звонко щелкнул пальцами.

6. ЗАБЛУЖДЕНИЕ РИЧАРДА БАХА

И тут корова Земун пошла в поля синие и начала есть траву ту и давать молоко. И потекло то молоко по хлябям небесным, и звездами засветилось над нами в ночи. И мы видим, как то молоко сияет нам, и это путь правый, и по иному мы идти не должны. Данное вступление призвано намекнуть сообразительному читателю, что, разумеется, Ливингстон очутился у Поганки далеко не случайно, в этой истории вообще случайности исключены. Ну что может быть естественней: смиренный проповедник, все бессонницы коего только от того и происходят, что по ночам ангел-хранитель слишком громко стучит перьями за спиной, по уши вляпывается в дурнопахнущую гущу угандо-арабского конфликта, воочию зрит всю скверну истребления человец человецеми и, так сказать, весь в какашках топает на запах серы исполнять назначенную ему христианским богом миссию: зачитать пару страничек из Нового Завета кровавому столпу джихадийского движения фундаменталисту Хуттайе. Чертовски жизненная ситуация.
Авантюрист Поганка, которому тонкие движения души всегда были до одного места, делает Ливингстона, как ребенка, имея в виду отпустить в солнечные джунгли десяток пленных угандийцев, вкалывающих на сварочно-заклепочных работах, взамен чего коллега, возблагомучившись, берется подтвердить свой христолюбивый статус, то есть за десятерых негров добровольно попахать. Крестоносец Ливингстон, затиснутый в теологический угол, подставляет левую щеку, мысленно лягнув ангела-хранителя за допущенный прокол.
Ковалевский же, давным давно разысканный Поганкою в зюзю пьяным и пускающим бессмысленные пузыри, продолжает безупречно жировать в своей Николаевке - обучает всех желающих принципам выгонки знатной фруктовки на основе брожения ихних фиников - в то время как в развешанных повсюду люльках требовательно попискивают пожрать иного рода плоды, вишь ты, мать, побочные продукты полковничьих матримониальных излишеств. Выдал, что называется, путевку в жизнь.
А подвижник Ливингстон знай себе лупасит кувалдой по клепкам наутилуса, и белка в колесе в сравнении с ним выглядит мумией фараона. И за каждую тысячу клепок освободитель народов Хуттайя неукоснительно выпускает в настурции еще одного угандийца. Таким образом, Поганка чеканил медаль сразу с обеих сторон, в один момент отымев - чем воевать (субмариною англиканской постройки) и кого воевать (пленением озлобленных дикарей).
И, понятное дело, когда к войне, наконец, все готово, война немедленно начинается. В смысле теоретически. А в реальном масштабе почему-то происходит ужасное: дикари всем хором от борьбы решительно отказываются, они увешивают подлодку гирляндами цветов, поют и пляшут толпами, а Ливингстона величают не иначе как "масса Дауд". И слегка охуевший Поганка (на хрена ему тогда такая эпопея, он здесь гроссмейстер или кто?) из вязкого ступора созерцает весь этот Вудсток.
Следует душераздирающая инверсия в духе "Матадора" Альберти. Поганка, по уши в говнище, не успевает вертеть головой. На обросшего бородою Ливингстона цепляют массивный вязаный берет, делая его похожим на рас-тафарая. Публика кричит "оле!" и хочет маршей. Спустя мгновение тишины залитый кровью труп Ковалевского чертит красный росчерк по песку.
Спираль закручивается, наутилус, прочувствовав карнавал, палит из головного орудия; размахивая Ливингстоном, как знаменем, коррида, в ленточках и блестках, устремляется в пьянопрестольную Пречистенку-на-Мудях занимать освободившийся трон.
Воспользовавшийся суматохой Поганка кинематографично подхватывает еле живой труп Егор Петровича, запихивает его в субмарину, прыгает туда сам и захлопывает за собой крышку. И перед тем, как хлопнуть крышкой, он сверкает в сторону Николаевки диким, исполненным отчаяния и какого-то страшного веселья взглядом. Царю Безсмертный, Сыне Единородный, видел ли ты, что сделал этим последним взглядом маленький разгневанный джихадиец?!
...Уже только ленивые водяные горы южного океана перекатывались высоко над головою вечного изгнанника, имя которому "Никто"; уже далеко на севере, близ неведомого Петергофа, был высажен на берег незадачливый компаньон; а только теперь, рассеянно скользя глазами вдоль сияющей иглы прожектора, вонзившейся в глубину океанской ночи, только теперь Поганка понял, что он натворил тогда своим безумным взглядом... Сухие губы его шевельнулись, будто хотели вспомнить позабытое когда-то слово, и от гулкого, мрачного хохота его, вздрогнув, задребезжали кругом все медные части...
Он превратил Ливингстона в огромного пестрого попугая.
Благоутробне Отче, Душе Святый, помилуй мя, помилуй мя, помилуй мя.

ЧАСТЬ III. ПУТЕШЕСТВИЕ К ЦЕНТРУ ЛУНЫ

1. ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ КОНГРЕСС

- А по колено мне ваши сказки, - выдала в задумчивости Терешкова анатомический нонсенс, - я жрать хочу.
- Несчастливый ваш нумерок, - строго заметил ей Поганка.
- И домой хочу, к маме, - продолжила гнуть свое Валентина Владимировна.
- Ну-у, любезная... - старикан изобразил губами дудочку. - Wage du zu irren und zu traumen39. Я вам только одно скажу: все эти некогда милые люди (взор его ироническим пунктиром пробежался по полкам с черепушками) тоже много чего хотели... при жизни. Не слыхал, однако, чтобы кто-нибудь из них, благополучно перенесши perforatio capitis40, пожелал сменить нынешнее равномерное... покойное, я бы сказал, удовлетворение на травмирующую душу беготню за неким мифическим счастьем.
- Жизнь - борьба, - отчеканила Терешкова твердым ртом.
- Борьба, борьба, - успокоил ее бывший суфий, - вам бы все нервные окончания щекотать. Это вы пока так говорите. Вон, как дружок мой, черная кость, в жопе гвоздь, - пол-земли облазил, все бога себе искал...
- Нашел?
- Хр-р-р... - изумленно хрюкнул Поганка, поперхнувшись хвостиком фразы; подбросил брови в потолок и - вроде бы сидел без остановки, а тут будто с высоты грянулся оземь, раскатившись по площади пола в восторженном, а потому - в смысле атеистки Терешковой - отчасти невежливом "а-ах-ха-ха-ха-ха!"
- Нашел!! Меня, меня нашел!!! - дедка, внезапно озлившись, взметнулся пиковым тузом и, выстукивая костыльками ног истовую джигу, содрал со стены чью-то голову. - Боги, блядь! Бессмертные боги! - заверещал он, из последней мочи колошматя мертвою головою по другим головам. - Чтоб вы все, блядь, поперелопались, отцы небесные!
Целый потоп костяных брызг осыпал как бы закаменевшую в пустоте воздуха космонавтшу.
- К-какие отцы? - быстро слабея умом, прохрипела она, не в силах догнать ситуацию. - Это что, ваши предки? - космонавтша покосилась на груду разваленных костей.
- Ваши, - двусмысленно рыкнул в ответ Поганка и вдруг, словно выпущенный из лука, просвистел за порог, вторично споткнувшись о губастого олимпийца, и...

2. ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ КОНГРЕСС
(окончание)

...И растворился в густой и влажной синеве полночного двора: ночь будто распахнула свои безобразные глазницы, один только обернувшийся месячный серп светлел на небе хитрым кошачьим зрачком. Матовое его сияние, как сквозное покрывало, ложилось легко и дымилось по земле. Тропические тени, как кометы, острыми клиньями падали на отлогую равнину, утопая в прибрежном песке Сесе-Секо - а уж и не угадать было, в каком месте этой тьмы уходил в воду песок. Рыбий хвост не плеснет, да что хвост - ветер хоть бы раз вспорхнул где-нибудь в этой египетской тишине.
И будто бы явился Терешковой Бог. Он был в точности такой, каким его курносая Валя еще совсем недавно видела в учебнике истмата в областном техникуме легкой промышленности: строгий, уже несколько пожилой дедушка, в богатой серебряной бороде, но все еще плечистый и с прямою спиной; вздымая за собою вереницы звездной пыли, Бог опускался к Терешковой, окутанный кисеей лунного света, столь ослепительного, что бедная девушка и вправду зажмурилась, не в силах вытерпеть насквозь прожигающее душу сияние совершенного мира.
И тут же ее с ног до головы обдало всепрощающей лаской. Бог важно кивнул, точно подтверждая, что все теперь увиденное ею - не сон (лицо его так и дышало добротою); вслед за тем ловко, как фокусник, выудил из белых одежд широкий и плоский фиал, прищурился, задрал бороду к небу и вдруг опрокинул содержимое фиала прямиком в божественный промежуток между усами и бородой; крякнул, нюхнул чистый полотняный рукав, смахнул навернувшуюся слезу и шумно выдохнул, проглатывая гласные:
- Дык, Валюш, детчк, эт штук будет посильнее "Фауста" Гете...
Внезапно все лицо его переменилось, как от дьявольской микстуры: нос загнулся крючком, губы искривились в щель и выпустили клык, подбородок сделался голым, сморщился и заострился, плечи ссохлись и из-за них показался горб... - Je parie, - пробормотал сквернавец, - que gamine ne me reconnait pas. Je suis souffrant. Je suis en detresse41, - с этими словами изображение задрожало и растворилось без остатка в бархатном мираже африканского ночного космоса.
Перед Терешковой стояли только глухие бревна стены.
Хрюп-хрюп. Хрюп-хрюп. Хрюп-хрюп. Сдвоенные звуки, шкрябая когтями, пересекли вновь образовавшуюся тишь по невидимой диагонали. В объем помещения ввалился невыспавшийся попугай; с деловитостью повертев башкой, он разыскал среди пространства недвижимую пленницу, топориком клюва - надоела! - саданул ее в голень, отскочил, едко сощурился глазом, точно готовясь стрельнуть, и верно - протянув тягучую паузу, бухнул, как сваю забил:
- Бога нет!
Терешкова молчала, как Витгенштейн в Альпах. Безнадежно, как кенотаф в ожидании страшного жильца. Как все партизаны-герои вместе взятые: а не скажу, где Москва.
И тогда заговорил Губастый.

3. ВОССТАВШИЙ ИЗ ГОВНА

Как Губастый?! Что - заговорил?! Вот это уже и для самого автора порядочная неожиданность. Какие-то кругом сплошь бодрые горизонты. Логика повествования с неприятной легкостью отбилась от рук. Завилась, так сказать, в нехорошую веревочку. Пошла по касательной к действительности. Распалась связь вещей и вещичек на мелкие звездочки42.
Губастый, между тем, попер с какой-то невероятной середины:
- ...пустяки, он похоронил меня заживо. И мне пришлось делать все прямо в гроб.
Терешкова, руки по швам, выученно сползла по стене и удерживалась от обморока единственно благодаря приятному жжению изнутри мозговой коробки: то дотлевали останки прежнего, еще здравого смысла43.
- А я тебя понима-а-аю, - проникновенно и нараспев произнесла она, расширив неопределенные, как у новорожденного, глаза. - Ты по-русски говоришь.
- Неудивительно, - просто и грустно сказал африканец негр. - Ведь моя фамилия - Николаев.
На Терешкову повеяло овсами родимого ярославского сельца, отцы небесные, догадалась она... ага, блядь, отнюдь, догадалась она еще раз, ну и что, что негр Николаев, подумаешь, плохая наследственность - и осенью хочется жить этой бабочке: пьет торопливо с хризантемы росу. Терешкова по-бабьи подперла рукою щеку, намереваясь принять самое горячее участие в его плохой жизни. В конечном счете, что наша жизнь? Вода.
Кому и труп - еда44. Фиолетовые губы полуслышным шепотом наполняли поднесенные к самому лицу светлые ладони, словно бы читая в изгибах и изломах линий раскрытой посредине книги тайные карябалки судьбы... Читатель! Возьми-ка его в фокус, постарайся представить получше - иначе не будет без тебя никакого Губастого. И, кстати, не сходить ли нам что-нибудь выпить с тобой, читатель45? Впереди еще долгая история.

4. ЧЕЛОВЕК С КОЗЛИНОЙ ГОЛОВОЙ

- ...был месяц шаъбан, на хрен, - с приятным акцентом отметил Губастый, снова, однако же, промахнувшись мимо начала рассказа. - Воздух пустыни был сух и прозрачен. Я стоял посреди толпы таких же нищих оборванцев и смотрел на запад - там вот-вот должна была показаться луна рамадана, а с ней начало поста и умерщвления плоти. Цвет неба в той стороне был подобен цвету песка.
Едва край луны выглянул из-за горизонта, на дороге, ведущей к нашей деревне, показалось необычное шествие, тут же привлекшее общее внимание.
Идущих было трое. Первый опирался на толстую палку и так часто и далеко выставлял ее впереди себя, что многие подумали, будто он слепой. За спиной у него был привязан небольшой деревянный ящик, искусно инкрустированный и украшенный единственным глазом из железа и стекла. Глаз холодно смотрел в небо, покачиваясь в такт шагам. Позже я узнал, что так выглядит фотографическая камера.
Второй, даже если и не был слепым, все равно ничего не видел - глаза его скрывались под черной повязкой. В одной руке он нес полированное бронзовое зеркало, во второй держал кряжистый сук с двуглавым утолщением на конце - этим суком он размеренно ударял о зеркало, и тогда мрачный торжественный гул заставлял замирать ветер. В эти секунды можно было подумать, что весь наш мир - это просто ошибка, неумелая пародия, и только этот гул - единственно настоящий.
Третий же до плеч был с человеческим телом, но увенчанным головою старого козла. Тяжелый, валяной верблюжьей шерсти плащ составлял весь его гардероб. Иногда при ходьбе край плаща относило в сторону, и казалось, что вместо ног чужестранец переставляет копыта.
Наконец фигуры приблизились, и мы с облегчением разглядели, что козлиная голова была маской. Кто-то из наших спросил его, правда ли, что двое других - слепы? "Они слепые, - отвечала маска, - потому что видели мое лицо".
Недоумевая, мы все же пригласили странников отужинать (солнце уже зашло) и переночевать в деревне. "Смотрите-ка, - обернулась к своим спутникам козлиная голова. - Удача бегает за нами. Это потому что мы не бегаем за женщинами. А будет вам известно, что удача - женщина". И он решительно шагнул в сторону домов.
Забыл сказать, наша деревня звалась Николаевкой.

5. СЫН КОЛДУНА НИКОЛАЕВА
(окончание)

...Как известно, Вселенная - это квадратный ящик, в центре которого из омываемой океаном ровной земли подымается гора Арарат. Солнце ходит вокруг горы, а звезды - это маленькие гвоздики в крышке ящика, по углам которого сидят четыре ангела и испускают ветры. Взяв от Арарата вниз и вправо, через Аравийский перешеек можно посуху попасть в Восточную Африку - на это указывают первые глиняные глобусы, в ту пору еще плоские, и они по-своему правы. И не наше дело предписывать Богу, как ему следует управлять этим миром.
- Николаевка, на хрен, - продолжал говорить Губастый, подобно глухому спринтеру, взявшему слишком поздний старт и пытающемуся теперь догнать звук выстрела, - была деревней нетипичной для Восточной Африки. Половина ее жителей, как и я, носили фамилию Николаев, остальные являлись Ковалевскими.
Нашего Адама звали Егор Петровичем, посему Ковалевские держали себя за подлинных славян. Тех же, в ком славянских черт было меньше и чье прямое происхождение от Егор Петровича вызывало сомнение, при рождении называли Николаевыми - по месту жительства. Как видите, все очень просто.
Ковалевские были верными мусульманами, от Николаевых же, считалось, Аллах отвернулся. В Николаевке вообще бастардов не любили. Ковалевские с нами почти не общались и, как говорят у вас в России, к священному коллективному труду не допускали. Вот тогда-то мой прадед и выстроил эту хижину на отшибе. И - нужно же чем-то кормить семью - выучился колдовству.
Впоследствии он передал свое умение сыну, тот - своему сыну, таким образом отец мой, Григорий Николаев, оказался потомственным колдуном. А поскольку колдовство - это не более чем наука переступать порог реальности, я уже в довольно юном возрасте - разумеется, под покровительством отца - совершал весьма продолжительные прогулки по ту сторону порога. Надо сказать, я был способным учеником.
Григорий Николаев учил меня: чтобы переступить порог, нужно сделать один-единственный шаг. Конечно, при условии, что момент для этого шага будет строго выверен. Место, время и способ действия должны быть согласованы с природными силами, которые колдун обязан уметь распознавать. На самом деле его задача только в том и состоит, чтобы обеспечить должную согласованность между достоверностью и недостоверностью этого мира. Никакое, даже самое малое отклонение не может быть допущено. Повторяю, я был сильным и осторожным колдуном. В Иране таких, как я, прежде называли магами.
Я сразу раскусил, что объявившиеся в Николаевке странные пришельцы явились из Дахмагестана, страны мертвых46. Неспроста их было трое. Несколько столетий назад Вехзад Фаррох Пероз описал такую точно группу: "Есть трое в одном - мастер, что суров и жесток, встает от работы, утомленный изготовлением форм. С ним двое обманутых больных, чьи глаза зашило время, так взял их сон, что они не проснутся больше. Невидящий отражает, не впуская в себя. Дети мертвого - воскресшие мертвецы (rist-axez). Такие отражения и деторождения отвратительны, ибо умножают ошибку"47.
Но - клянусь бородой пророка! - разве не нес один из слепых зеркало и фаллоподобный жезл? Разве фотокамера не умножает омертвевшие сущности? И разве не было среди них жестокого мастера, придавшего всем им столь отвратительную форму?
Губастый надул щеки, держа риторическую паузу.
Терешкова прилежно закивала, мол, а как же, в точности все так и было, хорошо б еще, наконец, покормить, а то так загостилась, что уже и неудобно: товарищи в Звездном ждут.

6. А В ЭТО САМОЕ ВРЕМЯ

А в это самое время в одной из мечетей Сринагара из узкой стеклянной коробочки исчез священный волос из бороды пророка Мухаммеда. Волос был рыжий, жесткий и прямой. В Пакистане возобновились индусские погромы. Знаменитый террорист-мутазилит Джафар аль-Кальби во славу Аллаха приобрел билет на трансатлантический рейс в один конец. До убийства Дж.Ф.Кеннеди оставалось ровно пять месяцев и ни дня больше.

7. СМЕРТЬ ВАЛТАСАРА

А в это самое время от входа повеяло живительным сквознячком: то в незапертую дверь на цыпах просочился Поганка. Ненароком грохнув ногою о медный таз и обратив, таким образом, внимание публики на себя, он состряпал из скрюченных пальцев кукиш, поднес его себе под нос, подумав, свирепо харкнул на вульгарную конструкцию, вытянул из нее длинный рыжий волос и прошипел Губастому, упирая на "ты": - Так это ты, куафер херов?!
Волос в кулаке Поганки, увидела космонавтша, невозможным образом удлинился, выгнулся, сделался как бы раскаленным прутом и вонзился Губастому прямо в мозг. А-а-а! Пиздец, бля! Могила русскому человеку. А не лезь в мусульманцы! Кошмарный демон с улыбкою правнука Джоконды (Джоконда была беззубой) явился Валентине Владимировне: весь черный, белоглазый, глумливо облепляя взглядом волнующуюся под платьем розовую веснушчатую грудь, он звал ее в свою тележку, в ней лежали мертвые - и лепетали ужасную, неведомую речь... (И за это ничтожество я должна буду выйти замуж, с отвращением подумала Терешкова. Nevermore, каркнул из солидарности попугай.) Впрочем, все это ей, может, и померещилось в голодном бреду... А ни хера.
Губастый выпустил воздух из щек, глаза его и впрямь побелели и выступили наружу, будто у разварной форели.
- Мене, мене, текел, упарсин! - вдруг закричал он на непонятном языке и дальше действовал молниеносно: с хрустом содрав с полки чью-то костяную башку, Губастый сверху вниз лупанул ею Поганку - царю Ироду не снился такой олимпийский удар! - Поганка рухнул с одного раза, как династия Романовых: ибо вера без дела мертва.
- Мене, - сказал попугай. - Исчислил бог царство твое и положил конец ему. Текел. Ты взвешен на весах и найден слишком легким. Упарсин. Царство твое отдано персам.

8. ЗАПОВЕДЬ НОМЕР ТРИ

- Он живой, живой, на хрен, - спустя минуту молчания успокоил космонавтшу куафер-цареубивец, между делом выпихивая попугая ногой во двор. - Упарсин тут ни при чем. Дело здесь в другом...
Помните, тогда, в ночь рамадана, человек с козлиной головой заметил, что удача - это женщина? Моя удача - вы, Валентина Владимировна.
- C'est une affaire flambee48, - не приходя в сознание пробормотал Поганка и брыкнул ногой.
- Не слушайте его. Итак, в ту ночь козлоголовый остановился в нашем доме - могло ли быть иначе? Едва он переступил порог, в комнате погасла свеча - я отметил это, потому что всему следует придавать значение.
Я вымыл ноги и пригласил гостя помолиться перед трапезой. Однако вместо этого он снял маску, накладные плечи и котурны, схожие с дьявольскими копытами, - передо мной стоял тщедушный старик с пронзительным взглядом. Его взгляд в прямом смысле слова прошел сквозь меня. Страх зашевелился у меня в животе, я сразу же онемел и не мог продолжать говорить, но что ужаснее всего - я перестал связно думать и видел все как сквозь туман.
Внезапно на меня снизошло абсолютное понимание того, что старик знает обо мне буквально все, до самого конца, включая даже мои наивные упражнения в магии. Священный трепет объял мое тело. Старик усмехнулся на эти мои мысли, и ко мне вернулся дар речи.
- О почтеннейший суфи! - вымолвил я непослушным ртом. - Не ты ли тот, кто преодолел земное омрачение, имеющее и корень, и плод, и, познав его природу, обрел бессмертие? Верно, ты - видение, тело которого подобно радуге в небе, тот, кто...
- The rest is silence49, - оборвал меня старик. - Запомни одно, сынок. Никогда не произноси имени Господа, Бога твоего, понапрасну: ибо Господь не оставит без наказания ни тебя, ни - не приведи случай - любого другого на сто фарсахов вокруг. Смотри, как это бывает...
Дальше было вот что.
...Глиняный пол вздулся кошмарным нарывом и лопнул, выплюнув из себя огонь, комнату заволокло паром, густым и белым; из жерла глиняной горы прямо в мои глаза полилось расплавленное железо - я ослеп от ужаса раньше, чем от боли, и, должно быть, умер в ту же минуту.

9. ВОССТАВШИЙ ИЗ ГОВНА
(окончание)

...разметав меня в пространстве, вязком, словно патока. Глина забивала мне нос и рот, я задыхался, и, может, еще несколько минут, и мне не достало бы жизни выбраться из этой могилы. Должно быть, Всевышний протянул мне руку - последним усилием я вытащил себя на поверхность и вновь очутился в собственном доме. В воздухе все еще несло горелым.
Полуослепший и мокрый от пережитого, я вывалился наружу, в предрассветную прохладу.
Николаевки не было.
Все пропало до самого горизонта: дома, дороги, люди. Не осталось даже развалин. Одни блекнущие звезды на небе, да обугленная чинара, под которой кто-то начертал кривыми буквами "dont nus estranges ne retorne"50...
- Брехня, - заявил снизу веселый энергичный голос, словно бы только что сделавший физзарядку. - Просто он со страху так пернул, что весь мир рухнул.
И тут мир рухнул.
Последнее, что зарегистрировало тренированное ухо русской космонавтши, был короткий режущий скрип отворяющейся двери. Острая полоска лунного света вонзилась Терешковой прямо в огромные черные зрачки, и пространство и время сбились для нее в красный с золотым ободком тугой пульсирующий комок.
Космонавтша несколько раз произвольно дернула руками, то ли в подражание барабанному бою, то ли пытаясь уловить ток невидимого электричества - и это было ее последним движением.
- ...когда я вернусь... - прошептала она, пощекотав воздух губами - и это были ее последние слова.
- Jamais, - сказал, входя, попугай и заплакал по-французски.

10. СКАЛЛИ И МАЛДЕР МЕРТВЫ (ЭПИЛОГ)

Если внимательно взглянуть на карту Луны, то с обратной, темной ее стороны легко заметить два расположенных по соседству кратера, названных вскоре после описываемых здесь событий именами Валентины Терешковой и Андрияна Николаева.
"...the moon's an arrant thief, and her pale fire she snatches from the sun51", обронил шекспировский Тимон, дав Джону Шейду повод заметить, что жизнь человека - не более чем комментарий к темной поэме без конца, освещенной бледным пламенем луны. Everything living on the Earth... people, animals, plants... is food for the moon. All manifestations of organic life on Earth are controlled by the moon. The mechanical part of our life depends upon the moon, is subject to the moon. If we develop in ourselves consciousness and will, and subject our mechanical manifestations to them, we shall escape from the power of the moon.52 Но тот, кто избежал магнетической власти полнолуния, уже никогда не узнает, о чем молчит в эти бездонные ночи Герой Монгольской Народной Республики, председатель Комитета советских женщин, полковник-инженер Валентина Владимировна Терешкова.
Ну, может, о том, что реальность - не более чем горькая ухмылка небритого Оккама.



1 Космонавтша, ежели и вправду по-русски, никакая, конечно, не профессия, а жена космонавта. Ну так она ей потом и стала. А покуда, читая "космонавтша", мыслим гордое: "женщина-космонавт".
2 Все это не так уж хитро...
3 У меня не настолько широкое сердце...
4 Этого мне никогда не удавалось.
5 Полная прострация.
6 Бывают ситуации, когда нужно чувствовать себя абсолютно уверенной.
7 Тем лучше, тем лучше.
8 Прелесть!
9 Кто хочет иметь вкусные обеды, тот должен иметь голову на плечах... Обожаю немецкий.
10 Пошли!
11 А! Уже и третий из малого числа героев этих страниц оказался охвачен недугом слабости кишечного затвора. Впору, кажется, открывать дизентерийный барак. Однако будем иметь в виду, что если бы литературный натурализм вдруг перестал быть традиционно табуированным изящной словесностью (вот вам, кстати, и отстойник нормативности и des-intueri, букв.: "нарочитая расфокусировка пристального взгляда"), мы узнали бы немало нового о пищеварительных особенностях королевы Марго, деда Мазая, Потемкина, Ольги Лариной, а если угодно, то и стойкого оловянного солдатика ("...солдатик чуть не закапал оловом стол, но это было неприлично, и он удержался", пер. Р.Гальпериной). Мораль: блажен, кто крепко словом правит и держит мысль на привязи свою. Да только кто теперь блажен?
12 "Армия Шивы".
13 Наверняка отыщется умнила, набравшийся апломбу заявить, что никакой Че Геварой в начале XX столетия не пахло и подобное сопоставление исторически некорректно. С точки зрения автора, спекуляцией явилось бы скорее описание троллейбусного сообщения на Памире, нерегулярного вследствие непредсказуемых тектонических сдвигов земной коры. А Э.Гевара здесь - не более чем портрет, вырезанный в детстве из журнала и приклеенный скотчем на дверцу тумбочки, с обратной стороны. Автор искал в тумбочке штопор и скользнул взглядом по портрету. При чем тут история XX века?
14 Вот вкусный пример противостояния арийской и тевтонской традиций. Боян высказался бы лаконично: кожа да кости.
15 Ну разве не безнравственно?
16 В сущности, она - развратнейшая женщина.
17 Маленькие неприятности человеческой жизни.
18 Это любопытно...
19 Благодаря такому образу жизни.
20 Шучу.
21 Я не плачу, сожалею или зову, // Все пройдет, наподобие белого легкого тумана с яблоневых деревьев. // Вместе с обрушившимся на меня куском полинялого золота // Я не увижу больше дней моей юности.
22 Вы понимаете по-английски?
23 Молодым.
24 ...общественное положение... Прямо скажем...
25 Как обычно.
26 ...все это глупости, никогда не следует впадать в крайность...
27 ...в расцвете лет. Он немного с причудами.
28 Представьте себе.
29 В 1848 году.
30 Четвертый.
31 Человеку, на которого можно положиться.
32 На изобретение слова "перспективы" в 1857 году покушался Иван Тургенев: "Везде "перспективы" (это слово Боткин у меня украл)" - из письма Л.Н.Толстому. Видать, сбрехал Тургенев.
33 Очень мило с ее стороны.
34 Поди докажи сегодня - по доброй ли воле мудрила-изобретатель расстался с расчерченным в тонких линиях венцом своей карьеры, обиделся ли на бесперспективного самодержца царя, а может, коварный поляк подкараулил в трудную минуту, посулил искусительный процент и - дрогнула светлая душа ученого, пробормотала какое-нибудь себе оправдание34a, да только не бывает так, чтобы раз поддавшись бесовскому наваждению, потерявши в собственных глазах непорочность, не сверзиться с эмпиреев чистой науки вскорости и - навсегда, потому что какую же ценность может иметь замутнившийся бриллиант? Факт, что после этого случая Б.С.Якоби ничего более прогрессивного не изобрел, до конца жизни ковыряя основы гальванотехники.
34a "Херня, новую изобрету".
35 Ср.: "То никто иной - русский воин, // вовсе он не варяг, не грек, // он славянского славного рода, // он пришел сюда, воспевая // Матерь вашу". ("Велесова книга", Прославление великого Триглава, II, 7е.)
36 Жизнь без примеси воды для внутреннего употребления.
37 Я вам говорю, что одно время в Петербурге только об этом и говорили.
38 Этот проклятый Поганка...
39 Дерзайте заблуждаться и мечтать.
40 Прободение головной кости.
41 Готов поспорить, что вы не признали меня, девочка. Я страдаю. Я убит.
42 А почему, собственно, проявления высших сил должны обязательно вносить в события сумбур и хаос ("чудо! чудо!"), а не наоборот - порядок, законосообразность и строй ("ну, чудо"), как это сплошь и рядом происходит в нашей повести? И кто сказал, что видимые законы природы сами не суть проявления высших сил? Да мало ли как кому представляется чудо42a!
42a Уж по крайности, никаких природных законов оно собою не нарушает: сегодняшняя наука, вся состоящая из отвлеченных принципов и гипотез, нимало не возводит последние в абсолютную степень. Вот Терешкова сейчас опять в обморок рухнет. Дура. Простейший закон падения тел, говорит наука, есть только гипотеза, принятая в силу некоторых опытных и логических обстоятельств, обстоящих сегодня. Будут ли падать тела завтра и будет ли самое завтра - ни в одной науке этого не написано. Таким образом, тела, падающие с неуверенностью в завтрашнем дне - это ли не подлинный сюр, конституированный сегодняшней наукою?
43 Череп - такая же кость, как и все остальные, мозгов только больше. Иногда. Набоков полагал, что череп - это шлем космического скитальца. Сиди внутри, иначе погибнешь. Слиться с ландшафтом - дело, может, и приятное, однако тут-то и конец нежному эго. 13 октября 1863 года Геллборн распилил череп Бетховена - и что же? - не было внутри никакого Бетховена! Смерть разоблачила его.
44 Намек на каннибализм.
45 "Употребляй немного вина - ради братского утешения, ради стомаха твоего и частых твоих недугов". (Апостол Павел в послании своему ученику Тимофею.) Ergo: умелый запой приводит к очищению - как физическому, так и духовному.
46 Daxmagestan с пехлевийского - "место дахмаков", или "место мертвых". Дахмак - т.н. "башня молчания" с чуть наклоненной внутрь крышей-площадкой, на которой выставлялись трупы, чтобы птицы очистили кости, после чего последние сбрасывали в башню. Отсюда идиоматические выражения "вернуться из Дахмагестана" и "с дахмака свалиться".
47 Здесь Пероз использует выражение pad an ewenag, что можно перевести двояко: "такие отражения" и "таким образом", что несколько меняет смысл высказывания. Слово wiyaban переведено как "ошибка", хотя может означать и "обман". Борхесу, позаимствовавшему у Пероза заключительное предложение, было удобнее принять вариант с отражениями (зеркалами) и ошибкой. Странно, что к зеркалам и совокуплениям он не присовокупил литературу.
48 Ну, пропало дело.
49 Дальнейшее - молчанье.
50 "...откуда ни один не возвращался".
51 Луна - нахалка и воровка тож: свой бледный свет крадет она у солнца.
52 "Все живущее на Земле... люди, животные, растения... есть пища для луны. Все проявления органической жизни на Земле управляются луной. Механическая часть нашей жизни зависит от луны, подчинена луне. Только если мы развиваем в нас непосредственное сознание и поверяем им наши механические проявления, мы избежим власти луны", говорил Георгий Иванович Гурджиев. См. также знаменитую суфийскую поэму "Ширим и Фархад": "There is a strong propensity which dances through every atom, and attracts the minutest particle to some peculiar object: search this universe from its base to its summit, from fire to air, from water to earth - from all below the moon..." etc. ("Вот притягательная сила, что вприпляску пронизывает каждый атом, привлекая ничтожнейшую частицу к любому необычному объекту: ищите эту вселенную в основе и вершине, в огне и воздухе, в воде и земле - во всем, что под луной...")