СОМ Нам кажется: в воде он вырыт, как траншея. Всплывая, над собой он выпятит волну. Сознание и плоть сжимаются теснее. Он весь, как чёрный ход из спальни на Луну. А руку окунёшь - в подводных переулках с тобой заговорят, гадая по руке. Царь-рыба на песке барахтается гулко, и стынет, словно ключ в густеющем замке. ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В БУХТЕ ЦЭ Евгению Дыбскому Утром обрушилась палатка на меня, и я ощутил: ландшафт передернулся, как хохлаткина голова. Под ногой пресмыкался песок, таз с водой перелетел меня наискосок, переступил меня мой сапог, другой - примеряла степь, тошнило меня, так что я ослеп, где витала та мысленная опора, вокруг которой меня мотало? Из-за горизонта блеснул неизвестный город и его не стало. Я увидел - двое лежат в лощине на рыхлой тине в тени, лопатки сильные у мужчины, у неё - коралловые ступни, с кузнечиком схожи они сообща, который сидит в золотистой яме, он в ней времена заблуждал, трепеща, энергия расходилась кругами. Кузнечик с женскими ногами. Отвернувшись, я ждал. Цепенели пески. Ржавели расцепленные товарняки. Облака крутились, как желваки, шла чистая сила в прибрежной зоне, и снова рвала себя на куски мантия Европы - м.б.. Полоний за ней укрывался? - шарах! - укол! Где я? А на месте лощины - холм. Земля - конусообразна и оставлена на острие, острие скользит по змее, надежда напрасна. Товарняки, словно скорость набирая, на месте приплясывали в тупике, а две молекулярных двойных спирали в людей играли невдалеке. Пошел я в сторону от самозабвенной четы, но через несколько сот метров поймал я трепет, достигший моей пяты, и вспомнилось слово Rabbit. И от чарующего трепетания лучилась, будто кино, утраченная среда обитания, звенело утраченное звено между нами и низшими: трепетал Грозный, примиряя Ламарка с ящерами, трепетал воздух, примиряя нас с вакуумом, Аввакума с Никоном, валуны, словно клапаны, трепетали. Как монокино проламывается в стерео, в трепете аппарата новая координата нашаривала утерянное. Открылись дороги зрения запутанные, как грибницы, я достиг изменения, насколько мог измениться. Я мог бы слямзить Америку - бык с головой овальной - а мог бы стать искрой беленькой меж молотом и наковальней. Открылись такие ножницы меж временем и пространством, что я превзошёл возможности всякого самозванства - смыкая собой предметы, я стал средой обитания зрения всей планеты. Трепетание, трепетание... На бледных холмах азовья лучились мои кумиры, трепетали в зазоре мира и антимира. Подруги и педагоги, они псалмы бормотали, тренеры буги-вуги, гортани их трепетали: "Распадутся печати, вспыхнут наши кровати, птица окликнет трижды, останемся неподвижны, как под новокаином на хрупкой игле. Господи, помоги нам устоять на земле". Моречко - паутинка, ходящая на иголках, - немножечко поутихло, капельку поумолкло. И хорда зрения мне протянула вновь ту трепещущую чету, уже совпадающую с тенью стула качающегося на свету лампы, заборматывающейся от ветра... А когда рассеялись чары, толчки улеглись и циклон утих, я снова увидел их - бредущую немолодую пару, то ли боги неканонические, то ли таблицы анатомические... Ветер выгнул весла из их брезентовых брюк и отплыл на юг. ДЕНЬГИ 1. Когда я шёл по Каменному мосту, играя видением звёздных войн, я вдруг почувствовал, что воздух стал шелестящ и многослоен. В глобальных битвах победит Албания, уйдя на дно иного мира, усиливались колебания через меня бегущего эфира. В махровом рое умножения, где нету изначального нуля, на Каменном мосту открылась точка зрения, откуда я шагнул в купюру "три рубля". 2. У нас есть интуиция - избыток самих себя. Астральный род фигур, сгорая, оставляющий улиток. В деньгах избытка нету. Бурных кур, гуляющих голландский гульден, где в бюстах королевская семья, По счёту столько, сколько нужно людям, - Расхаживают, очи вечности клюя. Купюры - замеревшие касания, Глаза и уши заместить могли б. Ты, деньги, то же самое Для государства, что боковая линия для рыб. 3. И я шагнул с моста по счёту "три". О золотая дармовщинка) Попал я денег изнутри в текущую изнанку рынка. Я там бродил по галерее и видел президентов со спины сидящих, черенков прямее, глядящих из окон купюр своей страны. Я видел как легко они меняют размеры мира от нулевой отметки. И с точностью, что нас воспламеняет, они напряжены, как пуля в клетке. 4. Я понял, деньги - это ста- туя, что слеплена народом пальцев, запальчивая пустота, единая для нас и иностранцев. Скача на окончательном коне и делаясь всё краше, она язвит людские лица, но с ней не мы сражаемся, а наши фигуры интуиции. Как заводные, они спешат по водам, меж знаков водяных лавируя проворно, что мглятся, словно корабли из соды в провалах тошнотворных. 5. В фигурах этих нет программного устройства, он похожи на палочный удар по лампочке, их свойства: не составлять брачующихся пар в неволе; прятаться, к примеру, за пояском семёрки, впереди летящего снаряда, и обмену они не подлежат, словно дыра в груди. О них написано в "Алмазной сутре", они лишь тень души, но заострённей чуть. Пока мы нежимся в купальном перламутре безволия, они мостят нам путь. 6. Они летели, богатства огибая, был разветвлён их шельф, они казались мне грибами, оплетшими вселенский сейф, везомый всадником пустот, царём финансов - все деньги мира на спине - куранты пробили двенадцать, и всадник повернул ко мне. Дрожа, как куртка на мотоциклисте, как пионер, застигнутый в малине, я слышал его голос мглистый: - Ну что ты свой трояк так долго муссолини? 7. Фигуры интуиции! В пустыне Они живут, проткнув зрачки Колючками. Святые коммуны их в верховиях реки времён. У нас есть кругозор и почта, объятья и земля, и молнии в брикете... У них нет ничего, того, что становится приобретеньем смерти. Они есть моцарты трёхлетние. Ночь. Высь взыскательна. Забориста тоска. Тогда фигура интуиции заметнее: она идёт одна, но с двух концов моста. 8. Трояк салатный, буряковый четвертак и сукровица реалист-червонец! А я за так хотел витать в тех облаках, где ничего нет, похожего на них, и где "чинзано" не исчезало в баре Бороды, где мы под молнией у Чёрного вокзала втроём устойчивей молекулы воды. И вновь народовольческий гектограф морочал сны юнцов, и прилетал Конь Блед, которого карьер так от земли оторван, что каждый раз в прыжке конь сжат, как пистолет. 9. Нас круговодит цель и замыкает в нас холодную личинку новой цели, дух будущего увлекает глаз: сравненье целей порождает цены. Купюра смотрится в купюру, но не в лоб, а под углом прогресса, и похоже в коленчатый уводит перископ мою судьбу безденежную. Всё же дензнаки пахнут кожей и бензином, и если спать с открытым ртом, вползают в рот. Я шёл по их владеньям, как Озирис, чтоб обмануть их, шёл спиной вперёд. 10. История - мешок, в нём бездна денег. Но есть история мешка. Кто его стянет в узел? Кто наденет На палку эти мощные века? Куда идёт его носитель? И знает ли он, что такое зеркала? И колесо? И где его обитель? И сколько он платил за кринку молока? Пока я шел по Каменному мосту И тратил фиолетовую пасту, Не мог бы он пропасть? Остановиться? И кто был для кого фигурой интуиции? |