Владимир Кучерявкин
ПРИБЛИЖЕНИЕ: ОБЛАКА И СТЕПИ

      
      
      
Тое же осени, минувшим летом многим...
    Холмогорская летопись




1


И у него могут быть дети.
Усталая телогрейка скинула картуз,
Пальцы застыли, будто деревья; песня про степь,
Мальчик маленький закричал: "папа, папа",
И листая летопись этой далекой страны,
Я погрузился в леса и походы.
А здесь к окну слетались первые снежинки
И таяли на подоконнике, как поколенья в странах,
Неведомых мне сегодня.



2


Там Святополк ведет свой полк, как саранчу,
И города с врагами говорят вороньим криком,
Когда Царьград ослеп от северного ветра,
Взрастившего меня, запаса лейтенанта,
Я думаю с сомненьем в голове
О том, как прянула земля,
И не спеша, не глядя на соседа, начинает
Растить войну, цветок, сначала слабый и нестойкий,
Но постепенно заполняющий и грудь, и небо.




3


За тучами земли не увидать.
Мой голос, огибая лица гор,
Учится снова владеть человеческим словом.
Я себе выстроил дом,
Я город уставил себе частоколом и башней,
И, запевая, вспомнил, глядя на струны,
Как дрожала кожа бойца, и сходились два взгляда,
Две дали, где звучит далекий гонг.
Мы стояли на рассвете, туман поднимался,
За рекой шевелятся зеленые лица поганых,
Будто кожа гнилая, и я протянул уже руку
И увидел великое небо криков,
Будто крюки влекут нас к венчанию черному.
"На Трубеже трубы трубят, будто свадьба,
Пей, матушка, крови и ешь мяса".




4


У окна притаился чей-то взгляд,
Чья-то дума плывет от предмета к предмету,
От лица к лицу, от крика к удару и хмелю,
Я по дороге прошел, сквозь пальцы теплая пыль протекает,
Ворон каркает свои вороньи песни,
И посох единственным глазом припадает к земле.
По всей земле, на западе и на востоке,
Слышен чуть слышный звон то ли ветра, то ли целующихся сабель,
И князь, подбоченясь, едет по полю,
Темнеет... Родился ребенок, звезда погасла,
А свеча разгорается, мне освещая буквы,
И каждая - будто храм.
Где-то в снегах Владимир теплится,
Новгород суетится, Пруссия зреет,
И поля идут на поля далеко.
Ветер бьет по стеклу, лучина дышит,
За стенкой капель, Азии большое лицо
Смотрит глазами холодно.
Вот она нож берет и взрезает землю,
И выходит Москва, волчица с красной пастью,
И бежит по земле,
О как далеко!




5


Лики кругом, теплые свечи и лики
		выступают из темных досок на бревнах,
Таракан пробежал, как всадник далекий в поле,
Исус прошел, на цепи из двенадцати шар волоча.
Узнаю свою землю, а там и себя, сверкнувшего утренней каплей.
Он смотрит так близко, садится рядом
		(так лист опускается с желтым лицом меча)
И тихо начинает разговаривать, пламя,
Рассказывать тихо, как молятся братья, мечи отложив, 
  к иной готовые битве,
Смотрят внимательно,
Что там, за пределами трав и камней
И Смядины, блистающей саблей краткого сна,
		где нас иногда называют князьями
Цыганки на улице,
Словом одним заслонившие будни,
Птичьим своим языком.
И в сером идет, кивая,
По площади Красной один из немногих
Предвидевший ветер в стране застудивший сердца,
Каждому мир обещая, вещая птица.
А с севера рати идут защищать
Родичей смирных моих,
И в городе резком меча замечаю уже
		христианства далекого голос
И книги шепот и плач.
Я в поле. Жаворонок в небе бьется.
Вороны большие ищут людей под ногами.
Простор.



6

Отец мне сказал, сегодня в поле
Орлы клекотали, и белый ветер стоял.
Он руку поднял, она, как птица, повисла
И полетела вслед за рассказом порхая.
Черный всадник вдали, на границе со степью,
					или это Европа
Наконец оглянулась, смеясь щекотанью копья,

Большой войны еще не предвидя, Америку смутно провидя
В снах своих парусов.
Но, готовясь к прыжку, страна на восток отходила,
Сужая глаза, привыкала к китайской речи,
Монастырями меряла землю - и что ей простор!
Она бормотала во сне, юродивая или хмельная
Все про спасенье земли
И ход набирала, как дервиш, кружа, и листья с собою взметая,
Я близко смотрел эти лица...
Снег лежит на ветвях.
Скрипят прохожие мимо, в пальто погрузившись,
Через год исчезают, который, не помню,
Война каждого за спиной.
А в саду на снегу медленно бились дети,
Словно пытались взлететь,
Да стучал барабан турецкий, в свои погруженный мысли и
								знание,
И войска шли на запад и таяли за порогом,
В зеркалах переменных книги бликуя,
На губах выдыхающих слово.
Зреет страна, наливается соком,
Копыта стучат, и я, подбоченясь, еду по полю,
Русскую землю узнал за холмом.




7


Я встал и пошел на восток, где Каспийское море,
Где муллы по утрам полоскают свой голос
		в крови вновь рожденного солнца,
А потом повернул я на север,
Где в Сибири тунгусы шаманы в крови собачьей
		с бубном топчутся тихо,
Над страной пролетая, лежащей в ладони,
Торгуют людей на свои животы и с бубном летают,
А на юге голый Крым,
Как сомнамбула плыл на чужом языке... И Россия
Медленно погружается,
Тает,
Александр в ханской ставке пьет кумыс,
Скачут вдаль Батыя баскаки,
На копье разнося русское мясо
От улуса к улусу,
И солнце встает, прекрасное, как утренний сон
			минаретов Чор-Минов.
А в Лахте, корни свои погрузившей в блато,
Тень скифского мальчика ходит, к церкви закрытой подходит
Сквозняком незаметным, и купол, шурша, спадает.
Как глаза темной крови.




8


В монастыре тихо.
Стихия темноты - ползет старуха,
На палку опираясь в снег,
Доносится чуть слышный смех обеденного хора,
И галки стынут на крестах, плывущих в облаках,
Где свечи темные плывут с престолом.
И мы, свободны, сядем на траву,
Достанем хлеб, вино и станем братья.
Вот звон большим лицом приблизился, и мы,
Сквозь эту брешь глядя, увидим неба глаз,
Кто дал мне эти кости, эту кровь,
И этот сон,
И монастырь, как стон России, обнажившей меч,
Который замер, наконец, и ждет, когда мы в Ленинграде
Живем и думаем: вот кончен день,
Луна, как белая рука,
Ведет меня зимою Петроградской,
О твердая рука!




9


Занавеска светла,
Значит ты дома, эй,
Танцуй танец, кружась, я приближаюсь!
Тебе молясь, как мулла, спускающийся с гор,
			по дороге спускаясь,
В пыльной одежде, дорога в пыли на равнине,
Вот шмель пролетел,
Деревня глядит из сугроба,
Колокольня крива, и пусто,
Мать смотрит в окно,
Едва видно,
И пусто.



10


Собираясь приехать, я долго ехал,
Раскачиваясь в вагоне,
Пил чай, разговаривал с бабушкой тихой,
И Иоанн стоял меж нами грустный,
			как знамя на ветру.
Мелькает земля за окном, лес, лес и лес,
А потом и поляна, и поле, где всадник стоит
			с темным знакомым лицом,
Или церковь, похожая на сожженную книгу,
Добрые поля желтые,
Жаворонки,
Смерть,
Где наши лица сближались, губы к губам,
Эй, ты слышишь, я еду к тебе всегда!
В сапогах пыльных, в заснеженном поле
Темный всадник кружит, как птица большая,
История,
Губы к губам,
Темные крылья,
Я еду.



11


Крепче адаманта
Слова твои про вита нова, фряжские глаза.
Ты здесь и помнишь Иерусалим,
С двенадцатью вратами белый город,
Который Африка поет, прекрасный город,
И ты идешь Флоренцией и слышишь кузни звон,
			и в полумраке руки
Кующие копье для Куликова поля,
И я тебя уже не вижу.
Остановился,
Смотрю на исчезающие стены взгляда города,
Его фонарь
На каменноостровском медленном огне
И шкуру затихающего зверя,
За каменным забором шкуру ночи
В глазах большого человека с красным ухом,
Кричащим в ухо
Шепотом ароматным, как реки в крови
И реки камня во взгляде.




12


Темно.
Военные идут в дорогу
И тризну празднуют в стране, фуражки сняв.
Слова их, будто пламя, обнимают пепел.
Его не знаю, кто он?
Они скончались на полях победы, прежние враги,
Подставив темный лоб железным кулакам Европы,
И темною ордой вошли в Европу
И в Азию застенчивой ордой.
"Кто он? Я его не знаю", - думает старик,
  	на голубей в саду смотря глазами серыми, как пепел,
Но где еще горят глаза другие,
Глаза войны и крови смутный взгляд.
В оркестре мало крови,
И серый лоб зимы не слушает его.
"И я не пьян, - так скажет мне старик, - и я его не знаю".
И отойдет походкой, приводящей мир в порядок,
Согнувшийся, с медалями на пиджаке, звяк-звяк.
Я только улыбнусь на это и пойду
Ходить и думать, пья вино,
Про постаревшего этого брата.
А зимой,
Когда жена уходит на работу,
И ходят черные под окнами вороны,
Где-то там стучит топор веселого плотника, слышу,
И сидят на льду рыбари,
Я выйду на мороз за углом
И, ахнув, вспомню на чужих берегах
Весь шум людей, гон сабель, крики пушек,
Как будто солнце кто остановил и смотрит,
Как, освещенные, идет стройно,
С одним лицом у всех идем,
Куда, бог ведает, и знают все, куда.
И плотник поднимает доску,
Похожую на солнце, он несет ее по снегу,
Холодный воздух легкие свежит нам.