Шиш Брянский
КОГДА Я БЫЛ МИКРОБОМ


* * * 

Когда я был микробом, 
Меня ебали крупным ёбом, 
И птицы пели у меня под нёбом. 
Теперь я русский,
И кормят демоны меня капусткой, 
Американцы из меня 
Рыбу говорящую выловить хотят, 
И немцы с криком "Русская свинья!"
Меня закалывают и едят. 
На самом деле ведь я жид,
Мной Иегова дорожит, 
Черт ёбанный за мной бежит. 
Но когда совсем уже хуёво,
Помогает мне не Иегова, 
А волшебный брянский мальчик Вова, 
Которого я изредка ебу,
Сняв с него жолтое пальто,
И это не смотря на то, 
Что он давно уже в гробу. 
Мчится мое сердце, словно лань, 
И растет из глаз моих трава, 
Когда Москва сгорела и ёбнулась Рязань, 
Мне стали реки словно рукава. 
Я крылья выпростал вовне, 
Я стал как Александор Мень. 
Если не дадут мне кожаный ремень,
То на шолковом повешусь я ремне. 
Весь стол кишками заблюю, 
Гуд бай, мой рай, мой ад, адью!
А после, из петли освободясь,
Святой Руси я стану князь.
Я встречу млечную весну, 
Улягусь утром под скалою
И  прямо в Жопу себя ткну
Апофатической иглою.


* * * 

В подземном слышь вагончике
Я прислонюсь к дверям,
И вот они откроются,
И некой шов распорется,
И выпаду из поезда
Я вдруг наружу прям. 
Остановясь, как маятник,
Увижу сквозь тоннэль,
Как пцицы в кубках маленьких
Кровавый носят хмель.
И встретят меня Радеки 
На небе голубом,
И буду с чорной радуги
С чуть видным я нимб(м,
В тиарочке с гербом
Смотреть, как им воюется,
Сухим крилом звеня,
И будет Революция
Продолжаться без меня.



* * *  

Я молюся стоя
Каменной лисе, 
У меня простое,
Нежное Лице,

Я влачу на Вые
Райских руд ярем,
Звёздочки живые
Чорным Ротом ем,

В хладный Лоб цалуют
Ангелы меня,
В тухлый Носик дуют,
Глазками маня,

Тусклым златом блещут
В Очи мне кресты,
Узким платом хлещут
Плоть мою Хлысты,

Кажет Хуй Геенне
Тайный Венни-Пух,
Хлеба охуенней,
Мёда невьебенней 
Набухает Дух.


* * * 

Точно ларь внутри ларя другого 
Я мирской чешуи касаюсь краями. 
Меня вынул Есь из гнезда золотого 
И сказал сидеть в чорной яме.

О, гиперборейские Бутырки!
Черви, черви, я дам вам крила!
Лишь бы око не заросло на затылке,
Лишь бы синею кровь была.



* * * 

Из Града медного, медового, 
Зажыканного в дали грозовыя, 
Низвергся тёплый сипловоз. 

И Удом раскалил, словно Адам Кадмон, 
Он мертвенного небосвода олово 
Над Русью куньею, куда в блистаньи Рос  
Он захуячен был как бы ударом кыя 
Сквозь млеко жаркое врямён, 
И стало невьебенно лучезарно. 

К Нему слетелись наподобьи ос 
Народа мымзики, Тщетой ведомого, 

И говорили: "О, железнай Гыгымон, 
Вези жа нас туда, где наша Ниневия, 
Где наш Израель, Китеж и Давос, 
Где наша Школа, Церковь и Козарма,
Когда Ты Силами сюда зафинделён,
Ты увези нас прочь от Иобанного Змия... 
О, ты не смейся, мы всырьоз!" 

Они все были мёртвыя, но стали вдруг жывыя, 
И Он на небо их повёз. 



* * *

Спроси Сережу в час ночной
Твой Хуй со что величиной?
Ответит он, как Жан Кокто:
Мой Хуй величиной с ничто

Спроси Илью под шепот струй 
Величиной со что твой Хуй?
И он ответит, как Руссо:
Мой Хуй величиной со всо.


			* * *
Однажды два глухих Юсупа
Ебали Зюзю в три Хуя.
Мораль: при опознаньи трупа
Блажен, кто скажет: "Это  я".


* * *

- Нет Хуя у тебя, -
сказал один другому.
А тот смолчал и стал того ебать.
И все кругом промолвили:
- Вот, Блядь, 
Пойди такому возрази крутому
 
Но, граждане, 
сей довод не сильней,
чем ссылка 
на сам факт наличья тела:
Цветаева ведь Хуя не имела,
А все ж ебала Софью Голлидей


   *  *  *

Колыбель мою качала 
Ольга Седакова, 
И сифония звучала
Из мово алькова.
Я потом немножко вырос, 
Свой нашёл манера, 
И завёлся в мене вирус 
Ростом с Люцифера.
Вот теперь я и не знаю, 
Как же мене быть:
Воспарить к златому раю
Или в ад пойтить?


	* * *

Я так хочу чтоб было, 
Но, ах! однако нету,
Таинственное сило 
В незримую тенету
Психею заманило, 
Зимом сменило лету. 
А если всё ж бывало, 
То всё не здесь, а где-то, 
К тому же очень мало
И, ах! совсем не это.


	* * *
Смысла я осилил смоль, 
Наломал соломьев,
Жызни я изведал боль, 
Как Давид Самойлов.

Памятник поставьте мне,
Ёбаные бляди!
Но не здесь, а на Луне, 
Или в Ленинграде.


	* * *

Читатель! Чти язык родной!
Ленивой не кропи слюной
Глоссолалических солений!
Не то, безумный Антиной,
Ты будешь ввергнут ледяной
Невинно-ёбнутой Селеной
В безречный Ад, Аид речной,
Пиздоязычья нильский гной,
В злой Нил немотныя вселенной.


* * *

О, эта терпкая охрюклость
Духовных пищ -
Как будто выпуклая впуклость
Мирских говнищ,
Как будто тайная свобода
Златых Кишок -
Там огнедышащая сода
Хмельнее мёда, слаще йода,
Там чмошных дум полёт высок,
Там рдеет предзакатный сок 
Желудочного небосвода,
Там ангельского Пищевода
Литой кусок.


* * *
Когда пиздыкнулось об что-то
Моё духовное нутро, 
Моё клекочущее рото
Тщетой покрылося пестро.
И я подумал: верно, это
Есть казнь за всё, что мной пропето,
И, значит, ктой-то стрёмный где-то
Сидит и кычет "Здохни, тать!"
Но что же там над миром вздето
И в некий как бы свет одето?
Должно быть, это благодать. 


* * *

В Александровском Саду
С чорной розою в Заду
Я повешуся на клёне
И тихонько отойду.
Если мимо кто пойдёт -
Пусть в Очко мой Труп ебёт,
Как бы там у него много 
Ни было других забот.
А потом, в кругу семьи,
Глазки выкалов свои,
Пусть расскажут те, кто видел,
Как вишу я в забытьи
Том, которого достичь 
Ваш мирской не в силах кичч -
В том, которому причастны
Только Глист, Паук и Сыч.


* * *

Когда я сердце Пиросмани
Солёным языком лизал,
Семён Абрамович у Мани
Златую печень вырезал.

Сочащаяся солнцем линза
Рыгнула в небе, свет потух.
А я всё плакал и молился,
Чтоб снизошёл на нас бы дух.

О, утоли моя печали!
А я хочу, как Антиной,
Промасленными кирпичами
Дристать в лазури ледяной.


* * *

Тугая печень на ремне, 
Щетина смеха.
Слепые звёздочки в земле,
Глухое эхо.

Двояковыпуклый народ,
Сырые власти.
Кроворечивый тонет рот
В топлёном щастьи.

Мне дали доллар на еду,
Мне так приятно. 
Но я обратно щас пойду,
Пойду обратно.

Я парус Крузенштерна сьем,
Он как котлета.
Я благодарен очень всем
За всё блядь это.


* * *

Преодолев природный страх,
Я выяснил совместно с Димой:
На эолийских высотах
Порхает Хуй неуследимый.

Он чорен, а порою бел,
Когда ж становится он красен,
Земного тщания предел
Нам с Димой запредельно ясен.


* * *

1. Пей только йод или яд.
2.Блюй в тайный кладезь, где Ад.
3.Слушай кладбищенский грай.
4.С мёртвой Рахилью играй.
5.Печень отдай Мястнику.
6.На ночь прими мышьяку.
7.Сьпи, моя радось, засьни.

Все ль дерективы ясны?

* * *

Я выспренне живу
с ни с чем не схожей рожей,
Стремлюся вольно к высотам,
я слышал - говорят,
что я мол нехороший 
какие то людишки там.

Ну что же! За такое в бошку 
им  Дулю Медную 
перун зафинделит
И Жалом их язьвиць
пошлёт Святой синклит
невидимую огненную Мошку.





        Из Гессе

Ярко-красный макмахон,
Звонное Луно.
Не от Я родится Он,
Но Тебю из Мно.
Это просто Мопский Прыщ
Манной брызнул в мир.
Эр ист йунг, гезунд 
унд фриш,
Дэн нун ист Эр ир.