Тимур Кибиров

      Ю.П.
     
     Лес красив и добротен,
словно куплен в валютной "Березке".
     Я ему инороден,
и злокачественный, и неброский.
     
     ОТК не пройду я,
если вправду я Божье творенье.
     В душу еле живую
лес глядит свысока, с сожаленьем.
     
     Мне ль равняться душою
с равнодушьем природы достойной?
     Не оставят в покое
белоствольном, лепечущем, хвойном.
     
     И со знанием дела
все растет здесь спокойно и дружно.
     Всей душою и телом
ничему я не предан, не нужен.
     
     О мой Мастер высокий!
Посмотри меня, сделай, что можно!
     Гарантийные сроки
все прошли, но еще ведь не поздно!
     
     Пусть я видом не вышел -
на роду-то написано - Божий.
     Я ведь сам ненавижу
злой свой гонор и страх тонкокожий.
     
     Сам ведь я изгоняюсь,
чтобы знать наконец свое место.
     И на путь наставляюсь,
путь кремнистый, едва ли не крестный.

17 авг 84



Никелированной луной
ландшафт очерчен жестяной,
сквозной, холодный и зловещий.
Охвачены молчаньем вещим
бессмысленные стынут вещи.
Души не видно ни одной.

Во всяком случае живой.
Лишь Торичелли пустотой
металл отточен ножевой.
Лишь грязь бестрепетно сверкает.
Два цвета, измеренья три.
И все. И лучше не смотри,
как в закоулках до зари
глазниц голодных упыри
с округи четкой не спускают.

И вон он - черный, черный дом.
И в черной зале в доме том,
под черным, чертовым сукном
пречерный-черный гроб таится.
А в нем, о Боже правый, в нем...
Не надо! Не хочу! Потом!
Нет, нет! Ведь это только сон,
мерещится, морочит, снится!..

Как бы не так! Взгляни в окно:
с никелированной луной
ландшафт эвклидов жестяной...
Молчи, не смей пошевелиться.
Покуда сам еще живой,
замри, попробуй притаиться.

сент 84




Коитус


Я живехонек, гибель стерпя,
чтоб валяться в ногах у тебя,
	как сыр в масле, и снова
в скобки бедер себя заключать,
на тебя свою жизнь возлагать.
	Я тобой обоснован.

Так ли важно, что всё против нас?
Важно, нагло оно, но сейчас
	мир прекрасен до дрожи.
И в ничтожество вверглось оно.
Ты живая лежишь подо мной,
	ощущаясь всей кожей.

И на всё закрывая глаза
от блаженства, мы движемся взад
	и вперед и навстречу...
Как в сонете каком-то Шекспир,
не хочу я покинуть сей мир.
	Я тобой обеспечен.

сент. 84




Посмотри же - Мересьев уже над Европой!
Помахав нам серебряным, звездным крылом
беззаветный наш сокол растаял в родном
мирном небе Отчизны... Без страха и злобы

наблюдают за смелым полетом его
толстопузые бюргеры с кружками в пене.
Штраус легким смычком дирижирует Вене.
И тирольки танцуют. И Кант ничего

знать не хочет. И рокот моторов заслыша
Шиллер в небо глядит, улыбаясь светло.
Миллионы, обнимемся!.. И под крылом
самолета - химеры и шлюхи Парижа.

Машут летчику флагами, пьют и поют
Дидерот и Гаврош, и де Голль с Элюаром!
В поцелуях над Сеной застывшие пары
никуда из-под крыльев его не бегут.

И туманный встает Альбион. И в Гайд-парке
Свифт и Стерн задирают носы в небеса.
И гвардеец недвижно стоит на часах.
Целый ворох рождественских сладких подарков

мистер Пиквик в Кром-Еллоу везет. И уснул
клерк над книгой конторской. И плачет над книжкой
белокурая леди. И, видимо, лишку
сэр Уолтер хлебнул и не слышит он гул

в вышине. А с идейных высот этих страшных
наш пилот все разведал, но не разглядел
ничего. Только свастику он усмотрел
и уродов в цилиндрах, кровавых, клыкастых.

Кукрыниксов рисунки он видел, глаза
заливая священною блоковской злобой.
И связался со Ставкой Верховного, чтобы
дан был точный приказ, чтобы враз небеса

раскололись над этой кровавою бандой,
чтобы им отомстить, чтобы шквальным огнем
рассчитаться за все! Все он машет крылом,
и томится и ждет долгожданной команды.

1986