"Парень с такой вселенской скорбью отлично подходит на роль озверелого садиста"
ИНТЕРВЬЮ ИГОРЯ БЕЗРУКОВА "МИТИНОМУ ЖУРНАЛУ"

23 октября 1989

МЖ: В титрах "Спаси и сохрани" твое имя среди "учеников Ленинградской киношколы кинорежиссеров". Расскажи, пожалуйста, что это за Школа была.

И.Б.: Да не то чтобы школа, а какая-то такая странная компания. Сокуров тогда начинал работу над "Мадам Бовари", а мы как бы присутствовали. Я, Юфит, Денис Кузьмин, Костя Митенев и Сергей Винокуров.

МЖ: То есть ваша учеба заключалась в наблюдении?

И.Б.: Нет, не совсем... Ну, начиналось-то это так, что мы сперва говорили-говорили - там, у меня в подвале - а потом он сказал: "Я считаю, вы должны работать в профессиональном кино". Привел на Ленфильм, посадил за монтажные столы... а потом сразу на документальную студию, и мы там сделали эти три киножурнала, "Ленинградскую кинохронику". Ничего получилось. И даже интересно: приезжал редактор из "Кайе дю синема", и ему эти журналы понравились больше всего, что он увидел на этой студии... А на Ленфильме мы в основном просто ходили, смотрели, окунались, одним словом.

МЖ: А сам Сокуров вас учил чему-нибудь, или он просто дал вам возможность учиться самим у всех, кого найдете?

И.Б.: Нет. Вначале у нас было несколько лекций - или скорее бесед - по технике режиссуры, по актерскому взаимодействию... ну, знаешь, как обычно... по пластике... общие какие-то фразы, что-то типа такого культурологического монолога. Потом несколько бесед проводили разные специалисты Ленфильма: про звук, про экономику, по операторскому делу... Но в общем он нас довольно замкнуто держал, не давал особо контачить с кем-то другим. Да мы и не контачили. Так, все внутри-внутри...

МЖ: А как получилось, что вы разошлись? Что-то случилось или несовместимость какая?

И.Б.: Да нет, несовместимости не было... ну, разве что со мной. Сокуров ведь говорил, что он не любит толстых и бородатых мужиков. Его аж прямо трясло... Я думаю даже, что он меня боится. Не конкуренции, а просто, что я его убью... А так все было хорошо... уже и сценарии перевели на немецкий язык...

МЖ: Какие сценарии?

И.Б.: Пять наших сценариев, по которым мы должны были снимать пять фильмов, альманах под рабочим названием "Сон". Это должна была быть совместная работа со Вторым телевидением ФРГ. Они давали деньги, пленку, аппаратуру... уже готовили контракт - и тут он все и прикрыл.

МЖ: Почему?

И.Б.: Ну, как он сказал, он не чувствует себя вправе...

МЖ: То есть, не хотел брать на себя ответственность за то, что вы наснимаете? Он вам не доверял?

И.Б.: Я не знаю. Для меня тут много непонятного, в самом деле. Явных причин не было. Претензий по профессии он не предъявлял. Сценарии ему вроде понравились. Он все время говорил: все хорошо, вы все талантливые, я на вас надеюсь, все будет отлично... Подготовительный период шел вроде тоже нормально - актеров подбирали, кинопробы делали... а потом вдруг раз! и все. Поводом для разрыва отношений было то, что Митенев опоздал на собрание. (смеется) Ну, глупо же. И вот я тогда подумал, что, наверное, он просто уже тяготился нами и хотел от нас избавиться - все равно, как. Я думаю, он и Школу-то эту затеял не для того, чтобы нам помочь, а с какой-то своей целью... Может быть, мы ему были нужны, чтобы он снял "Мадам Бовари". Потому что на самом-то деле мы учились друг у друга, мне кажется... То есть и мы от него, и он от нас. Не в плане культуры или профессии, а вот... само наше состояние человеческое... вот то, что называется некрореализмом - это ему, наверно, было интересно... То есть он такой, вампир... Вампир и тиран, - каким и должен быть такой человек, и, естественно, когда ему кто-то уже не нужен, он его выкидывает и не думает об этом.

МЖ: А что вы делали на "Мадам Бовари"?

И.Б.: Да мы были в общем-то как бы сбоку припека. То есть мы с Юфой вообще ходили, посвистывали, посапывали, валялись, ничего не делали как бы... И мы были для него такими... загадочными мужиками... Ну, и Костик Митенев - тоже не пень-колода, такой, бойкий парень. То напьется, то подерется... То есть резвость в нем была хорошая. А мы с Юфой просто тупо ходили по горам над съемочной площадкой, похохатывали, зады показывали в камеру... чем Сокурыча бесили, конечно... не поддавались на его патетику. Все там вокруг: "Ах, творится искусство!.." - и вдруг такие: "А-а-у-аа!.." Но ничего... мы все-таки достаточно уважительно к нему относились... То есть мы его действительно уважали. И я никогда не видел, чтобы Юфа так почтительно разговаривал с кем-нибудь, как он разговаривал с Сокуровым... как-никак, матерее мужика у нас в кино нет. Ну, еще мы там все-таки и работали. Каждый из нас поставил по одной сцене. Помнишь сцену описи имущества? Это я ставил.

МЖ: Помню.

И.Б.: Так что я в общем доволен. Вот Юфе он помог сделать дебют на Ленфильме.

МЖ: "Рыцари поднебесья"?

И.Б.: Да. А остальное неважно.

МЖ: А ты, кажется, тоже сейчас запускаешься?

И.Б.: На студии документальных фильмов. На Ленфильме пока не выходит. Я приходил два раза, показывал Герману "Мелкий бес", и это вызвало такую бурную реакцию!.. Мне редакторы сказали, что они такого Германа давно не видели, что он кричал что-то типа: Я уйду со студии! Ноги моей здесь не будет! если это здесь!.. Ну ладно, думаю. Бог с ним, раз Герман у нас такой важный человек... Вот ты понимаешь, несмотря на все наши неприятности с Сокуровым, все равно в этом профессиональном кино больше разговаривать не с кем. Куда ни сунься, куда ни ткнись... Приходится выглядеть идиотом, и никакой отдушины нет. Но на самом деле это тоже не страшно, знаешь... Пуля дырочку найдет. Работать надо. Сейчас я могу сказать, что знаю, пожалуй, не меньше, чем какой-нибудь другой режиссер. Единственное что - с актерами... наработанности, что ли - нет. Только то, что мы сами придумываем. Но, может быть, это и лучше. Нет готового стереотипа, а есть каждый раз конкретная ситуация. И актер просто посредством беседы приводится в состояние, которое как бы... пригодно... понимаешь? То есть если я вижу, что актеры в недоумении - я ничего не говорю. Я и сам хожу с таким же видом; пусть думают, что я тоже ничего не понимаю. И тогда они приходят в состояние такого полного недоумения, которое мне и нужно. В этом получается какая-то такая тупость... Тупость в актерской игре - это самое главное, чего не хватает нашим советским актерам. То есть у них все вроде бы есть, а вот тупости настоящей, киношной - нет. Ведь кино - это особая жизнь, она имеет такую свою... маску, что ли... ну, свой пластический, психологический вид, и там как бы все свое. Кино - это вообще понятие метафизическое, и конкретизировать его достаточно сложно. Есть только ощущение. Я помню кадр из американского фильма "Последний магнат", об американском продюсере, голливудском, и вот его спрашивают: что такое кино? И он начинает говорить: "вот я встал, вот я пошел, вот монетка упала, вот я ее поднял, посмотрел, в это время кто-то вышел..." То есть вот так, как он говорит - это глупость, правда? Но на самом деле это действительно так. Я про это и говорю. Для меня в этом есть какая-то определенная тупость, но тупость не в смысле глупость, а тупость... тупого усилия. Понимаешь? Вот у меня бывают кошмары иногда, и один такой, представь себе: на двухкилометровой глубине в океане на меня несется огромный кашалот... Это страшно! Или, например, огромный айсберг падает... Вот такое тупое движение. Или каток по асфальту - бум-бум-бум-бум... Это - страшно. А все эти острые, знаешь... уколы - шпагами там, - это все ерунда. А вот эта туп-пая сила, против которой не противостоять, - вот это, наверно, в любом искусстве самое главное. Не красота, не ум...

МЖ: А у Сокурова есть эта тупость?

И.Б.: Есть, да, я считаю, что есть. Но не во всем. Настоящая тупость появляется у него только сейчас. Вот он сделал последний фильм, "Советская элегия" - по-моему, это его лучший фильм. Для меня в искусстве самое страшное - это когда есть цель. Цель и обаяние. Это все, это смерть. А тут - ... я впервые почувствовал... вот это ощущение непозитивного монтажа. Нет этой позитивности, то есть нету этих крючкообразных...

МЖ: Да, это как ветераны Малого театра говорили: репетируя пьесу, мы вяжем крючки и петельки...

И.Б.: ...да. Нет вот этих сцепок, понимаешь? А есть просто художество. Просто искусство.

МЖ: Мне кажется, я видела нечто похожее недавно в немецком фильме 1934 года "Триумф воли", о 6-м съезде национал-социалистической партии.

И.Б.: Документальный?

МЖ: Да, документальный, апологетический, спокойный, никаких фокусов монтажа, а просто течет мощным потоком, очень тупым, как ты говоришь... - и это потрясающее впечатление! Конечно, слушать фюрера тяжело, но впечатление все равно очень глубокое - независимо от того, как относиться к фюреру.

И.Б.: Да, хроника третьего рейха - это отдельная история. Их достижения в стилистике документального кино, кажется, еще никто не превзошел.

МЖ: А перед этим фильмом показали эстонский, современный: "Гитлер и Сталин". Олав Неуланд собрал по всему свету куски старой хроники, смонтировал их, откомментировал, - и после просмотра зрители пустились в дискуссию об истории. А я думаю: на основании чего, собственно? Ведь то, что сделал Олав - это его личное мнение. Другое дело, что оно мне симпатично. Но это же не документ, не аргумент. Это художественный фильм!

И.Б.: Правильно, это позитивный монтаж! Это поэзия, лирика. А настоящее кино - оно возникает именно на какой-то... утере личности. Вот я сделал на документальной студии "Ленинградскую кинохронику" № 3 за этот год. С ней была жутко смешная история. Она сперва предполагалась на всесоюзный прокат, и я повез ее в Москву. Там в Министерстве культуры ее посмотрели и сказали: "Что ж это вы за гадость привозите, обнаглели окончательно в этом Ленинграде..." Посмотрели еще раз. - "Нет, нельзя!" И в третий раз стали смотреть... (Пять часов смотрели в общей сложности!) - "Нет, ни за что, никогда!"

МЖ: Что ж ты такое снял?

И.Б.: Да я ничего не снял. Я смонтировал. Я тупо смонтировал хронику антарктической экспедиции, взрыв в Свердловске и чкаловский перелет. Это то, что я разрабатываю - непозитивный монтаж. И Сокурыч в последнем фильме сделал то же самое... но я сделал раньше! (смеется) Я ему показал - ему понравилось. И там, действительно, просто ощущение единства какого-то... места, времени, настоящей документальности, понимаешь? ТО есть возникает какое-то ощущение летописи...

МЖ: Ты думаешь, в фашистской хронике тоже непозитивный монтаж?

И.Б.: Да, там есть ощущение летописи. А когда есть ощущение летописи - тогда не возникает вопроса "Зачем?". С моей точки зрения, для искусства вообще самый страшный вопрос - это "зачем?". Потому что не ответить. И когда этот вопрос возникает - наверное, это проигрыш. Надо, чтобы посмотрели и сказали: "Черт знает что!" А "зачем" - не спрашивали. Как смотрят некрореалистов. Посмотрят, плюнут, - "черт знает что!", - а "зачем?" не спрашивают! Ни разу еще не спросили. "Почему"! "Почему педерасты?" - спрашивают. А "зачем" - не спрашивают!.. Я им говорю: А это не педерасты. - А кто же? Ведь это гомосексуализм? - Нет. - А что это? - Это некропластика. Это не имеет никакого отношения ни к сексу, ни к эротике.

МЖ: Кстати об эротике. Что там в "Бовари" (то есть, по-новому, в "Спаси и сохрани") происходит?!

И.Б.: О, это ужасно.

МЖ: Да, ты тоже так думаешь?

И.Б.: Ну, единственное ощущение, которое выносит с этого фильма нормальный здоровый мужчина, заключается в том, что к женщине ему подходить больше не хочется. Совсем. Омерзение вызывает.

МЖ: Ты знаешь, у меня есть страшное подозрение. Как женщину меня этот фильм совершенно не тронул, но я вспомнила, что Флобер будто говорил: "Мадам Бовари - ..."

И.Б.: "...это я". Так и Сокуров то же самое сказал. А ты что, не знаешь, что Сокуров все свои фильмы снимает по этому принципу?

МЖ: Нет, не знаю.

И.Б.: Он же художник такого... автобиографического толка. Каждый фильм - это его собственная проблема.

МЖ: Да это бы на здоровье. Я только не понимаю, какой смысл чисто мужские проблемы перекладывать на женщину.

И.Б.: Ну, это уже такие идеи... понимаешь, философские...

МЖ: Но если материальная, так сказать, основа извращена, то и идеи ложные...

И.Б.: Ну да, это патетика. Но ты ведь пойми, что творчество Сокурова - оно вообще замешено на тривиальном понимании религии. Он ведь достаточно тривиальный человек. Тривиальный и примитивный провинциал. Но он очень чуткий, он как зверь, понимаешь?.. И это его чутье оказывается уже на уровне художества. В общем-то я понимаю, что он хотел сказать этим фильмом. Замысел его примерно на том же интеллектуальном уровне, что и рецензии.

МЖ: А ты с ним согласен?

И.Б.: А я не считаю нужным соглашаться или не соглашаться с ним. Меня это не интересует. Меня человек интересует, гуманитарная среда. Все, что происходит в моих фильмах (и в Юфиных, и Мертвого) - это лекарство против страха. Ведь идешь по улице - какие монстры кругом! Куда там мадам Бовари!.. А вот эти фильмы наши, некрореалистические - они светлые... Черт побери!.. И поскольку они еще и искусством умудряются быть, как ни странно... Хотя почему "как ни странно"? Это нормально!.. Вот я разговаривал с человеком, который пребывал в депрессии. После просмотра наших фильмов он из депрессии вышел.

МЖ: Да, это очень понятно...

И.Б.: Потому что отношение к жизни и смерти у людей замешено или на религии, или на цинизме. А в некрореализме цинизма нет.

МЖ: Нет, конечно. Если нет ханжества, то невозможен и цинизм.

И.Б.: В том-то и дело" Некрореализм - это чистое гуманитарное кино. К жизни это отношения никакого не имеет. И при этом, заметь, никакой симуляции. Есть чистая тупость, маразм, глупость какая-то... Мужики какие-то непонятные, дикие совершенно... Занимаются какой-то ерундой, чушью... Чего там? О чем говорить? (смеется) Какие-то идиоты... "Зайцы бегают по лесу, носятся медведи!". Вот, это две совершенно гениальные строчки. Это такая картина! Это такой улет! Все меркнет. (смеется) Все меркнет...

"Митин журнал" представляла Ольга Абрамович.