Ю.К. Началось все с того, что в Коктебеле мы с Толей Брусиловским лежали на пляже в тени поэта Рейна. Он просто такой огромный, что создавал тень для всех. Он рассказал, что у него большая - может быть, даже самая большая в Союзе - коллекция модерна. А так как я очень люблю модерн (то есть это как бы моя родина), то мы скорешились, а потом, по возвращении, решили что-нибудь эдакое устроить. - А кто такой Брусиловский Ю.К. Это художник. С.Р. Параджанов его определил как спекулянта. Ю.К. Просто коллекционер. Он собирает стекло: галле, вазочки... С.Р. Художник он чудовищный. Ю.К. Неправда, не чудовищный. Он прекрасный, очень точный коммерческий художник. Очень красивые делает работы цветной тушью и аэрографом. Висит во всех музеях мира... С.Р. В Лувре и в Эрмитаже... Ю.К. Нет, во всех галереях... хороших... Ну вот. И решили устроить такую выставку, которую давно предлагали сделать канадцы, а сейчас предложили голландцы, - которая называлась бы "Русская эротика", и чтобы потом вывезти ее на Запад. То есть она имела бы скорее рекламное значение. Тут же появились "Оберманекены"... С.Р. Это музыканты, которые работают в спектакле у Юхананова... Ю.К. ...а у них давно уже существует программа "нового аристократизма": нега и роскошь - их основной девиз. В то время как мой девиз: роскошь и подаяние (смеется). И за неделю до этой выставки я написала статью "Памяти модерна", которую хотела отдать Мите. Она как раз связана с этой выставкой... Вернее, и статья, и выставка, и тема эротики связаны с одной идеей: переход к новой, женственной эпохе в противовес эпохе концептуализма, соц-арта и какого-то политизированного искусства. Я думаю, что это связано в каком-то смысле с переломом, произошедшим летом на аукционе "Сотбиз", когда очень многие получили деньги. Соц-арт сейчас уже на этом рынке отрабатывает свое, и через какое-то время будет неинтересен, потому что это все-таки достаточно фольклорное искусство... (смеется) местного значения... С.Р. Я хочу вклиниться по поводу "нового аристократизма". Как человек, который там присутствовал... ну, не в качестве экспоната, наверное, а в качестве зрителя. Там происходила очень... ну, скажем так, неприятная для меня вещь, когда "новый аристократизм" оказывался внутри какого-то... я не знаю... Ю.К. Новый аристократизм находился внутри коммерции. С.Р. Нет, не просто коммерции, а внутри фарцы. Так точнее. Ю.К. Там это коммерция, здесь это фарца... С.Р. Словом, происходила такая штука. Выходили "Оберманекены", Женя и Анджей, в костюмах... и вот они действительно как бы совершенно самозабвенно существовали в этой своей музыке, и действительно в эти моменты возникало какое-то предощущение... как-то становилось понятно, что такое эротическое искусство, что есть какая-то эмоция, что есть этот особый характер энергии, которая посылается в зал... и это действительно какие-то определенные лица, это какие-то руки, это какая-то интонация, это какие-то музыкальные волны... И вот рядом с ними, этими изящными и действительно аристократическими людьми, стоит столик... на нем две бутылки шампанского... (брезгливо) фрукты... сидит человек с физиономией одесского спекулянта джинсами... этот самый Брусиловский... попивает шампанское, рядом с ним периодически меняются какие-то женщины... И все это рядом, в одном пространстве!.. Я потом разговаривал с ребятами, я спросил: зачем вам понадобился этот кусок из "Голубого огонька" 70-х годов? Оказывается, у них была идея как бы Гетсби; фицджеральдовская идея какого-то невероятно блистательного человека, какого-то хозяина жизни. Но получилось так, что хозяином жизни становится фарцовщик, урод... Для меня это было просто оскорбительно. И не для меня одного. И не случайно идея, которая была связана с этой женщиной... Ю.К. Не надо, не своди личные счеты. С.Р. Да какие у меня могут быть к нему личные счеты?! - А что за женщина? С.Р. А, там была такая хреновина, которую потом обозвали "женщина-торт". Выносили красивую обнаженную девушку под каким-то прозрачным покрывалом, потом это покрывало снимали и выжимали на нее какие-то цветные кремы. Но когда потом я рядом с этой девушкой вижу совершенно чудовищного хряка из мясного магазина... Ю.К. Это нападки, нападки! С.Р. ...который эту женщину облизывает, - мне становится не по себе. Это отвратительно. Ю.К. Это неправда все... С.Р. Я считаю, что красивую женщину должен облизывать красивый мужчина, а не урод. Ю.К. "Я, например". С.Р. Например, я. Ю.К. (смеется) - Это резонно. С.Р. И вот, когда Брусиловский начал облизывать эту самую женщину, и после было предложено кому-то из зала, то после него облизывать не захотел никто. Ю.К. Неправда! С.Р. Нет, это правда. Ю.К. (после паузы) Но вообще выставка действительно не очень удалась, потому что она собиралась очень быстро, и туда просочились люди с Малой Грузинской, и немножко получилось нехорошо, что вместо такого эстетско-аристократического зрелища, каким по идее должна была быть эта выставка (очень элитарная и герметичная) получилось несколько... немного Арбатом попахивало. В некоторых местах. Это не для печати. С.Р. Почему? Наоборот. - Ну, а еще что там было? Ю.К. У меня были работы такие... как бы "Эротика против СПИДа", такая внеэмоциональная эротика кукол, эротика марионеток, кстати, что имело место и у Оберманекенов. Там были такие... как бы реминисценции "Петрушки" Стравинского. Петрушка - это как бы эротический персонаж... - То есть это куклы? Ю.К. В каком-то смысле да. - А в другом что? Ю.К. Нет, ну это была такая... иллюзия эротики... - Я просто хочу себе представить, как это выглядело. Картины там были - это я догадываюсь. А еще что? С.Р. Было представление, были Оберманекены, была женщина-торт, был кусочек "Голубого огонька", были чтения. Ю.К. Чтения очень плохие. С.Р. Чтения... да. Ю.К. Сексолог какой-то выступал. С.Р. Да, был такой юмористический момент, когда в конце первого дня одним советским врачом-сексологом... Ю.К. ...как он там появился, непонятно... С.Р. ...была прочитана немногословная лекция по поводу того, что в общем-то люди, которые собрались на это мероприятие, не обязательно болезненно извращенные, и в общем эротика - это не обязательно патология, и он как врач считает устройство подобных выставок даже неким терапевтическим моментом и т.д. А самым терапевтическим моментом для него лично явились картины того же Брусиловского. - А что собой представляло представление? С.Р. Представление собой представляло следующее. Женя Чорба... Ю.К. ...в роли андрогина... С.Р. ...полуобнаженный, читал какие-то замечательные тексты. Читал, на мой взгляд, очень хорошо... Ю.К. ...очень сладким голосом... С.Р. Да, и потом еще была демонстрация мод. Вот, в принципе, и все. Ю.К. У этой выставки была функция, так сказать, вторичных дягилевских сезонов. И ее действительно пригласили... в Хаммеровский центр... потом почему-то ее пригласили на ВДНХ... видимо, как наглядное пособие... И пригласили голландцы. Несколько работ было куплено в голландскую галерею "Три грации"... А на следующий день пришли люди из полиции нравов и долго расспрашивали всех организаторов об их личной жизни... Еще вот что обязательно нужно сказать. Даже начать с этого. Что древнейшая традиция мировой культуры наконец как-то разрешилась в Советском Союзе. Как кто-то сказал: "Эта выставка - симптом несостоявшейся сексуальной революции". - Почему же несостоявшейся? С.Р. Скорее - симптом революции, которую не заметили... Ю.К. Нет, на самом деле это просто совершенно нормальная реакция на искусство 70-х годов. И теперь я объявляю Период Чистой Красоты открытым. |