Григорий Тульчинский
КУЛЬТУРА И МИФОКРАТИЯ

1. Веревка, Мидас и структурализм.

Все чаще ловлю себя на том, что становлюсь плохо переносимым для окружающих - способным говорить о веревке в доме повешенного. Уже скоро год, как я спрашиваю Бориса Останина: в чем, на его взгляд, причина нынешнего бума структурализма у нас? Причем ведь не только в среде философов, филологов, психологов, но и вообще - у широкой интеллигентской и около-интеллигентской публики. Боря говорит: "Надо подумать", но мудро отмалчивается.

Прошу понять меня правильно. Я сам спасался и вырос на ОПОЯЗе, на книгах, статьях и тезисах Лотмана, Вяч.Вс.Иванова и других. Многие спасались так в 70-80-е годы. Но сейчас? Из убежища - лозунг, знамя и бандвагон.

Некоторые причины популярности структуралистской парадигмы очевидны: это научность, объективность, отстраненность от предмета, "неангажированность" им, конструктивность, установка на "сделанность", а главное - впечатление альтернативности официозной идеологии и науки. Но оправданы ли эти ожидания и и надежды? Ведь все, к чему ни прикоснется Мидас нашего сознания, превращается в собственную противоположность. Не исключено, что наш "структурализм" имеет такое же отношение к собственно структурному подходу, как наше западничество - к реальному Западу, а славянофильство - к реальному русскому. Везде хорошо, где нас нет. Как известно, западники жили преимущественно в России, а выезжая в Европу, не узнавали в Западе свой идеал. Также и славянофилы, жившие преимущественно в Европе, наезжая на "святую Русь", не распознавали ее. Недаром наши французские гости отмалчиваются на этом празднике отечественного структурализма.

2. Доклад и мифократия.

Мой доклад - ангажирован. Он об этом самом Мидасе, а может быть - и одном из его проявлений. Доклад о том, о чем вчера Михаил Дзюбенко спрашивал Михаила Эпштейна - откуда берется эта идеология с ее самодостаточной тетрадой? Это доклад об одной "типовой форме" (как говорил вчера Владимир Малявин). Это доклад о мифократии и культуре.

Мифократия (мифо-властие) - выражение (почти термин), предложенное М.Эпштейном. Оно удачно - как удачно все, что делает М.Эпштейн, - позволяет высветить ряд болезненных особенностей нашего общества, сама действительность которого весьма мифологична. Работа, зарплата, жилье, план, собрание и т.д. давно уже являются мифами, служащими средством ритуализации.

Вяч.Вс.Иванов приводил вчера слова Г.Г.Маркеса о том, что гротескность действительности тоталитарного общества превосходит возможности даже его магического реализма. Речь именно об этом. Мифократическое общество органически отторгает искусство авангарда - оно в своих мифах абсурдно адекватно "отражает" мифократический абсурд. Поэтому мифократия и апеллирует к иллюзионизму и соцреализму - они дают пищу мифологическому заговариванию самое себя.

Для меня мифократия - не просто удачное выражение, а понятие и идея, выражающие взаимоподкрепляющее единство сталинизма и Административной Системы. "Сталинизм" - нехорошее выражение, но я не Эпштейн, и никак не могу придумать название нашему весьма специфическому мифологическому сознанию - "сталинизм", "советский дух", "халявное самозванчество", "безответственная нетерпимость" и т.п. Но дело не в названии, а в сути.

3. Сталинизм как единство материализма, рационализма и утопизма как собственных противоположностей.

Суть же в том, что сталинизм (не сталинщина!) - это мифологическое сознание: оно претендует на универсальное осмысление действительности, на снятие функциональных антиномий человеческого существования, дает радость узнавания уже знакомого в еще неизвестном, ориентирует не на новое, а на воспроизводство старого, создает иллюзию устойчивости в изменчивом мире, становится основой ритуализации, а главное - амбивалентно.

В другом месте я уже показал и подробно рассмотрел его составляющие - эта мифология претендует на концептуальную развитость. Поскольку оно оперирует марксистской фразеологией и лексикой, то вполне можно воспользоваться ленинской схемой и говорить о "трех источниках и трех составных частях" сталинизма.

Это "материализм" - но не как монистический принцип, а как признание до, вне и без меня существующего и чуждого мне мира, на познание которого я претендую, а значит и на приведение его в соответствие с его же законами. Это приводит к установке на манипулирование и насилие над природой, обществом и другими людьми. Причем насилию безответственному, поскольку насилие совершается "от имени" законов материального развития. Таким образом, речь, в конечном счете, идет о худшем варианте "идеализма".

Это "рационализм", придающий "материализму" иррационально наукообразную форму.

Это "утопизм", стремящийся реализоваться "здесь и сейчас".

Они дополняют и подкрепляют друг друга и образуют удивительно целостную самодостаточную систему, способную к бесконечному уточнению и самоподтверждению. И части, и целое - амбивалентны, являются собственными противоположностями, что типично для мифа. Мысль не способна "зацепиться" за реальность, забивается именами, подменяющими реалии. Проговаривание, вербализация становится самодостаточной (вспомним все наши постановления - подобия шаманского камлания).

4. Принцип Бармалея.

Это мировоззрение мертворожденных схем, оно "огрубляет и омертвляет живое". Его практика - насилие над природой и людьми, в пределе - убийство. "Через насилие сделаем всех счастливыми" - лозунг на воротах в Соловецкий лагерь особого назначения. Бармалей в "Айболите-66" говорил: "Ну, я вас всех сделаю счастливыми! А кто не захочет - в бараний рог скручу, в порошок сотру и брошу акулам!"

Поэтому сталинизм предполагает и порождает своего организационного проводника и альтер эго - Административную Систему. Она есть организационное средство реализации сталинизма, а тот - ее мифологическая идеологема. Важно, что и Система работает на безответственность: тотальная иерархия "ответственных работников" и контролеров ничего не может породить, кроме тотальной безответственности. Вся деятельность в этой Системе направлена на то, как уйти от возможной ответственности.

Рационалистический утопизм не может породить ничего, кроме утопизма бюрократического.

5. Синхрония и диахрония мифократии и культуры.

Таким образом, связь мифократии и культуры может быть рассмотрена в двух планах. Во-первых, с точки зрения порождения мифократии, - проследить ее укорененность в российской культуре. Это историческое рассмотрение. Диахронический подход. Во-вторых, можно проследить обратное влияние мифократии на культуру. Это то, что лежит на поверхности и о чем многое уже сказано. В таком - синхроническом - рассмотрении позиции едины: мы имеем дело с духовным СПИДом, вирус которого уничтожает, омертвляет живую культуру, разрушая, тем самым, собственную среду обитания - в итоге он просто зависает в пустоте.

Но что породило его? Идет ли речь о вирусе, искусственно насаждавшемся в живом организме? Или он попал в ослабленный организм? Или организм сам его породил и культивировал? В духе известной дискуссии Б.Сарнова и В.Кожинова - кто виноват: палачи "рубашовых", сами "рубашовы" или народ, их породивший?

Но тогда мы приходим к необходимости первого, диахронического рассмотрения. За недостатком времени в докладе оно будет беглым, эскизным.

6. Почва: "высокая духовность".

Начну с менталитета российской духовности. Он содержал и содержит в себе до сих пор ряд устойчивых ценностных установок. Прежде всего - нравственный максимализм в сочетании с правовым нигилизмом. На Руси свобода и достоинство личности и право - как их гарант - никогда не были ценностями. Ценностью была и есть просветленная личность - человек, живущий "по правде", т.е. готовый к самоотречению во имя этой правды. С этим связан своеобразный культ униженных и оскорбленных, которым приписываются высоко духовные ценности лишь потому, что они унижены и оскорблены. И чем больше они унижены и оскорблены, тем более высокие ценности им приписываются.

Здесь и сейчас самоценно страдание. Поэтому эта жизнь в этом мире тоже ценностью не является, в отличие от мира "иного" (потустороннего; "за бугром", светлого будущего и т.п.). Человек не может своим трудом сделать себя счастливым в этом мире. Поэтому и труд не является ценностью - в этом главное отличие православной этики от протестантской. Все это подкрепляется установкой на социальную справедливость, круто замешенной на идее коллективизма. Это коллективизм принципиально "некооперативного" толка. Коллектив - это не союз свободных индивидов, осознавших свои интересы и для их удовлетворения пришедших к сотрудничеству. Нет - это тотальная общность, в которой индивидуальность нивелируется. Ф.И.Штраус говорил, что "общность интересов важнее разговоров о дружбе". На Руси - наоборот. Причем этот коллективизм с его "разговорами о дружбе" пронизывает российскую духовность от литературы (Л.Толстой, Ф.Достоевский) и философии (космизм, "соборность") до крестьянской общины и "ты меня уважаешь?".

Попав в такую почву, рациональное и протестантское по своим нравственным корням - учение Маркса неизбежно должно было стать мифологией. Идеей, за которую может страдать всласть не одно поколение, целый класс "униженных и оскорбленных" и т.п.

Сказанное не следует понимать так, что сталинизм есть "логическое следствие" православной этики. Последняя - действительно высокая нравственная конфессия, оставляющая человека один на один с Богом и дающая ему свободу выбора. Беда в том, что эта духовность пережила ряд переродивших ее искушений. Если разложение католичества, вышколивающего личность, дало протестантизм - мораль, мобилизующую на позитивную социальную деятельность, то разложение этой конфессии не могло дать ничего, кроме крайностей, безответственной нетерпимости.

7. Искушение "третьим Римом": кротость и крутость.

В отличие от Европы, российское национальное самосознание не рассматривало себя как часть христианского мира. Наоборот, "святая Русь" включала в себя ветхозаветный рай и новозаветную Палестину. Это легко проследить на духовных текстах и фольклоре - С.С.Аверинцев это сделал. Упадок Византии совпал с возвышением Москвы (1453 - турки вошли в Константинополь, а в 1480 - снято иго). "Второй Рим пал, а мы стоим, и мы - Рим" - очень сильное искушение.

Это именно искушение, а не заимствование и не развитие идей византинизма. Это видно на отношении к самодержавию и его понимании. Византия наследовала самодержавие от языческого Рима, как данность. На Руси же оно всегда - вновь переживаемая проблема. В Византии самодержец - удачливый узурпатор, а сам факт узурпации самодостаточен. В этой ситуации самозванство невозможно. На Руси главное - не качества, а имя самодержца. Поэтому даже способный и справедливый правитель - Годунов - отвергается, но принимаются носители имени царевича.

Главное - амбивалентность отношения к власти: непротивление и ласковость жертвы, кротость - с одной стороны, и крутость, жестокость - с другой. Более того, царь - одновременно и "грозный", и юродивый; сегодня - помазанник божий, завтра - злодей, Антихрист. Это амбивалентность, доходящая до амбивалентности добра и зла - своеобразная игра с "нравственной бесконечностью". Итогом этого искушения стало оформление российской духовности как имперского сознания. Дело довершили сначала Никон, оторвавший православие от народной стихии, а затем Петр I - интегрировавший его в имперскую бюрократию.

Обращу внимание лишь на два последствия этого.

8. Имперское сознание. Российское и русское.

Я не исключаю, что "высота" российской духовности, которая до сих пор привлекает к ней внимание всего мира (в том числе и то неоправданное внимание, которое проявляет этот мир к нашей перестройке), есть итог защитной рационализации запоротого имперского сознания. Сознание выпоротое и запоротое неизбежно в процессе объяснения и оправдания своего положения, проделывает более глубокий путь и более глубокую духовную работу, чем сознание не запоротое. Как говорил В.В.Розанов, есть только две философии: философия выпоротого и философия того, кто ищет, кого бы еще выпороть. В конечном итоге выпоротый проделывает очень глубокую духовную и нравственную работу, строит рационализации для оправдания своего положения здесь и сейчас. Высокая российская духовность во многом порождена именно этим. Второе же, - это трагедия русской духовности. Я сознательно все время говорил о российской духовности и буду дальше говорить о российской духовности, потому что я ничего не знаю про русскую духовность. Это трагедия отчаянных поисков различения российского и русского, до сих пор не нашедших каких-то позитивных разрешений. Потому что все то, что приписывается сейчас русскому - это российское, т.е. имперское. Достоевский, Толстой и Чехов - это российские писатели. Соловьев, Флоренский, кого угодно ни возьмите - это российские мыслители. Первая попытка национального самосознания, предпринятая славянофилами, ушла в песок и ничем не закончилась. Я бы сказал, что вторая попытка конструктивного самосознания предпринимается только сейчас. И это трагедия, потому что русское самосознание до сих пор не обладает самостоянием. Но это тема особого разговора, и я не хочу об этом говорить.

9. Искушение просвещенным рационализмом.

Второе искушение я связываю с просвещенным рационализмом. Это тоже особая тема, и на эту тему у меня выходит книга, и я могу на эту тему говорить до бесконечности. Скажу лишь, что мир европейского рационализма - это очень трагичный мир. Не исключено, что такое внимание европейского и северо-американского сознания к нашей перестройке - это проявление своеобразного комплекса вины по отношению к нам. Когда мы сегодня ехали сюда, Михаил Константинович АНикушин говорил о том, что его поразило, - когда он ходил по улицам Рима и Западной Европы - обилие крови в западноевропейских храмах. Они через эту кровь прошли раньше нас. Мы эту кровь выпустили, к сожалению, только в этом веке. Дай Бог, если мы пережили и этот... изживаем в себе искушение рационализмом сейчас. Они прошли через него раньше. Но рационалистическое миросознание - очень трагичное. Это мир общих мест, в котором противопоставляется в конечном итоге свобода воли как воля к неволе и, с другой стороны, это полное своеволие "наиболее общего места". Такое мировоззрение неизбежно апеллирует к носителю "общего закона". За неимением Бога в земной жизни им оказывается тот или иной властитель, а в конечном итоге тот или иной самозванец. Рационалистическое мировоззрение апеллирует к тем же двум полюсам: кротости и крутости, самоотречения (до самоубийства) и насилия над другими (до убийства другого). Категорический императив как подчинение какому-то общему закону в конечном итоге приводит именно к этой нарастающей поляризации самосознания. Это то, о чем очень чутко говорил Достоевский, то, о чем говорил Ницше: это то мировоззрение, с помощью которого людей, с одной стороны, обманывают, а с другой стороны - люди обманываются сами. Апофеозом практики просвещенного рационализма, как вы знаете, была Великая Французская революция, якобинство, революция добродетели, сочетание добродетели с гильотиной, сочетание добродетели с террором, где людей, не понимающих собственное благо и собственное счастье, лишали головы, очевидно, потому, что это по-своему обладает каким-то символизмом для рационалистического мировоззрения...

10. Декабризм как точка бифуркации.

14 декабря 1825 года - это точка бифуркации, и драма декабризма - это в дальнейшем итоге драма всей российской духовности. Я уж не говорю, что перед глазами декабристов был только опыт якобинства и Бонапарта с одной стороны, а с другой стороны - непрекращающаяся череда серальных переворотов в России. Методы, которыми декабристы пытались оперировать, были, видимо, исторически и концептуально неизбежны... Но интерес к декабризму обусловлен еще и тем, что в отдельных фигурах декабристов можно найти парадигмы всей российской революционной демократической мысли в дальнейшем. От радикализма Пестеля до азефовщины Якубовича. Фактически все линии и направления развития революционной мысли и поведения на декабристах прослеживаются, чем, вероятно, и объясняется неослабевающее внимание к ним. Второй аргумент, почему я рассматриваю именно декабризм как точку бифуркации: после 14 декабря 1825 года всякие изменения в России (а точка эта была пройдена в помощью картечи, как вы знаете, антигуманного следствия, каторги, преследования всякого инакомыслия) развитие каких-то изменений государственных стало возможно только как революция сверху. Фактически после декабрьского восстания можно говорить о полном воцарении имперского сознания. И рационалистическом расслоении ранее амбивалентной слиянности и противопоставлении полюсов. Декабристы разбудили не только Герцена. Началось порождение мутантов, вирусоносителей духовного СПИДа, "бесовщины" (безосновности, без-культурности, без-ответственности и всяческой прочему без-).

11. "Темная личность с горящим факелом".

На практике эта бесовщина выразилась, как вы знаете, в конечном итоге, в практике террора народовольцев. Важно учесть, что марксизм был воспринят Россией (что бы нам ни говорили) через призму народничества, народничество оделось в марксизм, поскольку увидело в нем (совершенно парадоксальным образом) союзника в борьбе с капитализмом. Неприятие капиталистического будущего народническим самосознанием выразилось в том интересе к марксизму, а марксизм совершил кувырок через голову в этом сознании. Кувырок этот связан с тем, о чем достаточно много говорится в последнее время - в рационалистическом отказе от "иррационального" греха, и связанных с ним покаяния, совести, любви и т.д. Тотальный рационализм стал претендовать на полное, исчерпывающее подминание под себя действительности, и таким образом уже полный уход от ответственности. Напомню слова Бахтина о том, что ответственность - больше, чем рациональность. А значит, превосходит рациональность и является иррациональным понятием. Рациональность дана человеку для осознания меры и глубины своей ответственности, и попытки поставить рациональность впереди ответственности приводят к тому, что мы имеем с вами. "Бесовщина" - это в конечном итоге постановка рационального впереди ответственности. Дальше начинается уже собственно история этого мифологического сознания или сталинизма. Можно было бы говорить любопытные текстологические вещи в связи с "латентным периодом". Я называю его менталитет Данко-конспиратора. Он очень четко проявляется на горьковских и богдановских текстах. Но времени на это нет.

12. Героический период. Сознание победителей. Апофеоз.

Героический период может анализироваться на песнях гражданской войны. Например: "...и все должны мы неудержимо идти в последний смертный бой"... Следующий этап я называю "сознание победителей". Для меня здесь главный материал осмысления - это гайдаровские тексты, и особенно "Мальчиш-Кибальчиш" - удивительный текст, где на очень маленькой пространстве сказано практически все, очень многое по крайней мере: это и идея самопожертвования, когда поколения уходят в мясорубку одно за другим; это и воздаяние после смерти, когда "пройдут пионеры - салют Мальчишу"; это и оптимизм; это и наличие внешней опасности, - буржуинство (в котором тем не менее находится бочка варенья и корзина печенья); это и представление о хорошей жизни ("не рвутся снаряды, не трещат пулеметы"); и внутренняя опасность ("Мальчиш-Плохиш"); и апофеоз - максима: "Нам бы только ночь простоять да день продержаться"... Про Гайдара можно говорить очень много, о романтике борьбы с внутренней опасностью в "Судьбе барабанщика", о фигуре Тимура и его команде - конспираторах, делающих добро помимо воли других людей... Кстати, это делание добра помимо воли других людей и тайно от них - совершенно неожиданно проявилось для меня в конце 70-х годов в передаче для детей "Следствие ведет Колобок". Там фигурирует Колобок, этакая своеобразная пародия на "Тимура" и "Судьбу барабанщика", - "срочная помощь добрых дел" втайне от других людей детективными методами. Эта "служба добрых дел" действует по звонкам и анонимным обращениям трудящихся: вы только напишите нас, а мы сделаем доброе дело.

Напоминает один ленинградский анекдот (не знаю, ловится ли в Москве эта передача для детей): "Здравствуй, дружок. Начинаем нашу передачу. Но сначала запиши домашнее задание. Внимательно слушай, о чем говорят твои папа и мама и приходящие к ним друзья. И напиши нам об этом по адресу: Литейный, 4". Вот такая тайная служба добрых дел.

При этом чем занимается Колобок? (за Колобком ведь тянется образ этакой безродности - он от всех ушел). Он занимается, например, "защитой народных шедевров Третьяковки"... Вот такое проявление сознания победителей. Обращаю ваше внимание, что этот менталитет связан с очищением и рафинированием имперского сознания. Генерал Деникин глубоко прав был, когда в 39-м году поднял тост за советскую власть и за Красную Армию. Он боролся с большевиками и с Красной Армией как с теми, кто продаст Россию. Ведь партия большевиков была знаменита как партия, желающая поражения своему правительству, партия, отрицающая роль государства, по крайней мере, в идее. Это партия кончает прямо противоположными вещами. Почему, на мой взгляд, генерал Деникин был глубоко прав? Потому что "свои своих не узнаша" в конечном итоге. Ведь большевики боролись отчаянно за пятачок советской территории, рассматривая ее не как сохранение российской империи. Они боролись за сохранение плацдарма развития мировой революции. В конечном итоге сталинский переворот - он как раз связан с отказом от этой идеи и переходом на сохранение уже не пятачка, а уже империи. И прав, на мой взгляд, А.И.Солженицын, когда не придает никакого значения Октябрьскому перевороту, говоря о том, что в новейшей истории России была только одна революция - февральская. Причем неудачная. И неизбежно неудачная. Потому что это была попытка отказа от идеи империи. Переворот октябрьский в конечном итоге вернул все на круги своя, но в более рафинированном и очищенном виде. Идея империи возродилась в этакой, я бы сказал, концептуальной чистоте. Дальше можно говорить о периоде апофеоза, о торжестве вируса духовного СПИДа, о торжестве сталинизма, но об этом все хорошо знают, и я ничего не буду говорить, а лишь обращу внимание на следующий период в этом сюжете.

13. "Начало конца или Озимое сознание".

Текстуально этот период очень точно, четко и чутко ловится в творчестве Владимира Маканина. В отличие от сознания победителей, которое себя не рефлектирует, это сознание, которое себя рефлектирует, осознает свою уже неукорененность, свою сорванность, отчаянно пытается сбиться в какие-то неструктурированные рои, т.е. это сознание дисперсного общества, в котором порушены и разрушены уже все социальные и духовные связи, и когда человеку не остается ничем гордиться, кроме собственного происхождения - то, что Маканин называет "барачно-лагерной этикой в отдельных квартирах". Это суетливое и судорожное не-деяние интеллигенции, сопровождающееся не менее судорожной какой-то деятельностью так называемых "тружеников". И факторизующаяся нетерпимость, сочетающаяся с безответственностью. Можно говорить о путях спасения, которые предлагает Маканин, я на эту тему говорить не буду. Следующий этап в развитии и разложении этой духовности я называю (в связи с фильмом "Покаяние", чью нравственную парадигму я никак не могу разделять - это выкапывание и выбрасывание очередного трупа и ничего иного - но можно так назвать):

14. Смыслоутрата или покаяние Мидаса.

Это тот этап, в котором мы сейчас, наверно, находимся, и из которого мы еще не вышли. Важно, чтобы вы меня позже правильно поняли... Я ничего позитивного не вижу в происходящих политических и духовных процессах. Это я говорю в присутствии народного депутата. (Оживление в зале). Потому что ничего иного эти выборы, которые происходили, не выявили, кроме отчаянной нетерпимости халявного сознания. Недаром после выборов вся эта так называемая политическая активность, по поводу которой наш Народный фронт до сих пор пускает слюни, спала на нет. Это было отчаянное проявление негативного отношения... Ничего конструктивного я не вижу и в происходящих духовных процессах. Мы сейчас лучше подготовлены к тоталитаристскому манипулированию, чем в 18-м году. И это проявляется во всем. Это очень четко проявилось на съезде, это проявилось в выборах, это проявляется в фигуре Ельцина, это проявляется в целом ряде других вещей. Причем все это сопровождается фоном тотального неверия и не менее тотального желания лучшего. Розанов еще говорил одну очень мудрую мысль о том, что живая духовность - это Ветхий Завет; Новый Завет и христианство - это абстрагированный дух (от этого живого сознания), а социализм - это абстрагирование буквы от этого духа. Так вот мы сейчас находимся в том состоянии, когда мы уже абстрагируемся и от букв. Уже и буквы рассыпаются. То есть мы утрачиваем и буквы. Это проявляется и в том, что все попытки конструктивности в конечном итоге выражаются (и в деятельности официоза, и в деятельности авангарда, и в деятельности формалов, и в деятельности неформалов) в охранительской тенденции. Охранительской и сохранительской. Выявлять и сохранять. Что меня связывает с "Поэтической функцией", так это хоть какая-то ориентация на живой культурный процесс, на который, к сожалению, не ориентируется почти никто. И в этой связи - вновь о структурализме. Его объективность оборачивается неукоренностью, эскапизмом. Даже и с проявлениями бескультурья. Поверхностностью какой-то, видимой легкостью манипулирования. И в конечном итоге научность оборачивается рационалистическими играми. То есть это реакция на разложение мифологии и одновременно оказывающаяся ее иным обличием. Причем в рафинированной форме. В конечном счете мне кажется, что мы напоминаем персонажей из анекдота про Фиделя Кастро, когда он в очередной раз, отмечая годовщину революции, выступает на площади Революции и говорит: "Товарищи! Который год уже нашей революции, а мы все не работаем, все танцуем. Прекратим танцевать!" И вся площадь подхватывает: "Пре-кра-тим тан-це-вать! Пре-кра-тим тан-це-вать!.." и все переходят ко всеобщему танцу. Поэтому прошу меня понять правильно: я глубокий пессимист, но мне кажется, что только глубокий принципиальный пессимизм является единственной основой для разумного или реального оптимизма. Когда человеку не остается радоваться ничему, кроме смены времени года, смены времени суток, самому факту своего существования. Я не вижу конструктивных выходов и очень прошу вас, если кто-то в состоянии опровергнуть меня, сделать это. В тех процессах, которые мы переживаем, я вижу черную дыру, в которую в конечном итоге разлагается та высокая российская духовность, с которой я начал. На мой взгляд, мы вступаем в самый трагичный момент этого разложения. И единственный, если уж на то пошло, конструктивный выход, который я могу видеть - это распад империи. Тот распад империи, который начался в 18-м году (естественный распад начался тогда) и который был прерван. И симптому которого мы сейчас переживаем. Вот, пожалуй, и все. Спасибо за внимание.

Вяч.Вс.ИВАНОВ: У меня два вопроса, причем оба они исходят от меня не как структуралиста и народного депутата, но только как от Вашего слушателя. Первый: достаточно ли Вы пессимистичны? Может быть, можно было бы проявить еще больший пессимизм в том смысле, что не искать во всем логики, понимаете? Вы подвергли вполне справедливой критике рациональное сознание, и все-таки очень сильно рационализируете русскую историю. Тогда как возможен альтернативный взгляд на нее как на почти чистый абсурд, и в частности можно было бы... я сейчас упомяну Сталина просто как пример, поскольку Вы пользовались его именем, от которого образовали термин (я понимаю, что Вы имели в виду нечто другое) можно было бы, например, считать (мне кажется это правдоподобным) Сталина уголовником во вселенском масштабе, который производил разного рода чрезвычайно преступные действия, только часть из которых до сих пор объявлена, потому что разные убийства, которые он произвел, не прикрывая их судами, до сих пор у нас не описываются. Так вот, значит, этот убийца, преступник и т.д., он при этом собрал людей и произвел некоторые, с его точки зрения (вероятно, и с его точки зрения) абсурдные логические построения просто потому, что это было ему удобно. Вопрос мой заключается в следующем: нужно ли нам пытаться создать все-таки оптимистическую картину, по которой есть причины и следствия во всем этом потоке абсурдных явлений? А что, если они действительно абсурдны, и нет возможности воссоздать причинно-следственную цепь событий? Это более пессимистический взгляд, потому что Ваш взгляд дает возможность что-то прогнозировать, а может быть, и нельзя ничего прогнозировать, если поток этих событий настолько абсурден?

Г.Т. Я считаю, что та позиция, про которую Вы говорили... вы называете ее еще большим пессимизмом, а я бы назвал ее несостоятельным оптимизмом. По одной простой причине, что такой вот оптимизм - он обречен на то, что будет постоянно сталкиваться с непонятными проявлениями общественной жизни. Ну, вот например. Я начинал с упоминания Мидаса: к чему ни прикоснется - все превращает в собственную противоположность...

Извините меня за не совсем культурологический, а скорее экономический пример. Во всем цивилизованном мире кооперация способствует преодолению монополии, насыщению денежной массы товарной продукцией и таким образом - снижению цен. Что происходит у нас? Кооперативы пристегиваются к ведомствам, в результате монополизация только усиливается, усиливается перекачка безналичных в наличные, и в итоге - цены никогда не снизятся. Вы знает, что такое происходит с чем угодно, не только с кооперацией. Это говорит о том, что мы действительно имеем дело не с уголовником - Сталиным - а имеем дело с преступлением мысли (если продолжать использовать криминологическую терминологию). С преступлением... мировоззренчески-фундаментальным, которое в конечном итоге (почему я и строю, как Вы совершенно справедливо говорите, какую-то рационализацию абсурда) - дает абсурд. Выстроив это, я показал, что дальше будет еще хуже. Абсурд будет страшнее.

Вяч. Ив.: Нет, я с этим не спорю, я спорю с возможностью прогнозирования, если действительно мы имеем дело с абсурдом как философской категорией. Ведь существует абсурд, о котором говорил Кант и Кьеркегор, и т.д. Абсурд - это ведь тоже категория сознания. Вот если действительно мы имеем дело с господством абсурда на протяжении очень длительного отрезка времени, не должны ли мы все-таки проникнуться сознанием того, что это - так? Мне кажется, что все-таки это пессимистический взгляд.

Г.Т.: Но тогда мы с Вами сходимся, да? Именно это я и пытался обосновать.

Вяч. Ив.: Можно тогда я сделаю маленький комментарий? Какие, с моей точки зрения, мне представляются возможности, по поводу Вашего примера с кооперативами. Но здесь я уже буду некую социально-экономическую концепцию пытаться коротко сформулировать. Я думаю, что здесь мы составляем не часть Западно-Американского цивилизованного мира, а часть другого большого мира, так называемого "слаборазвитого", "третьего" и т.д., который как раз характеризуется мафиозными формами капитала, и, опять-таки, существенной ролью преступности. Я повторяю, что абсурд и преступность - очень связанные вещи. Я думаю, что мы на самом деле живем сейчас вовсе не в стране монопольного капитализма, государственного капитализма, который иначе называется социализмом... на самом деле у нас уже существует так называемый капитализм... Дело не в словах, а в том, что он носит мафиозный и преступный характер. Он по существу уже правит нашей экономикой, а не та власть, которая не в состоянии справиться с этими процессами. И то, что происходит с кооперативами, как раз и является иллюстрацией этого факта. Понимаете? Чего я очень боюсь? Почему я задаю Вам эти вопросы? Я боюсь того, что мы находимся в плену возможности рационализации там, где на самом деле ее нет. Вы мне на это можете ответить, что и я предлагаю рациональную схему, но она все-таки - рациональная схема другого порядка.

Г.Т.: Спасибо! потому что я на это Ваше выступление могу сказать, что, если уж зашел разговор о кооперативах, то кооперативы - если б их не было , их нужно было бы выдумать. Они как колесики замкнули двойной рэкет. Аппаратный рэкет и этот... Ведь аппарат, как часть мафии, трогательно заинтересован в кооперативах. Брежнев же был главой банды, это же очевидный факт... И когда Вы говорите о социализме. Недавно я разговаривал с одним экономистом. Я его спросил: что такое социализм, если из него все отжать? Он говорит: общество без эксплуатации человека человеком. Я говорю: хорошо, а что же оно делает с крестьянами с 27-го по 61-й год? Это не эксплуатация? Он говорит: это не эксплуатация! Эксплуатация - это присвоение прибавочного продукта. Здесь же имело место присвоение и необходимого продукта. Поэтому мы имеем дело с обществом, основанном на присвоении результатов чужого труда. Загляните в любой юридический справочник, что такое присвоение результатов чужого труда? Это в мягкой форме воровство, в жестком случае - разбой. Поэтому можно определять то общество, в котором мы жили и живем, как общество, основанное на присвоении результатов чужого труда. Спасибо за дополнение!

Вяч. Ив.: Я думаю, мы все нуждаемся в ясности, потому что это очень важная часть нашего развития. Теоретически я, как, вероятно, и все, всегда считал, что русская империя - последняя сохранившаяся - должна распасться. Это трюизмы. Но чего я сейчас боюсь? Распад действительно происходит, и очень быстрыми темпами. Но мы имеем возможность вот какого цикла. (Поскольку в русской истории, как вы знаете, все повторяется, и много раз...) В 17 году действительно начался распад империи. Но ведь после этого довольно быстро, на протяжении примерно... я думаю... 18-ти, если не больше, лет (считая так называемую "борьбу с басмачеством") - империя себя восстанавливала, и восстановила даже в большей степени, присоединив к себе ряд областей, которые не входили в империю прежде... Нет ли вот какой опасности (поскольку к концу 20 века все убыстряется), что мы будем иметь очень быструю схему (или сценарий, как принято говорить) как бы квази-распада, за которым последует тоже ускоренное восстановление империи, что будет совершенно чудовищно в смысле возможных масштабов кровопролития и вообще катастрофы для всего мира. Мне кажется существенным осознать вот эту вторую возможность... чтобы не оказаться в плену очень быстрого хода событий... Не знаю, насколько ясно я это изложил...

Г.Т.: Абсолютно ясно. И абсолютно справедливо. Вот почему я и говорил, что симпатии, интерес к нам - они не оправданны, и если откуда и исходит опасность для мира - то только от нас. Если перестройка будет продолжаться теми же темпами, то произойдет внутренний взрыв ("перестрелка" из анекдота); если же она каким-то образом останавливается, - не останется ничего другого, как консолидация перед внешней опасностью, пусть даже выдуманной. То есть взрыв внешний. Я не знаю, доказал ли, что я пессимист, - последней репликой? Или нет?