|
Аркадий ДРАГОМОЩЕНКО
В сентябре 1990 г. Аркадий Драгомощенко, Илья Кутик, Алексей Парщиков, Иван Жданов и Надежда Кондакова оказались в Стокгольме по приглашению Шведской академии для поэтических чтений и лекций. Мы предлагаем нашим читателям интервью А.Драгомощенко с Хансом Бьеркегреном, известным шведским поэтом и переводчиком. - Ханс, у меня есть несколько вопросов, совершенно тупых. И первый из этих тупых вопросов: когда и почему Вы стали переводить русскую поэзию? Ханс: Потому что люблю. Просто так. Люблю русскую поэзию. - И когда это началось? - Уже 25 лет тому назад. - Понятно. Но с чего это началось? - С Евтушенко. - То есть: Вы прочли... владея русским языком, прочли какое-то стихотворение, и Вам показалось, что Вам хочется его перевести, да? - Совершенно правильно. - Менялись ли Вы в течение этого времени? - Потом я перевел Мандельштама, Ахматову... - Ни фига себе. --...Пастернака. - ?..? Кутик: А потом Драгомощенко. Бьеркегрен: Драгомощенко, Парщикова, Кутика, Жданова, Кондакову. Драгомощенко: Скажите, переводя этих поэтов: Пастернака, Мандельштама, - и занимаясь потом поздней русской поэзией, Вы почувствовали какое-то различие, или нет никакого различия? - Конечно, огромное! - И чем оно заключается? - Это другой вопрос... - Вот я и спрашиваю. - Я думаю, что современная русская поэзия все-таки ближе к западному модернизму. В принципе. - Тогда у меня возникает еще один вопрос. Вот есть украинская поэзия, есть еврейская, есть русская, есть английская, есть шведская, и есть поэзия почему-то, которая называется модернизм. Вот что характерно, с Вашей точки зрения, как переводчика?.. Кутик: Для русского модернизма? - Нет, вообще. Ханс сказал, что русская поэзия сейчас клонится к западному модернизму. Ханс: Я думаю, что это более всего - метафоры. Метафоризм. - То есть, Вы хотите сказать, что возникает некий такой момент ну что ли... претворения, превращения, пережевывания действительности именно в этом инструменте - метафоры, тропы и прочее, прочее? - Да, да. - Но у нас же был Мандельштам, у нас же был Пастернак?.. - Да. - Они тоже занимались и метафорой, и пережевывали этот мир... - - Правильно. Но заметно и их влияние на... может быть, не на Вас, но на новую поэзию. Это совершенно ясно. Мандельштам играет какую-то... - Абсолютно верно!.. А сейчас... а сейчас, Ханс, у меня есть еще более тупые вопросы. Журнал "Искусство Ленинграда" просит ответить на пять таких вопросов... Первый вопрос: в чем, на Ваш взгляд, состоит национальная самобытность русской культуры... Ханс: Да это докторская диссертация!.. - ... И как ее сохранить в современных условиях глобальной стандартизации образа жизни? Жданов: Хороший вопрос. Кутик: А дальше? Драгомощенко: Второй вопрос: каково значение русской культуры для человечества... ни много ни мало... Кутик: Хе-хе-хе! Парщиков: Ха-ха-ха! Драгомощенко: ...и как Вы определяете роль и место в мировой культуре, как относитесь к взаимовлияниям различных культур в прошлом и особенно настоящем? Вот я прочел два вопроса. Кутик: А сколько всего? Драгомощенко: Пять. Кутик: А остальные? - Остальные, ха-ха-ха! Драгомощенко: Остальные, пожалуйста. Что приобрела и что потеряла русская культура в годы советской власти? - Хе-хе!.. - ...Как они отразились, эти годы, на духовной жизни, культуре и литературе Ленинграда. (Парщикову) Прости. Парщиков: Бога ради! Хи-хи-хи... Драгомощенко: Четвертое. В чем Вы видите своеобразие петербургских культурных традиций, существуют ли они в самом деле? И пятый, последний: какими, по Вашему мнению, должны быть пути и способы культурного возрождения города на Неве? - Ха-ха-ха-ха! Кутик: Ха-ха-ха-ха! Ой, не могу. - Ни слова о Стокгольме, понимаешь. Бьеркегрен: Да, ответ - это, конечно, пять красивых эссе или докторская диссертация. Кутик: Это очень умные вопросы. Драгомощенко: Отлично. Ребята! Главный редактор журнала - Гена Петров. Он... все время у него льется кровь из носа: бумага, деньги, и все прочее, прочее. - А-а, а я думал, у тебя... Драгомощенко: Нет. - Я думал, из носа кровь буквально льется. Драгомощенко: Нет, у меня нет... Льется над столом... Жданов: Ха-ха-ха-ха-ха... И пачкает бумагу!.. Драгомощенко: Так вот; я прихожу к нему... Жданов: ...машинка аж заржавела!.. Драгомощенко: ...Я был в Союзе Писателей по поводу гостиницы и тому подобного и зашел к нему... а у них сгорело помещение редакции, и они ютятся в Союзе Писателей. (Гена, ты слышишь меня? Я говорю правду!) Я говорю: Гена, у меня приезжают сейчас пять американских поэтов... в русских переводах будут: Жданов, Парщиков, Кутик... - "О, это класс!" - Я говорю: слушай, а почему бы у нас ("У нас"!) не сделать маленький такой panel-talk? Discussion? Дискуссию? Он говорит: "Какая тема?" Мрачный! бумага, кровь течет... - Ха-ха-ха-ха-ха... - Все забрызгано! Драгомощенко: ...бедные девочки жмутся по углам... - Забрызганные!.. Драгомощенко: "Какая тема?" - Я говорю: тема нормальная. Культура (ставь черточку) Рынок (ставь черточку) Цензура. Пауза. Как Вам кажется: может ли действительно рынок стать цензурой в наших условиях с такими традициями в России? Ханс Бьеркегрен: Да, я уверен в этом. Я думаю, что в каком-то смысле это уже заметно. Пауза. Слышно, как за окном проезжает автомобиль. Драгомощенко: Нет, не потому, что мы загрустили... Так, странно как-то. Жданов: Тихий ангел пролетел. Кутик (Хансу): Есть такое выражение. Парщиков: Светские новости, хотите? Драгомощенко; Да, да, пожалуйста? Парщиков: Иртеньев получил по роже. Драгомощенко: От кого? Парщиков: Сейчас, слушай. (читает) "Первого числа в театре МГУ на Герцена, 1, состоялось открытие советско-американского фестиваля "Сан-Франциско - Москва"..." - Боже, какой ужас... Парщиков: "...И туда пришла группа "Вертеп", которая ничего не пишет. Но они..." Кутик: Они действуют. Парщиков: "...они действуют. Они провозгласили, что Хусейн - главный, он лучше всех, и Кувейт завоеван правильно. Нечего, мол, качать нефть и вообще быть погаными..." Драгомощенко: Он врет, на глазах врет! Просто на глазах врет!! (Бьеркегрену) Такого не было. Кутик: Да брось ты. Парщиков: Ты не знаешь просто. Жданов: Что, ты не знаешь Парщикова, что ли? Парщиков: "...Но первый, кто получил по морде, был Иртеньев. Потому что Иртеньев сказал: Нет, Ирак - это агрессоры. Тогда его спросили: сколько ты долларов получаешь?.." Кутик: Хи-хи... Парщиков: "...И вот с таким фингалом Иртеньев остался. Борьба поэзии за..." Жданов: Нет, эта шутка, по-моему, оказалась не смешной. Драгомощенко: Ваня, дело не в этом. Дело в том, что кровью из носа редактор поливает страницы... Жданов: Вот это мне больше понравилось. Машинка у него все время ржавеет от этого... Драгомощенко: Он ковыряет в носу перочинным ножом, и нож ржавеет... Жданов: ...и девочки жмутся по углам, все обляпанные кровью... Драгомощенко: А вот ты, Илья. Ты же тоже сидишь не просто так, а как корреспондент Би-би-си. Конечно, тебя в Ираке убили бы в первую очередь... Жданов; ...это смешно, это понятно... Драгомощенко: Причем, я хотел бы узнать в первую очередь... Жданов: А Иртеньева побили, ну и что? Что, я не видел Иртеньева?.. Драгомощенко: Дело в том, что я впервые вижу Ханса, хотя я наслышан о нем. Кутик: Ханс Бьеркегрен - шведский поэт, замечательный, которого я перевел сейчас для альманаха "Скандинавия". Худлит его издает. Ханс работал многие годы в Москве и был представителем всех телеграфных агентств и газет Скандинавии, - в то время, когда Скандинавия вообще не была представлена в Советском Союзе. Ханс был выслан из Союза и объявлен персоной нон грата за то, что он вывез Солженицына: "Архипелаг ГУЛаг", пленки и прочее... Драгомощенко: Это он?!.. Кутик: Ханс - первый переводчик "Архипелага ГУЛаг" в мире. Ханс: Нет- нет- нет! Это совершенно неправда. Кутик: Ну, фактически так. Ханс: Нет. Парщиков: Кутик у нас идет один к четырем. Драгомощенко: Мы его делим на четыре. (Парщикову) Тебя - на двенадцать, кстати. Ханс: Ха-ха-ха!.. Драгомощенко: Ханс, переводили ли Вы Бродского? Кутик: Ханс три книжки перевел. Драгомощенко: Какие книжки? Ханс: Нет, это одна книжка. Кутик: Но три издания было. Драгомощенко: Как она называется по-шведски? Ханс: Она называется... Ну, это "Посвящается Ялте". Драгомощенко: Вот когда Вы работали с Бродским - какое было Ваше ощущение? Это был мир... новый мир совершенно, или Вы вернулись к прежнему миру: Мандельштам, Пастернак, - та поэзия?.. Нет, я понимаю, Вы жили в 50-60-х годах в Москве. Вот когда Вы обратились к Бродскому? Это была, видимо, какая-то другая картина, да? Ханс: Я не отвечаю на этот вопрос. Драгомощенко: Почему?.. Почему? Ханс: Я могу Вам сказать потом... Жданов: Без микрофона. Драгомощенко: Нет. Давайте уж. Мы сидим за столом... Парщиков: У меня есть вопрос: когда Нобелевский комитет присуждает Нобелевскую премию, к кому он обращается? Может быть, к Вам, в данном случае? Кто является со шведской стороны экспертом? Кутик: Шведская академия. Жданов: Ха-ха-ха. Парщиков; Но кто именно? Кутик: А никто не знает. Парщиков: Или это неизвестно? Ханс: В принципе никто не знает. Парщиков: А-а. Жданов: Так что, Леша, твое дело безнадежное. Драгомощенко: Ханс, тогда провокационный вопрос. Ханс: Уже был один провокационный. Драгомощенко: Ну, второй. Но он очень простой: стали бы Вы переводить Бродского еще раз? Ханс (после паузы): Нет. Драгомощенко (после паузы): Я выключаю... сентябрь 1990, Стокгольм |