|
Кирилл Кобрин
"К порнографии как социальному феномену -
Какой образ порнографии идеально соответствовал бы ее сущности? Вообразим: просторный фабричный цех, станки, автоматические линии, все неустанно и механически работает, маховики ходят туда-сюда, летят искры, льется охлаждающая жидкость, закипает смазка. Урчат моторы, пронзительно взвизгивают токарные и фрезерные станки, постанывают вентиляторы. И вот, между станков, на полу, политом разноцветным маслом, усеянном металлической стружкой, на небритых деревянных ящиках, на сочленениях конвейера, устраиваются пары, тройки, пятерки, прилаживаются, распределяют функции... Кажется, я где-то видел подобное; да-да, точно видел - в советском фильме "Крейцерова соната". Видел я и нечто противоположное, тоже в кино. "Забриски Пойнт"1. Итак, порнография есть "механизм", "машина". Как выразился бы Гваттари, "техническая машина", которая заменила, вытеснила "машину желания". Универсальная буржуазная машина. В XVIII веке машинное производство заменяет ручное, мануфактурное; конвейерное порно де Сада заменяет рукодельную барочную непристойность. "Порнография" насквозь буржуазна, как, впрочем, насквозь буржуазна и "фабрика". Впрочем, "буржуазность" можно понимать не только в марксистском, но и во флоберовском духе. В этом смысле, нет ничего буржуазнее порнофильмов, особенно их декораций. Где они спариваются, страиваются, счетверяются и спятиряются, все эти брутальные мужики с непременными татуировками на плече, эти грудастые тетки и девки, препоясанные золотыми цепочками? В дешевороскошных квартирах, с задушевными репродукциями из романтиков на почему-то почти всегда бордовых (или зеленых) обоях (наигрывает неизменный Моцарт). В средней руки офисах: белые стены, черные столы, искусственные цветы и, опять-таки, репродукции, только уже из абстрактного нечто (комфортный джаз, в роде советских заставок перед хоккейной трансляцией). В бассейнах или на стриженых газонах - в декорациях, знакомых по "Санта-Барбаре" или "Далласу" (утомительный диско). На условных сеновалах, в столь же условных конюшнях, в чистейших коровниках (кантри). А ведь есть еще спортивные и тренажерные залы со столь удобными матами, шведскими стенками... Все вполне узнаваемо и выглядит обывательски, в духе представлений и фантазий служащего отдела рекламы. Довольно популярен, заметим еще, "исторический колорит": мрачные замки, освещаемые неверным светом факелов, салоны века Просвещения - пудренные парики и обтянутые кюлотами задницы, "бель эпок", особо ценимый порнографами за уморительный контраст, между навьюченной викторианскими тряпками кокотки и ей же, лишенной оных (а ведь есть еще цилиндры, смокинги, бороды, сигары, трости, монокли - опереточный реквизит почеркушек Тулуз-Лотрека!). Впрочем, с "историей" у "порнографии" отношения особые. Основа "истории" (в том ее виде, в котором она нам досталась от XVIII века) - линейная хронология; ее суть - наращивание "прогресса" (или "регресса", неважно). Порнограф же исходит из неизменности главного своего объекта - совокупления (или паллиативов совокупления); меняются декорации, одежды (впрочем, быстро скидываемые), позы, расы, количество участников, но не Оно. Совокупление - неизменный стержень, универсальная структура бытия; в этом смысле, порнограф - двоюродный брат структуралиста - Проппа или Лотмана. Порнографа интересует только Универсальное, он - дитя XVIII века; недаром именно в этом столетии появился первый идейный порнограф - маркиз де Сад. Где "божественный маркиз", там, естественно, и революция. Точнее - Революция, Великая Французская. Отцовство по отношению к ней де Сад вполне может оспаривать у тихого женевского мастурбатора Руссо. Именно Великая Французская Революция была не только "первой", но и "единственной"; последующие, включая ВОСР, лишь копировали и воспроизводили ее истеричную поступь. Символом ее (да и почти всех последующих, кроме русских) стала женщина - страшная вязальщица у подножья гильотины, девка во фригийском колпаке с агитплакатов той эпохи (не столько Франция, сколько Революция), наконец, Свобода (она же, в том бурном 1830 году, и Революция), выступающая на баррикадах топлесс. Объект вожделения, в процессе овладения превращающийся в машину реализации желаний: в (там где Эрос, там и Танатос) гильотину. Михаил Ямпольский в замечательном эссе "Жест палача, оратора, актера" отмечает: "Внедрение гильотины - самая большая новация в ритуале экзекуций, принятом Великой французской революцией. Обезглавливание, бывшее привилегией высокопоставленных (простолюдинам раньше доставалась веревка на виселице), распространилось без разбора на всех казнимых. Гильотина становится орудием эгалитаризма в сфере смерти. Огромный поток экзекуций превращает гильотину в средство серийного производства, предвосхищающее новые индустриальные технологии". По злой иронии, во время революции де Сада заставили лицезреть успехи главного своего конкурента - доктора Гильотена. Тюрьма, где в очередной раз содержали маркиза, находилась прямиком над кладбищем для гильотинированных; можно себе вообразить терзания неудовлетворенного тщеславия де Сада: он изобрел идею конвейера, а реализовал ее другой (и обессмертил свое имя2)! В тюрьме ему нравилось ("земной рай", так он ее называл), но вид гильотины маркиз не жаловал: "вид гильотины причинил мне в сотню раз больше страданий, чем все воображаемые Бастилии". Видимо, чтобы хоть как-то ответить на вызов Гильотена (и, собственно, Революции), де Сад сочиняет в тюрьме самый садистический вариант своей знаменитой "Жюстины", того самого романа, где бедную героиню подвергают по-настоящему фабричным истязаниям.. Порнография и Гильотина - "технические машины", порожденные восемнадцатым веком, промышленным переворотом, началом перехода к индустриальному обществу. И то, и другое - апофеоз буржуазии; в этом смысле казнь штучного монарха (Людовика XVI) на конвейерной гильотине есть не только (для правоверного фрейдиста) "кастрация Старого Режима (если угодно, Отца)", но и свершенный при стечении публики (за неимением камер с их Zoom) Первый Великий Акт Порнографии, ибо включал он в себя раздевание, принятие соответствующей позы, сам акт. Роль финального "наезда камеры" на извергающий сперму член сыграл знаменитый жест палача, демонстрирующий толпе истекающую кровью голову короля. Разница между топорной казнью Карла I и гильотинной Людовика XVI - и есть разница между непристойными рисунками эпохи барокко и порнофильмом. Буржуазная революция с ее Либертэ, Эгалите, Фратернитэ открыла век порнографии3. Сексуальная свобода заложена в Либертэ, инструментальное равенство героев порно - в Эгалитэ, Фратернитэ подарило порнографии отсутствие соперничества, тесное сочленение, "пригнанность"4, братскую взаимопомощь. А теперь - мораль (весьма подходящее слово, когда говоришь о порнографии). Каким-то странным образом порнография - альтернатива гильотине. Достижение высоких буржуазных истин Свободы, Равенства и Братства может происходить либо через массовый конвейерный террор (гильотина), либо посредством конвейерной порнографии. Чем успешнее развивалась медийная технология, тем больше в Западном мире порнографии, тем меньше - гильотины. Рэнди Уэст оказался сильнее Робеспьера с Кутоном. 1 Знаменитая революционно-эротическая сцена в этом фильме есть ни что иное, как продуманный идеологический ход: механической, буржуазной порнографии родителей Антониони противопоставляет революционный, контркультурный свободный секс. Так сказать, Культуре - Природу. 2 Де Сад не предполагал, что двести лет спустя слово "садизм" станет (в отличие от "гильотины") одним из самых популярных. 3 Розанов, рассуждая о Французской революции, как обычно, ошибся (он почти всегда ошибался, но как здорово!), приняв порноактрису за старуху: "Крепкое, именно крепкое ищет узкого пути. А "хлябанье" - у старух, стариков и в старческом возрасте планеты. Мир женился на старухе: вот французская революция и все ее три принципа". Мир, на самом деле, женился на Чиччолине, которая, между прочим, прославилась будучи уже немолодой дамой. 4 См. "Слова и вещи" Фуко. |