Елена Долгих
СВИДЕТЕЛЬ КАК ОН ЕСТЬ.
NB: ВСЯКАЯ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ЕСТЬ ОДУВАНЧИК КАК ОН ЕСТЬ.

Я глядел на улицу и легко
понимал все происходящее.
Гамсун

...невинен точно так же,
как нечист...
П.П.П.

Пьер Паоло Пазолини умер в день, когда мне исполнилось двенадцать лет. Так стало над пустой эрмитажной лестницей, где, заканчивая ступени, начинался стол, где лежала книжка - обугленная окрест расстилавшимися формами из наборов открыток и брошюр, бросавших путешественника в город на Неве как шарик на резинке. Шершавое черное и белое "Избранное" продавалось и свидетельствовало засвидетельствованную как-то в предисловии смерть.

Свидетельствовать чужую смерть, равно как свое почтение, можно многими способами. Подключаясь, исключаясь, исходя на, из, и т.д. Число свидетельствующих и несвидетельствующих (еще ждущих своего часа или уже сделавших ему ручкой) изменчиво, при том что когда-нибудь через это проходят все: люди всей земли, вещи и все другое. Состоянием свидетельствования рикошетит вечность; доставая каждого, оно мимолетно, неизмеримо и незабываемо как авторство. В одну решительно никак, никем, ничем не ожидаемую минуту без приготовления, предупреждения, предубеждения - становятся свидетелями. Отпускание свидетельствований, отделение ушей и глаз моих, вперившихся в чужую даль, - процесс где-то болезненный, но не только хроника болезненности отличает свидетелей; еще способность не отличать от себя точку зрения и зрение точки.

Когда мой герой - свидетель существует естественно, полно, его герою - освидетельствованному удобнее существовать обозначенным буквой, О, чтобы не вызывать грамматических усложнений. Нарушение свидетельских интуиций достигает предела, когда речь заходит о смерти О. Свидетель должен быть уверен в себе и легкоступ, только факта его наличия мало не покажется. Он - достаточное условие О-смерти, всегда ее возможность. Желание избавиться от свидетеля оформиться не может, потому что свидетель сведущ дважды - в жизни как в смерти, он меняет их как О-перчатки.

Бывает, что рядом с индивидуумом возможно свидетельское место, но невозможно выполнение свидетельской функции. В таком месте чуть тасуя перспективы просматриваемости, ничуть не злоупотребляя ими индивидуума ждет вечная жизнь. Первый пример на феномен вечной жизни, на котором здравомыслию не прикорнуть: "...ушел бедный Раумунд за песней в лес, и больше его никто и никогда не видел". Бледнея от собственной все реальности и реальности, "никто" и "никогда" оставляют от свидетеля пустое место, от индивидуума - эффект О-восвояси. Никто же в силах подбирать имена для "никто", свидетельское место зарастает молодой травой, потом старой, потом будто его и не было. Этот заворот обстоятельств усугубляется еще и тем, что "никогда"/когда и свидетель - две вещи не совсем одна другую представляющие. Свидетель не умеет ждать, сводить счеты со временем в желании какой-то конкретности. В качестве себя он безвременен, и подопечен, он то, что на него валит: О-тело, О-точка, О-мысль. Любое усилие освидетельствования одно и то же, оно рубцов на теле и знаков оприходованности на сетчатке не оставляет. Все время после пост-свидетель и пост-О живут как до сеанса состраданья.

Второй пример на феномен вечной жизни будней. "На шестой день пути, в Сретенске, в купе вошла стройненькая девушка-казачка. Коммерсант принялся раздумывать, как бы начать с нею разговор, но тут, через шесть дней каких-нибудь, в Хабаровске, девушка сошла с поезда". Не может быть, чтобы девушка сошла с поезда и не посмотрела вслед ему, уходящему за горизонт. (Явление "уйти за горизонт" не путается с "растаять в дымке", при котором природа пристрастна - О-воле автономия не суть, она несет себя как жертву внешним силам). Заговорив уход за горизонт от наносного, местечкового - что линий горизонта много, что горизонты разной кривизны и жизнестойкости, т.п. - девушка и поезд завладеют той фигурой, что обещает смерть. Сначала девушка сошла - отошла в - мир иной, потом и поезд отошел от - узел за. Попереливаясь О-свидетельствованиями смерти, девушка и поезд, конечно, станут бережнее относиться к окружающему, потому что если не О, то кто принесет им то, во что играть можно.

Третий пример на феномен. Совсем уж будничный: "Я очутился здесь... для того, чтобы увидеть нечто новое и пережить такое, что может обогатить так называемый познавательный опыт". Раскатать губу в этом случае имеется столько же оснований, сколько в тех, первых двух, набить руку.