Юлия Кисина
ПАМЯТИ МОДЕРНА

Приверженность к какому-либо архитектурному стилю внушает мне некоторый страх перед будущим, ибо античность предполагает некое целостное оскопление и внутреннюю стерилизацию, барокко же напротив своими пыльными вывертами и раковинами рождает дворцовый разврат, а классицизм заставляет следить за тем, чтобы пальчики не испачкались в чернилах. И тут же вы, услышав бесконечное тремоло в беседке ирисов и лилий, бесконечно волнующей ваше воображение, в восторге воскликнете: "Модерн!, Арт нуово!, Югендштиль!" и придумаете ему еще тысячу ласковых зыбких имен. Молодой стиль! Кувшинки тонкими ножками переплетаются с меандровыми зарослями, дионисийские торжества бодро жонглируют козлиными ножками, да так высоко, что задевают дирижабли, вальсирующие над марсовыми полями роликовых коньков.

Когда я говорю о модерне - я не говорю - я восторгаюсь и чувствую себя оскопленным конторским служащим, не понимающим, на что похожи бусы его счет, в то время как они похожи на стройные ряды женских грудей, готовых к ласке.

Для возлияний моего восторга построили множество алтарных мест: это вокзалы, парковые решетки, теплицы для зимних садов и т.д. Когда я вижу слоящиеся стекла, с танцующими на них тритонами, сердце пляшет в моем организме, наподобие леденца в бонбоньерке. Я прихожу на Витебский вокзал, чтобы дать волю моему чувству: почти прозрачный дебаркадем со стеклянными двускатами будто выстроен не для поездов, а для экзотических птиц. Сверху же пыльное стекло покрыто крупным зернистым льдом, который образует особый рисунок, как если бы льдину внесли в дом, и она таяла посреди гостиной, все превращая в слезы... В слезы радости! А если бы вы видели пагодообразное небольшое сооружение - ныне не действующую машину для поднятия грузов, сплошь испещренную цветами и птицами, увенчанную целым озером мелких колес и веревок, вы воспели бы славу всем грузоподъемным машинам, ибо она напоминает огромный музыкальный автомат, на который можно водрузить металлический диск с цепками. Это жилище пичужек!

По боковым лестницам снуют революционные грубые тени, и ах, в какой контраст это входит с дивной красотой змеиного стиля, который вобрал в себя все жеманство Азии и строгость ледяной европейской манеры. Зачем же тени эти отстреливаются и падают и тают вповалку с мешками - им не хватает воздуха, и они умирают и не видят, что воздух внутри этой божественной формы полон тысячей кислородных подушек. Ах, зачем же они умирают?!..

Вон я вижу бледную девицу - она сидит на лестнице, как бы не замечая, что вокруг умирание всякой плоти, и читает книжку под названием "Урания". Урания, если вы помните, муза астрономии. Древние греки почитали астрономию искусством, а не наукой... но книга весьма бессмысленная - она описывает холодные миры и выдуманные движения небесных камней. Впрочем, она ничем не отличается от множества книг декаданса. Взять, к примеру, баллады Андрея Белого - изысканный новый романтизм: короли, горные замки, тролли, фавны, козлование и брачные венки. И тем не менее, какая сладость! Мастерство, сладость, красота! Они появляются тогда, когда совершенство мысли требует усложненности и изысканности форм. Когда формы узнают об этом, они с резвостию и трепетом выпрыгивают вверх и заполняют все, имеющееся для глаза пространство. Ведь и всякая литература модерна - лишь запись внутренне обозримых сфер, предназначенных скорее для услады глаза, чем для услады сердца.

Если же красота появляется как уход от тех или иных интенций в политизированном искусстве. Она рождается в ореоле глупости и безвкусия, тем она нам и ценна. Красота спасет мир: она уничтожит сложность невидимых структур, которые так давят молодые организмы, и поселит их во внешний пестрый и женственный мир, в "мир бабочек", в "мир кузнечиков". Почему я говорю о переселении в таинственный и мистический женственный мир? Да потому что прошла мужская параноидальная эпоха - начинается эпоха умеренного психоза и аккуратной шизофрении, эпоха разрозненности и коммерции, эпоха самостоятельного предметного мира, следовательно - эпоха женственная.

Теперь ни грубый соц-арт, ни минимал-арт, ни концептуализм - искусство нищих, где невозможность приобрести предмет или действие за деньги заставляет подменять этот предмет или действие специально придуманными интеллектуальными или нарочито тупыми смыслами и значками, когда искусство еще не вылупилось из хаоса и не пришло к высшей пустоте, хотя оперирует порядками пустоты. Теперь же ничто не сможет заменить искусство коммерции. А искусство коммерции всегда состоит из предметов, из розовых одеяльц и чистых рубашек. Более того, наступит женсвенная эпоха пресыщения (что для советского человека выразится еще в одной паре носков) и тогда строгий портрет мудро взирающего Ильича расцветет всевозможными лилиями и виньетками, тогда из кришнаистского жреца любви, который ебется в белом хитоне, он превратится в самого себя - в демона масс - в Клеопатру, расцвеченную изумрудами и камелиями! Итак, эстеты всех видов, соединитесь в едином порыве любви и роскоши, прочь вынужденную аскезу, перейдем к вакханалии чувств и сладости явлений!