Олеся ТУРКИНА, Виктор МАЗИН
"УМЕЛЫЕ РУЧКИ"

"Умелые ручки" замыкают троичный цикл выставок, обращенных к полу. Половые различия первой выставки "Женщина в искусстве". Ленинград. Июль 1989) сокрылись под паранджой второй ("Текстуальное искусство Ленинграда". Москва. Март 1990) и, наконец, стираются в анонимности третьей ("Умелые ручки". Ленинград). Анонимный характер позволяет декоммерциализировать отношение к Имени, Полу, Объекту. Присвоение больше невозможно.

Умелые ручки делают собственно произведение искусства; они без идеологического посредника порождают мир объектов. Рождая произведение искусства, они дают жизнь человеку: человек - продукт искусства. Homo Habilis contra Homo Sapiens.

Умелые ручки отдаются искусству. Руки целиком ответственны за сделанное в отчуждающем процессе производства (ready-made) и за анархически спонтанные жесты художников, вызывающих к жизни "не-произведения искусства" (tachisme).

"Умелые ручки" - тотальная материализация идеи искусства, перевод его в область тактильного. Осязаем и образующий контекст ready-made дворца, осязаемы и помещенные в нем произведения. Осязательность возбуждает. Руки Лесбоса и руки, осязающие объект (искусства). Интенцией произведения-акта оказывается не объект желания, но желание как таковое.

Умелые ручки протягиваются друг к другу: Она + Она. Идеальность некоммерческих отношений в искусственном обмене стирается в самотождественности жеста. Любовь к искусству не требует ответа: Я предлагаю вам руку и Я прошу вашей руки.

Умелые ручки высвобождают объект, оставляя за собой желание. Объекты искусства ускользают из-под власти обожествляющего-желающего. Продукты обмена (предметы искусства и/или женщины) начинают взаимодействовать (предмет-предмет; женщина-женщина) без посредства направленного на них глаза-жаждущего: дефетишизация. Предмет отражается в предмете, как женщина отражается в женщине. Место экономики сбережения - сохранения фаллоса - занимает экономика тотального расхода. Нехватка - отсутствие фаллоса - компенсируется мануальностью.

"Умелые ручки" отстраняются от привилегированных отношений (симметричных: мужчина + мужчина, асимметричных: мужчина + женщина). Неиерархические лесбийские отношения отрицают принудительное существование и измену своему полу. С Тобой как с Собой. Не Я хочу любить тебя. Но Я люблю. Твое рождение. Руфь.

17 мая 1990 г. дом 33 по Галерной улице (по некоторым сведениям, шикарнейший публичный дом Санкт-Петербурга) был объявлен эрогенной зоной искусства. Здесь протекала лесбийская выставка "Умелые ручки", учиненная Олесей Туркиной и Виктором Мазиным.
В этот вечер истинные любители произведения на свет искусства собрались здесь, чтобы представить себя и свои произведения: Магнус, Наташа Уличная, В. Малышев, Б.Г., Андрей Медведев, Валерий Дудкин, Денис Егельский, Сергей Бугаев, Бэлла Матвеева, Иван Чечот, Дуня Смирнова, Алла Митрофанова, Ваня Мовсесян, Саркис, Бюрен, Ирена Куксенайте, Арк. Драгомощенко, Аркадий Ипполитов, Екатерина Андреева, Алеша Лепорк, Наташа Лесник, Вадим Овчинников, Алик Кан, Виктор Тузов, Стен, Валера Песков, Коля Кононов, Марта Волкова, Влад Гуцевич, Евгений Козлов, Глеб Богомолов, Слава Шевеленко, Вася Кондратьев, французы, израильтяне, американцы, немцы, Леха Митин, Олег Котельников, Денис Медведев, Владимир Н. Сорокин, Андрей Отряскин, С. Курехин, Родион Заверняев, Станислав Задора, Марина Шевцова, Игорь Безруков, Андрей Кирсанов.
Баби не пришел, Тимур простудился, Останин уехал в деревню, Хлобыстин не вернулся, Густав улетел...

Ирене Куксенайте,
инициатору исчезнувшей акции "Красная Шапочка"
(непрочтенная лекция в движение)

17 мая 1990
тем самым
день рождения

СНИМИ КРАСНУЮ ШАПОЧКУ

(процедура снятия не содержит оттенка гегелевского Aufhebung)

Случай Красной Шапочки во многих отношениях показателен. В нем мы можем проследить игру страстей, структурированных в оппозиции мужчина/женщина, жертва/хищник, причем роли в данном патриархальном режиме распределяются строго полярно: мужчина - хищник, женщина - жертва, Каждый из участников разыгравшейся драмы занимает отведенное ему место и осуществляет соответствующие функции, позволяющие событиям разворачиваться в заданном историей ключе.

(отступление: естественно, существует множество версий, интерпретаций этого случая; некоторые из них приближаются с каждым мигом, однако, всякое движение носит в данном, по крайней мере, случае характер ложного. Впрочем, основанием для данной лекции послужило прочтение двух отличных друг от друга вариантов собственно истории: французского и русского варианта для очень маленьких детей. Первое же столкновение с этой историей произвело столь сильное впечатление, что реакция неизбежна):

Объект этой истории - Красная Шапочка - являет собой последнее следующее в женском, а правильнее будет сказать лесбийском, континууме звено. В орально-млечном пути она следует от бабушки к матери. Не случайно то, что в своем так называемом реальном путешествии она движется в обратном порядке: от матери к бабушке. Такой реверс подчеркивает непрерывный характер континуума и его двунаправленную векторность; Красная Шапочка не является просто последним генетическим звеном, она способна к скольжению вдоль цепи, снимая, тем самым, время, привнося надвременный элемент тотального метафизического присутствия в эту историю. Но, так или иначе, в девочке независимо от направления осуществляет функции связной. Лесбийский континуум остается стерильным. Эта стерильность оказывается еще более очевидной благодаря отсутствию даже упоминания об отце, или, "на худой конец", о дедушке.

Более того, отсутствие в этой истории Отца указывает на весьма вероятное формирование задержки (задержки экзистенциальной, поскольку помимо нее впоследствии мы столкнемся с временной задержкой на пути следования, точкой отсчета которой окажется первая встреча с волком). Из-за отсутствия фаллоса на родственном горизонте Красная Шапочка испытывает задержку значительно раньше роковой встречи в лесу (хронологический анализ представляется затруднительным ввиду каких-либо указаний на возраст: отметки комплекса кастрации, пубертатного периода и т.п., хотя едва ли возраст девочки доходил до полового созревания. Впрочем, временной вопрос как сложен, так и интересен, но в данном случае у нас нет времени его обсуждать). Эта задержка выражается в невозможности нормального развития комплекса Электры, и она носит неизбежный и радикальный характер: Красная Шапочка, не имея возможности любить отца (в смысле "реального родителя", а не каких-то его заместителей), обречена не желать фаллос. В разобранной структуре семейных уз она не способна продвинуться в системе отождествлений дальше стадии зеркала (впрочем, оно также не упоминается, и остается лишь гадать о его наличии в доме; хотя вода, разумеется, могла бы стать реализатором этой фазы как гидрогенной). Мать может служить не объектом отождествления, а объектом желания, всегда лишь мишенью желания Шапочки. Зеркало (вода, металлическая кастрюля и т.п.) выделяет это желание. Девочка и желание. Чистота желания.

Красная Шапочка целиком и полностью привязана к матери. Именно от матери начинает разворачиваться нить повествования. Впрочем, сексуальная психопатология девочки в красной шапочке (собственно головной убор, с которым она никогда не расстается, едва ли может служить субститутом нехватки фаллоса) не отражается на развитии истории, на ее ходе. История идет своим чередом.

Итак, Красная Шапочка встречает в лесу волка, по всей вероятности (как мы можем предположить на основании вышесказанного), первого в своей жизни мужчину, ибо относится к нему с полным доверием, безбоязненно вступая с ним в контакт. Встречи, а их будет две, с волком (противником, мужчиной) носят характер попытки подорвать цельный характер лесбийского существования. В каждой из встреч имеет место мимесис: волк стремится сменить пол и вписать себя транссексуальным образом в лесбийский континуум и, тем самым, подорвать его изнутри.

Во время первой встречи волк, как бы парадоксально это ни звучало, функционально занимает место собственно девочки Красной Шапочки, говоря ей: "Я тоже иду к бабушке", но этого хода ему, видимо, кажется недостаточно, и он выступает еще и в роли помощника: "Я сообщу бабушке о твоем визите". Но на этом подмены не заканчиваются. Имеет место во время первой же встречи и еще один подлог: волк помимо воли гонца, переносчика информации, перехода от матери к бабушке, оказывается еще и помощником в функции красной шапочки как предмета столь любимого девочкой туалета, которая во время второй встречи сыграет роль реального помощника - инструмента освобождения от лап агрессора. Вот тут-то и разыгрывается еще одна драма: идентификация хищника и жертвы, мужчины и женщины, смешение двух генетических дискурсов.

Во время второй встречи волка с Красной Шапочкой в доме бабушки волк предпринимает новую попытку подорвать мирное женское существование. На сей раз он замещает бабушку. Волк - след бабушки. Более того, он поступает совершенно безнравственно топологически, избирая для своего превращения наиболее привлекательное место, последнее прибежище старой бабушки (волк-геронтофил? - еще один вопрос, на который, за отсутствием времени, мы не можем ответить) - постель. Откуда и предпринимает отчаянные попытки соблазнить Красную Шапочку, которая ввиду своей сексуальной близорукости не может сразу же изобличить совратителя, предлагающего девочке весьма недвусмысленное "полежи со мной". Однако, в критический момент, когда волк стремится поглотить в своей страсти красную шапочку, происходит раз-облачение, распознавание, различение: это - не бабушка, это нечто чужеродное, страшное, опасное (то есть волк, мужчина, хищник). Тут-то и сработала красная шапочка, своего рода пасс-порт, проходка в жизнь, шибболет.

Вероятнее всего, если встать на позицию волка, можно предположить, что в своем внедрении в лесбийский континуум для успешного завершения операции ему не хватило еще одной идентификации: волк обязан был предпринять еще одну, последнюю может быть в жизни, попытку - отождествиться с матерью. Но, так или иначе, а драма Красной Шапочки обернулась поражением для волка, а невинность лесбийского континуума осталась в неприкосновенности.