ЧАЙ И КАРТ-ПОСТАЛИ

пунктиры, они облекают чаепитие с облаками. Любитель любви, чашечница на веранде

утро пчел, золотое по Петербургу

(мы) бродили, полные изумления. Геодезия в правилах припоминания снов. Тело города, скрытое сетью вен и неисчисленных капилляров. Картина двух. Сюда же относят виды фигур, испещренные звездами и планетами. Посреди поля девушка, платье ее состояло из глаз, широко раскрытых

навстречу, как показалось, станция уведомления.

Звуку быть, пойман
от руки в жесте. Из шага

в лицо. Образ места. Область полна
измышления: трудность
когда смысл мечтается. Я вспоминаю,
он говорил, о предметах невнятных и разных
в изображении. Сны съедали стекло
стен. Игроки промолчали, вокруг.

Была ли
она здесь, шепталось в воздухе
или обман? помеха окна? кому говор пчел правилен?
Слепящие сумерки, темного зеркала (псише)
отпечатления озеро. Взгляд
еще одного Нарцисса, лексика сентимента,
слеп к бессмыслице. Но не то в отражении.
Он проступил зеркало, разбивая стекло, как
в брызгах кричал, бешеный. Где
помещение взору. В молчании полноты
он сказал, предпочтение речи незримому
взгляд уйдет, обтекая ручьем
то, о чем говоришь, бессмертно. Предметы
наречия. Тень романа сквозит, архитектура событий
и солнце. Дороги помнили случай. Но карте
сеть путей ветви вздоха пространства, прелестного
восхищению. Стать
четыре

к восходу (Гекаты) краденый, перекресток
псы у стремени. Ночью быть.

Счастливый речью, блаженному вслух небо на восходе приятно. Вечер цикады, звон зной ручья под платаном. Или поле? Прекрасна и верба: дуновение тенистых цветов, сумерки о недвижном

				намеки на ощущения и
				развалины мысли

Почтовые карточки, терраса без воспоминаний

имя значит желание

но непонятно, откуда приходит? Прекрасен и труп, статуя похоти: нет насилия. Совершается незаметно или переходит в ничто, пустота и отсутствие. Десятилетия мы называли его именами то, что кругом: кровь имеет куриный запах. Ему известен порядок, он знает приметы

				в поле среди
				деревьев

как и город, пыль поколений, знавших только свое бессмертие. Спасаться в покинутых зданиях, нет пророка, кроме негуса Эфиопии. В чайном кабинете событий, раскрытая книга и папироса, дым летучий в окно.

Она пишет ему, мертвому, спустя десятилетия.

ПАРКЕТНАЯ ЛЕКЦИЯ

Теперь, другое. Комната не имела нужды к описанию,
как и действие к продолжению.
Секретное соглашение было составлено
здесь. Да, мой дорогой,
все предыдущие объявления стали рекламой
убийства.

Следы днем: от шагов остаются
события, их таблицы без надписи. Свет,
маска хлора, показывал без возбуждения
ряд клинических типов в ортогональной проекции
и оставался камерой (наш разговор был о частичной дифракции
амнезии,
куклы китайской тени рвались
на экран, пауки пеленали фонарь).

Тропизмы и синкопы кадра, чувственность
и голод: города
не для охотников за пристальными образами,
а хроника сентиментальности. Локомотив Луизы
был сексуален
но сердце, разбитое, на привязи порхало
как экземпляр. Симультаническая молва
перекрывала проспект же-
лания стать ясновидящим. Ландшафт был шахтой страха
перед попыткой в бездну, пожалуй, поцелуй
голландский. Ориентация
и смысл. Вот отчего ошибки нашей юности
не стали низменными и в годах.

для Остапа Драгомощенко

ДЕРЕВО ДВУХ

Меня интересует неподвижность деревьев
(Я.Друскин)

Она говорит: слышишь?

затем, когда ты сказал (исчезло: 
						увидел уже о другом
возникает
			чувство, рожденное речью
на границе распада.
		(Адонис, домой возвращается)

			Если сентябрьский ветер
бел и бесчувствен, как серо молочное небо
и такой же холодный, и если сухая трава
скошена, если негде укрыться,
			придется, как маленькой девочке
спрятаться за простуженным камнем.
			Если всю ночь до зари
дождь за дождем отступает, и если кольцо промокло,
если все стекла залиты водой, то, пожалуй, останется
в чуть приоткрытую дверь через завесу дождя
видеть) и не подумал,
					чувствовал превращение
остекленевших от тяжести листьев.
			Адонис, домой возвращается.

			Если деревья растут
так, что в корни, ушедшие кверху, становятся ветви;
если к жесткой коре можно прижаться щекой
и смеяться, бегать по мокрой траве, падать
	на студеную землю, пить росу, хохотать и кататься
крепко зажмурив глаза:
						это значит, что "я", наконец,
								обретает объем
в мире вещей, опередивших твое появление.
Если ты так же сидишь на крыльце, если
				ждешь, как ждала и вчера
- осень пройдет. Так же будет и завтра,
и через много весен

предвосхищение встречи двух
полнит дерево ожидание.

ОЧЕРЕДНОЕ БЕЗДЕЙСТВИЕ

Вечера, пикники и праздники. Социум календарно
уединению питает скрытые возможности
природы опосредованно дням
гостей: придет и будут
души несущих зверей, недели небес водители
и лифтеры, малайцы. Наплывы воды распускаются
дать волю пробега автомобилю, окрыленному
			пеной зари чешуей опадающих скал:
пневматический выстрел. И тишина,
приятная роскоши и спокойствию.
Мы, наконец, нашли пейзаж, когда
свидание утратило пасьянс. В таких условиях
мечты и все, что сотрясает воздух, останутся
павлинами на парапетах парка,
							молчание и лень.
Когда-то
руины стен нам были пристальнее, чем сегодня.