Евгений ВЕНЗЕЛЬ
НА ИСХОДЕ ПЕРВОЙ ВСПЫШКИ НЕВРАСТЕНИИ

стихотворения разных лет

ВЕНЗЕЛЬ Евгений Петрович (р. 1947) - ленинградский поэт и прозаик. Публикации: в альманахе поэтов Малой Садовой "Fioretti", 1965; "Голос", 1978; журнале "Часы" № 10; антологии "Острова", 1982. Рассказы Е.ВЕНЗЕЛЯ печатались в МЖ №№ 5 и 11.

* * *

пока папаша пиво пьет
младенец смотрит изумленно
и по коляске ручкой бьет
размеренно и монотонно
папаша голову прикрыв
украсил спину чем-то красным
он пиво пьет он кажется прекрасным
о пиво о младенец о нарыв
о воздух утренний колеблемый теплом
дыхания унылых горожанок
автомобиль колдобиной влеком
трясет созвездием своих железных планок
в кармане весело бренчит пятак о грош
и сад глядит печальным подселенцем
и гладит воздух мокрым полотенцем
когда домой от женщины идешь

69


* * *

долго валяла со мной дурака отнекивалась
обманывала снова валяла дурака
но в одно прекрасное утро
выпала из автобуса как статуя из ниши мне в руки
приехала после лекций в университете
и - надо признаться - совершенно пьяная
пальто сбросила на пол спросила папирос
я приготовился к худшему - и действительно
на голубое платье вылила целую чашку кофе
(кофе было попрошено для протрезвления)
уселась у батареи сушиться
два часа было в нашем распоряжении
пришепетывая пообещала мне что
через три дня сопьется
я улыбнулся рабочие возились возле окна - шел
ремонт фасада - я слышал их голоса
но от их любопытства ограждала перегородка
грустно и молча лежала рядом хотела уснуть
пояснив что не спала всю ночь
как Вам все это надоело наверное?
спросила я понял что моя репутация ей не совсем неизвестна
я не снял носки и они мерцали желтым
попросил курить не так часто
(мои родственники не переносят запаха табака)
...жалко, что это случилось так быстро
пожаловалась она - после этого все кончится
какая чепуха ответил я но скорбно улыбнулся
два часа истекли и я повел ее в кино
чистил в темноте мандарины взятые из дому
на экране высвечивался Джан Мария Волонте
я пропустил важный для меня сочельник
завел какие-то новые мысли и вследствие этого
начал гулять в Летнем саду
чего раньше почему-то никогда не делал -
быстро проходя мимо говорливых провинциалов
хохлатых иностранцев скамеек статуй газонов
и у фигуры ночи с неумолимостью страшно меня раздражавшей
видел юного Шевченко в грязном халате
на маленьком стульчике с альбомом для зарисовок

78


* * *

и вот под веткою омелы
мы видим грубую чету
идут аресты и расстрелы
дрожат челюскинцы на льду

вопят шагая пионерки
летит по Невскому вагон
и над Невою фейерверки
бичуют нежный небосклон

сто посетителей у Норда
жуют эклеры и буше
и с кораблей речного порта
несется песня о душе

астматик позабыв про астму
сел с папиросой у окна
покуда пишет песни Цфасман
грядет священная война

и утомленнейшее солнце
и отрицание любви
пока еще побьют японца
и немца вымоют в крови

71


* * *

Твоя любовь - моя обуза
И я устал махать крылом,
всегда один на тяжесть груза
лишь победимого вдвоем.
Не гладкий я - шероховатый!
Работник я, а не лентяй!
и я заткнул безумья ватой
<...>
Я слышу слышу темное биенье
тяжелый шорох сердца моего:
пожилого вдохновенья
изнурительное торжество!
...Застынет жареный картофель
И, злобясь, женщина уйдет,
хоть мой последовательный профиль
Ротондой сильно отдает!

69, 76


* * *

Лист падает, летит. И вот уже в саду
все устлано и птицам нету крова.
Рыбак в Фонтанку выставив уду
невозмутимо ждет улова.
Поплыл во мглу унылый Ленинград.
Не Петербург. Об этом нет и слова.
И словно слезы, в сизый летний сад
с оград стекает олово былого.

74


* * *

Как я пифийствовал. Но ныне
я не пифийствую. Давно
стал прозрачен, как водка в графине,
чтоб всякий бездельник разглядывал дно.
Я был далек - а стал я - Коломяги.
Я плешь поставил на постой.
И на простецкой вывожу бумаге
простецкое простецкою рукой.

77


н а и с х о д е п е р в о й в с п ы ш к и н е в р а с т е н и и


сон как нож засел в груди
спрятался в паре калош
на улицу не выходи
на перекрестке уснешь

под глазами синея как дым
пересыпа тупое тавро
за бессонницу это калым
за прогулки на первом метро

и захлестнутый сна пеленой
в желтый снег завернулся корабль
это в перину величиной
деревенскую был декабрь

76, 78


* * *

спутанных локонов влажные клочья
юная челка черна
ты словоточица чернорабочая
клатвопреступница сна

на улице шумы на улице клики
за перегородкой темно
запах дешевой мастики
яблоки дым и вино

сидела к двери спиною
горничная на этаже
это было со мною
мне не ответить уже

69, 76


* * *

Мне грустно. Снег поехал с крыши.
Неряшливы и сны и дни.
Февраль. Как хочется услышать
немного юной болтовни.
И я иду сквозь брачных
и еще брачующихся пар
ноги вытянув мрачно
преградил мне дорогу бульвар
там мальчики все румяны
там девочки все бледны
на углу мочится пьяный
посередке раскрыв штаны.
Это я знаменитая поза
каждый жест мой как я непрост
и погасшая папироса
серым пеплом глядит на ост.

60-е гг.


* * *

Ах, оставьте меня, злые, больные капризы!
Видишь: четвертый этаж; видишь, крестясь на помятом карнизе,
В прорву двора обращаю измученный взор.
Серым провалом, товаром, пролетом и сизым
Мне отвечает загаженный птицами двор.
Я упаду, расплывусь, развернусь в голубином помете:
Вы не поймете, пойдете, снесете, внесете укор.
Снизу жильцы мне грозят растворенными окнами:
"Ты хулиган, сумасшедший, зазнайка, ты ходишь неслышно как вор!
Жизнь столь прекрасна, опасна, чудесна, да ясна. А кокнешься?
Гибель и гроб. Забытье. На поминках гнилой помидор".
Что же мне делать, постылые, милые, добрые, грубые?
Скоро нога поползет, задрожит. заскользит, запоет.
Скоро меня повлекут, повезут, позовут корабли многотрубые,
дымом своим зачерня, закоптя, заслоня небосвод.